Концерт Соне понравился. Даже очень.

– Ну, Лопатин, – сказала она, когда они, наконец, выкатились из толчеи гардероба на улицу, – никогда бы не подумала, что в Филармонии может быть так интересно.

– Ты раньше никогда не бывала в Филармонии? – удивился Лопатин.

– Разумеется, бывала! – фыркнула Соня. – Меня бабушка в детстве туда таскала. Ску-ко-та! Пойдем, быстрее, пока у меня ноги в этих сапогах не отвалились, – Соня подхватила Лопатина под руку, от чего он практически сомлел, и потащила в сторону Невского.

– Мы куда? – поинтересовался Лопатин.

– Тут недалеко, увидишь.

Соня притащила его в один из модных ночных клубов, в которые они с Валеркой не ходили, и которые регулярно посещали их однокурсники. Лопатину не нравилось в этих клубах. Ему казалось, что обстановка там откровенно нездоровая. Его тошнило от табачного дыма и музыки, которую он считал дебильной. Кроме того в темных углах таких заведений, на взгляд Лопатина, творилось и вовсе всякое непотребство. Того и гляди, какой-нибудь вампир выскочит на тебя из темноты и высосет всю кровь. Лопатина раздражали явно обдолбанные девицы и парни с лихорадочным румянцем и блестящими стеклянными глазами. Однако Соня в таком заведении чувствовала себя, как рыба в воде. Она заказала им с Лопатиным какие-то подозрительные коктейли и кинулась на танцпол. Надо сказать, что смотрелась она там просто зашибись, и Лопатину пришлось последовать за ней, чтобы отшить толпу молодчиков, кинувшихся к Соне, как пчёлы на мёд. Потом они пили эти мерзкие, на взгляд Лопатина, коктейли, потом опять скакали по танцполу, потом опять пили, потом танцевали, короче, жгли по полной. Музыка уже не казалась Лопатину дебильной, а коктейли мерзкими. В голове шумело, а Соня становилась всё краше и краше. Однако, когда она предложила Лопатину затянуться подозрительной цигаркой, он спохватился и слегка пришел в себя. Схватив Соню в охапку, он потащил её в гардероб, где с трудом надел на нее шубу. Соня хихикала и не попадала руками в рукава. Наконец, он вывел её на улицу. Соня глотнула свежего воздуха, и взгляд её прояснился.

– Лёшечка, – проворковала Соня, прижимаясь к нему, – а давай до моего дома пешком прогуляемся?

Лопатин отметил про себя этого «Лёшечку» прикинул расстояние и согласился. Прогулка на свежем воздухе должна подействовать на Соню отрезвляюще. Она, конечно, чего-то там говорила про ноги, которые могут отвалиться в сапогах на шпильке. Правда, скакать егозой по танцполу эти сапоги Соне явно не мешали.

Они шли по странно заполненному народом ночному Невскому, Соня крепко держала Лопатина под руку и прижималась к нему. Лопатин чувствовал себя практически счастливым. Однако на подходах к дому Шнейдеров ноги Соне откровенно изменили, они стали буквально подкашиваться, и Соня уже практически повисла на Лопатине. Ему пришлось даже в какой-то момент перекинуть её через плечо и нести таким образом к парадной. Там он её поставил и собрался уже, было, нажимать на звонок, как Соня обняла его за шею и нежно поцеловала. Лопатин, можно сказать, от этого просто офигел и впился губами в Соню. Целовались они довольно долго и в тот момент, когда поцелуям уже надлежало бы смениться чем-то более существенным, когда Лопатин почувствовал, что вот-вот разорвется на части, он решительно нажал на кнопку интеркома. Дверь моментально открылась.

– До завтра, – прошептал Лопатин, отстраняясь от Сони. Соня тяжко вздохнула, практически застонала, чмокнула Лопатина в щёку и исчезла за дверью. Лопатин подошел к газону, нашел сравнительно чистого снега, натер им лицо и побрел в сторону своего дома. Идти предстояло довольно долго.

Назавтра Соня, конечно же, на лекции не пришла. Наверняка отсыпалась. Лопатин, который сам утром проснулся от дикой головной боли, не стал ей звонить, чтобы не разбудить. Уж пусть лучше отоспится. Глядя на болящего Лопатина, Валерка издевался над ним и интересовался, какой такой гадости Лопатин насосался накануне. Лопатин вспомнил коктейли, которые они пили с Соней, и его затошнило. До унитаза, однако, он добежал вовремя, и там его уже вывернуло наизнанку. После этого Лопатину откровенно полегчало, а уж когда Валерка дал ему выпить капустного рассола, он и вовсе пришел в себя.

– Дожили до финского праздника «Похмеляйнен», – веселился Валерка. – Между прочим, первая стадия алкоголизма.

– Никакая это не стадия, а говно, которое мажорам в коктейли мешают, – при воспоминании о вчерашнем Лопатина аж передернуло.

– Это в Филармонии в антракте эту гадость подают? – Поинтересовался Валерка, который накануне с интересом наблюдал сборы Лопатина в Филармонию.

– Иди ты! После Филармонии меня Соня в клуб затащила. Ей там больше нравится.

– Логично. Филармония для души, а клуб для всего остального.

– Издевательство это над организмом, а никакое не остальное.

– А кто сказал, что будет легко? Это тебе не Еву с яблоком охмурять по музеям и консерваториям.

– Ага! Тебя послушать, так эта Ева прямо ангел какой-то. Может она тоже самокрутки курит.

– Тоже? – Валерка хмыкнул. – Ну, ты попал.

– Я не затягивался.

– Хороший мальчик.

