— Ты сказала, что идею тебе подкинули какие-то ребятишки.

— Это были твои дети, Гарри.

— Мои? — Ее признание было подобно разряду грома. — Я думал, что из нас двоих только я сумасшедший.

— Это были твои дети. Я явственно видела их. Мальчик и девочка. У них были твои глаза.

Гарри схватил ее за плечи, взгляд его зажегся ярким огнем.

— Ты хочешь сказать, что тебе было видение?

Молли робко улыбнулась.

— Ну, может, это была лишь игра воображения.

— Игра воображения, — безучастно повторил он.

— Да, воображение у меня богатое. Это наследственное. Так же, как и любознательность.

— Молли.

Кончиком пальца она коснулась его губ.

— Я думаю, тебе пора подумать о собственных детях. Из тебя получится замечательный отец. У тебя просто призвание к этому.

Он раскрыл было рот. Но слова не шли. Он снова сомкнул губы. Потом обнял ее одной рукой, склонил голову и поцеловал жадно, словно изголодавшись, так что Молли даже обмякла в его объятиях. Голова ее легла к нему на плечо.

Ее опалило внезапно вспыхнувшим огнем желания. Молли почувствовала себя слабой и беспомощной, стало трудно дышать. Она замерла в сладостном ожидании.

Поцелуи Гарри напомнили ей о первом ночи их близости. Она затрепетала, как цветок, подхваченный ураганом. Гарри застонал. Она почувствовала, как сомкнулись его руки, поддерживавшие ее за талию. Залитая лунным светом комната поплыла у нее перед глазами. Молли была в смятении.

Еще мгновение — и она уже распласталась на широкой кровати. Ноги ее были широко расставлены, ночная сорочка болталась где-то на уровне талии, Гарри расположился сверху.

Молли одинаково отчетливо ощущала и собственную слабость, и сладкую тяжесть его тела. Гарри был полон желания. Она чувствовала, как давит на ее мягкое бедро его возбужденная плоть.

Он на мгновение оторвался от ее губ и перенес свои поцелуи на ее шею, и только тогда Молли удалось глотнуть воздуха. Она отчаянно пыталась обрести ощущение реальности, но порыв бешеной страсти словно уносил ее в иное измерение. Разобраться в своих чувствах она уже не могла. Казалось, будто ею управляет неведомая сверхъестественная сила.

Внезапно она осознала, что ее снедает глубокий, алчный голод. Ощущение ей было незнакомо. Молли казалось, что желание, так долго томившееся в ней, вот-вот разорвет ее плоть. Это был не просто сексуальный порыв, в нем крылось нечто большее, чему она пока не могла подыскать определения.

Руки Гарри блуждали по ее телу. Зубы сомкнулись вокруг соска. Его настойчивость была сокрушительна.

«Это даже не похоже на секс, — в полузабытье подумала Молли. — Это что-то другое. Больше, чем секс».

А между тем страсть уже достигла опасного предела. Молли чувствовала, что ее вот-вот затянет в водоворот неукротимого голода.

Его голода. Гарри.

Ее ошеломила внезапная догадка. Она поняла все: все, что она сейчас испытывает, исходит от Гарри. Эмоции, раздирающие ее, алчное желание, невыносимое одиночество, отчаяние — все исходило от него.

И странным образом резонировало в ее душе и плоти.

Молли всецело отдалась во власть инстинкта. Она прильнула к нему, чувствуя, что только она может утолить его голод, а он, и только он удовлетворит ее безмерное желание.

— Я здесь.

— Нет. — Гарри резко приподнялся, словно намереваясь разорвать цепь, на мгновение сковавшую их. Он устремил на нее взгляд, в котором отразилась мука. — Черт возьми, я этого не хотел. Клянусь, больше этого не повторится.

И Молли вдруг поняла, что страх который испытала она столкнувшись с неведомыми ощущениями, был не сравним со страхом, обуявшим Гарри.

— Все хорошо, — прошептала она. — Ты не один.

Она вонзила кончики пальцев в его влажные от пота мощные плечи и вновь притянула его к себе. Устроив его меж своих бедер она принялась целовать его строгое аскетическое лицо — горячо, страстно, неистово. Дрожь пробежала по его телу.

— Молли. — И он накрыл поцелуем ее рот. Она полностью растворилась в нем, уступив его настойчивому желанию. Она догадалась, что Гарри пытается совладать с жестоким сексуальным голодом, который он испытывал вот уже много лет. Это противостояние все время требовало от него величайшего напряжения сил и разума. И вот сегодня так тщательно возводимые им барьеры рухнули. Так же, как и в первую ночь их близости, мелькнуло в голове у Молли. Теперь она понимала, почему ей так запомнилась и была дорога именно та несравненная ночь.

— Вместе, — прошептала она. — Мы сделаем это вместе. — Она чуть приподнялась и обвила его ногами.

— Молли Боже, Молли. — Гарри приник к ее влажному телу и с глубоким вздохом, содрогаясь, вошел в нее.

Она приняла его восторженно и благодарно. Его сильные, глубокие рывки наполняли ее блаженством. Гарри чувствовал ее тело, понимал его, знал, что ему нужно. Они словно были настроены на одну волну, и потому мелодия их любви лилась плавно и нежно.

Оргазм наступил настолько внезапно, что Молли даже не успела вскрикнуть. Она просто отдалась во власть этому божественному мгновению.