И вот хороший мальчик Лопатин после лечебного воздействия капустного рассола, сидел на лекциях, представляя, как тяжело приходится Соне. Вряд ли ей кто-нибудь нальёт этого самого капустного рассола. Уж помощница мамаши Шнейдер в строгом костюме уж точно лечить Сонино похмелье не станет.

Ближе к вечеру он заволновался и собрался уже звонить своей собутыльнице, как Соня объявилась сама.

– Ты как? – первым делом поинтересовался Лопатин.

– Ничего, – тусклым голосом сообщила Соня. – Уже жить можно. Даже есть захотела.

– Не ругали тебя? – выразил беспокойство Лопатин.

– За что?

– Ну, пришла поздно, да еще и пьянющая в стельку.

– Да моих не было. Они в Москву летали. Сегодня недавно только вернулись.

Лопатин застонал. Как же он вчера лопухнулся. Родаков-то дома не было! Можно же было к Соне подняться, ну и всё такое…А он, как благородный дон, лицо себе снегом чуть не стёр. Хотя в том состоянии, в котором они с Соней находились вчера, любовник из него получился бы еще тот. Не хватало только проблеваться в Сонином кристально чистом сортире.

– Им охранник на входе интересное кино показал, – продолжала тем временем Соня таким же тусклым голосом. У Лопатина внутри все сжалось и замерло. – Завтра суббота, – констатировала Соня известный факт, – и тебя приглашают к нам на ужин к пяти часам, можешь костюм не надевать. Форма одежды свободная. Казуал называется.

– Бить будут? – спросил Лопатин.

Соня слабо хихикнула.

– Ты смотри там, дыши в сторону, а то обоих побьют, – на всякий случай посоветовал ей Лопатин.

– Не учи ученого, – Соня дала отбой, а Лопатин задумался. От завтрашнего визита в Сонин дом зависело многое. Да чего там! Всё зависело от этого визита. Как бы не обосраться перед Семеном Семеновичем Шнейдером миллионером, важным человеком, практически в некотором роде даже царем!

* * *

Так получилось, что к защите диплома Алёна была уже на третьем месяце беременности. Когда Лариса об этом узнала, то неистовствовала на всю катушку, и, наверное, как всегда была права:

– Лёлек! Ты дура отмороженная? Что это значит, так уж вышло! – Лариса вращала глазами и подпрыгивала на месте. – Тургеневская барышня, ядрена кочерыжка! В век интернета и высоких технологий! Когда кругом свирепствует Спид!

– Ну, не могла же я сказать Димону, чтоб он презерватив надел, – Алёна пожала плечами.

– Почему?! – Лариса покрутила пальцем у виска.

– Неудобно как-то.

– Неудобно ей! – Лариса всплеснула руками. – А помереть от Спида в расцвете лет было бы удобно?

– Ну, что ты всё заладила про этот Спид! – возмутилась Алёна. – Нету у нас с Димоном никакого Спида.

– Слава богу! Зато дитё теперь будет. В двадцать один год. Уму непостижимо! Или ты всё-таки аборт сделаешь?

– Ты что?! Будем рожать. Димон уже и маме сказал.

– Ну, раз маме уже сказал, – Лариса тяжело вздохнула. – Значит намерения у него серьезные. И что мама? Разрешила сыночку жениться?

Алёна пожала плечами. Ей было в принципе всё равно, женится на ней Димон, или нет. Она решила рожать этого ребенка в любом случае. Ребенок-то чем виноват?

– Ну, хорошо, – Лариса перестала бегать, наконец, по комнате и устало плюхнулась на стул. – А твои-то что говорят?

– Мои говорят – прокормим! – Алёна улыбнулась.

– Ты хоть его любишь?

– Кого?

– Кого, кого? Димона своего.

Алёна пожала плечами. Лариса фыркнула и опять забегала из угла в угол.

– Не злись ты так! Откуда я знаю, что такое любовь? Вот ты знаешь?

– Я не злюсь, – Лариса подошла к подруге и чмокнула её в лоб, – я переживаю за тебя. Нельзя же быть такой инфантильной. А если б родители сказали «Нет»? Почему они должны твои проблемы решать? Какое ты имеешь право на родителей еще и ребенка взваливать? Они же только что закончили твою учебу оплачивать, или ты думаешь, им деньги девать некуда?

Об этом Алёна как-то не подумала, и ей стало стыдно. Надо сказать, что последний год она вообще мало о чем думала. Плыла как-то по инерции. Училась по инерции, с Димоном встречалась по инерции, хотя не особо-то и хотела. В целом ей почему-то было всё это нестерпимо скучно. Вот только когда она поняла, что беременна и ей подтвердил это доктор, в Алене вдруг проснулся интерес к жизни. Поэтому она и решила ни в коем случае не избавляться от ребенка. Не то, чтобы она видела в аборте что-то преступное, просто боялась, что ей опять станет так же катастрофически скучно.

Мама дала Димону согласие на брак с Алёной, и он сразу же прибежал к ней с этим радостным сообщением.

– «Интересно, у мамы спросил, а у меня нет!» – отстраненно подумала Алёна. – «А вдруг я не хочу за него замуж?»

Она прислушалась к своим ощущениям и точно поняла, что действительно, замуж за Димона она не хочет, но тут же вспомнила справедливые слова Ларисы про перекладывание проблем на плечи родителей, и загнала свои ощущения куда подальше. Решила, что со временем с этим разберется. Димон ведь уже защитил диплом и приступил к реализации своих громадных карьерных планов, работая в конструкторском бюро на Адмиралтейских верфях. Сейчас Алёне главное тоже успешно защитить диплом, родить ребеночка, подрастить его слегка и найти хорошую работу. А там посмотрим, с Димоном ли, без него ли, но как-нибудь она выкрутится. Такой вот расчёт сложился вдруг в голове Алёны.