Она смутно расслышала хриплый стон Гарри, когда и он присоединился к ее блаженству.

Он тяжело рухнул на нее. Тело его источало удовлетворение. И не только физическое.

Молли почувствовала его полное насыщение, поскольку оно просочилось и в нее.

Полнота ощущении.

Завершенность.

Все о чем можно мечтать.


Состояние скуки, изредка прерываемое всплесками дикого ужаса.

Слова эти настойчиво стучались в его сознание, пока наконец не разбудили. Гарри нехотя открыл глаза. Поборник правды, сейчас он бы душу продал дьяволу, лишь бы обмануться в своих мрачных предположениях.

Итак, самый худший из его ночных кошмаров оказался правдой. Молли проникла в темные лабиринты его души. Она увидела все. Стояла рядом, держала его за руку и вместе с ним заглядывала в пропасть.

В памяти всплыли слова Оливии.

«А потом и секс стал… как бы это сказать… странным, что ли, Гарри».

Но Оливия даже близко не подступала к краю бездны, в которой таилась настоящая правда. Ей довелось столкнуться лишь с намеком на реальность, в то время как Молли познала ее. Оливию перепугала и навсегда оттолкнула бледная тень мрачного призрака.

Гарри подумал о том, что сегодня ночью Молли узнала его настоящего. Отчаяние охватило его. Он понял, что все потерял.

Молли слегка вздрогнула. Гарри повернул голову и посмотрел на ее залитое лунным светом лицо. Очень скоро они расстанутся. И тогда он в полной мере ощутит тяжесть утраты. А винить будет некого кроме себя самого.

Молли полусонная сладко улыбнулась.

— Ну как, ты подумал о детях'?

У Гарри возникло ощущение будто наступил конец света. Его хваленые рефлексы оказались никуда не годными. Он был ошарашен оглушен и лишь безмолвно смотрел на нее, едва смея надеяться. Не сразу обрел он дар речи.

— О детях? — вымолвил он наконец.

— Я думаю, тебе все-таки следует всерьез подумать о том, чтобы обзавестись детьми.

— Детьми.

— Да. Вместе со мной.

— С тобой?

Она выжидательно смотрела на него.

— Пожалуй, не стоит затягивать с этим. Моложе мы уже не станем.

— Дети. Наши дети, — растерянно повторял он, явно не в состоянии сосредоточиться.

Она нежно коснулась пальцами его щеки. Глаза ее сияли.

— Я знаю, что не вполне соответствую твоим представлениям об идеальной жене. Я очень хорошо помню тот список.

Во рту у него пересохло. Он с трудом проглотил слюну.

— Какой список?

— Список наших разногласий. Я говорю томат, ты говоришь помидор.

Он покачал головой.

— Томаты и помидоры — это твое изобретение.

— В самом деле? А, да, припоминаю. Ты говорил о разногласиях другого рода. Кажется, что-то связанное с темпераментами. И еще ты сетовал на то, что у нас нет общих интересов, разве что совместное рассмотрение проектов. Ты еще сравнивал нас с двумя кораблями в ночи.

— Нет. — Гарри приподнялся на локте и склонился над ней. Положил руку на ее обнаженное бедро, с наслаждением ощутив атласную кожу. — Я ничего не говорил о кораблях в ночи. Я бы помнил.

Она протянула руку и накрутила на палец его локон.

— Ну, может, речь шла о том, что у меня нет диплома доктора философии, который можно было бы пристроить на стенку рядом с твоим.

— Нет. Я и о докторе философии ничего не говорил.

— Ты уверен?

— Уверен.

— Абсолютно, безоговорочно?

— Да, — пробормотал Гарри. — Абсолютно, безоговорочно. Молли, мы ушли в сторону, а ведь ты что-то говорила о детях.

— Это был тонкий намек.

Он набрал в легкие побольше воздуха.

— Ты просишь меня сделать тебе предложение? Я правильно понял?

— Вот чем мне нравятся образованные мужчины. Достаточно долго размышляя над очевидным, они в конце концов улавливают суть. — Молли улыбнулась. — Так ты возьмешь меня в жены Гарри?

Он с трудом подыскивал слова.

— Как насчет…

— Насчет чего?

Он стиснул зубы.

— Как насчет состояния скуки, изредка прерываемого всплесками дикого ужаса?

— Ах ты вот о чем. Мне пока это состояние не знакомо.

— А как насчет остального? — выдавил он из себя. — Молли, клянусь Богом, я не понимаю, что произошло в момент нашей последней близости. И не хочу понимать. Я знаю лишь одно: иногда, стоит мне потерять самообладание, как я становлюсь невыносимым, что ли.

— Хочешь знать, что я думаю? По-моему, тут замешано тревельяновское ясновидение.

В отчаянии он закрыл глаза.

— С тобой нельзя говорить серьезно.

— Гарри, человек с интеллектом должен быть открыт для любых эмоции. Кажется, один признанный авторитет в области истории науки когда-то писал что существует опасная иллюзия будто всегда можно отличить возможное от невозможного.

— Это я написал.

— Ну, я так и сказала: признанный авторитет. Помнится, я с тобой согласилась. Я — потомок изобретателей, людей творческих, которые достигли успеха, потому что отвергали всякие условности и для них не существовало невозможного. Думаю, нет ничего страшного в том, что ты, возможно обладаешь неким шестым чувством.