Так вот, значит, как Алекс вел себя с ней. Он вовлекал ее в каждый свой шаг. Квартира, выплаты — все делалось от имени их двоих. Он объяснял ей все формальности и процедуры, делился с ней своими тревогами, обсуждал каждое решение, всегда выслушивал ее мнение. Ради этого Наоми согласна была жить без ковров, среди белых стен, со старой мебелью. И не просто жить, а с радостью. Эту квартиру не будут обставлять высокооплачиваемые дизайнеры, как раньше, не спрашивая о ее вкусах и предпочтениях. И в эту кухню она будет входить хозяйкой, а не так, будто вторглась во владения другой женщины.

— Всю мою жизнь, — сказала Наоми, и эхо придало ее словам особую основательность, особое значение. — Всю мою жизнь от меня откупались. Моя мать и дядя Хью платили огромные деньги, чтобы сбыть меня с рук. Уроки верховой езды. Балет и чечетка. Ораторское искусство. Модельная школа. И знаешь, что я стала делать? Наверное, потому что не знала ничего другого. Я стала искать мужчин, которые относились бы ко мне точно так же. Они платили за мои визиты к косметологам и парикмахерам, за мою одежду, давали мне крышу над головой. Им нравилось, чтобы их видели вместе со мной. Но они никогда не делили со мной свою жизнь. Вот почему все мои так называемые романы так быстро заканчивались.

— Понимаю, — согласилась Элли, впечатленная и убежденная этим анализом. Никогда она не подозревала в Наоми такой проницательности.

— А вот с Алексом, — продолжила Наоми, обхватив себя руками и обращаясь к стене над камином, — мы делимся. И заботимся друг о друге.

Однако для Элли это было уж слишком банально:

— Ну все, хватит этих сердечек и цветочков. Проводи-ка меня в туалет, — скомандовала она. — Так ссать хочется, мочи нет.

Ванная комната оказалась каморкой без окна — архитектору, очевидно, пришлось выкраивать ее за счет соседних помещений. Как только Элли вошла внутрь и включила свет, автоматически загудел вентилятор. На полочке над раковиной теснились лосьоны, кремы и гели Наоми, с краю пристроились пенка для бритья и расческа Алекса. В этом крохотном помещении было что-то такое интимное, что даже Элли почувствовала себя неловко. Поэтому перед выходом из ванной она не стала открывать баночки и бутылочки, чтобы понюхать и потрогать их содержимое, а только глянула на себя в зеркало.

Наоми тем временем вынесла в сад бокалы, открывалку, расстелила на травке полотенце и опустилась рядом на колени. Даже когда она сидела так, откинувшись на пятки, ее бедра не расплывались.

— Красивые, правда? — спросила она у Элли, держа один из бокалов на расстоянии вытянутой руки и вращая его так, чтобы он заиграл в лучах солнца. — Всего семьдесят пять пенсов за штуку. Видишь, я уже научилась экономить.

— Ты когда-нибудь обращала внимание… — начала говорить Элли, обследуя границы садика, где росло несколько жалких кустиков. Ее заинтересовал покосившийся забор, и из любопытства она попробовала покачать его, потом закончила свой вопрос: — Ты когда-нибудь обращала внимание на то, какие у Джеральдин маленькие стопы?

— У Джеральдин? Маленькие стопы? Да нет.

— Они у нее такие маленькие, что непонятно, как они вообще держат ее. При сильном ветре она, пожалуй, упадет. Я ненавижу маленькие ноги, а ты? На мой взгляд, идеальны длинные, узкие стопы. Вроде твоих или моих.

Как ни странно, Наоми, помешавшаяся на физическом совершенстве, об этом конкретном аспекте никогда не задумывалась.

— Разве размер ног не пропорционален росту человека? — вслух задумалась она. — Ох, мне не справиться с этим. Может, ты попробуешь?

— Давай сюда, слабачка.

Наоми послушно передала бутылку Элли, и та зажала ее между коленями и умело вынула пробку.

— Вуаля. Держи. Да, возвращаясь к Джеральдин… — Она уселась рядом с Наоми. — Именно это я и хотела сказать. То, что ее ноги непропорционально малы.

— Ну, раз ты так считаешь…

— А может, это из-за того, что она такая толстая. Может, они просто кажутся маленькими по сравнению с ней самой. — Элли расстегнула пуговицу на юбке и ослабила пояс. — Уф, так-то лучше. Эта юбка чуть не разрезала меня пополам. Давай, наливай же, подружка.

— Хорошо бы привести сад в порядок, как ты думаешь? — поинтересовалась Наоми, разливая вино.

— Не помешало бы. Кейт могла бы этим заняться. Хотя что это я, вряд ли она вообще когда-нибудь появится здесь.

— Как бы я хотела, чтобы она все же пришла. В основном ради Алекса. Мне кажется, что с ее стороны в высшей степени несправедливо вести себя так. И она такое обо мне говорила, ты не поверишь.

— Эй, эй, эй, нельзя винить ее в этом. Я бы говорила то же самое, если бы ты поступила со мной так же, как с ней. С друзьями вроде тебя, Наоми Маркхем, вполне можно обойтись без врагов.

— Иногда мне кажется, что я никогда не прощу ее.

— Ты не простишь ее? — В шоке от услышанного Элли поперхнулась; она хрюкнула, попыталась сглотнуть вино, но оно уже проникло ей в нос и потекло из ноздрей.

— Но потом я начинаю надеяться, что мы сможем уговорить ее прийти к нам, и она увидит, что у нас все получается… Может, стоит пригласить ее на обед или на ужин, а, как ты считаешь? Я должна учиться готовить, Элейн. Готовить как следует. Алексу надо хорошо питаться.

— Я не вижу в этом необходимости, честно тебе скажу. Ведь можно покупать полуфабрикаты. Мороженные или охлажденные. Сейчас их такое разнообразие — выбирай что хочешь.

— Не хочу показаться неблагодарной, — продолжила свою мысль Наоми, — но Кейт готовит отвратительно.

— Да уж, нашей Кейт далеко до Фанни Крэдок, — согласилась Элли. — О, Наоми, только не говори мне, что ты не помнишь Фанни и Джонни[41].

Но Наоми откинулась на спину, прикрыла лицо рукой и подтвердила, что эти имена совершенно ни о чем ей не говорят.

— Поверить не могу, — недоверчиво покачала головой Элли. Затем она склонилась над полотенцем и не менее получаса посвятила реминисценциям. Она упомянула скифл[42], и альбом Нико «Девушка из Челси», лифчики от «Мейденформа»[43]; она вспомнила те давние деньки, когда члены Общества анонимных алкоголиков при встрече салютовали друг другу и когда истинными королями дорог были водители грузовиков.

Однако если Элли ставила себе целью напомнить Наоми, как долго та уже ходит по земле (а может, и заставить ее признать, что рубеж середины жизни уже пройден), то она напрасно старалась.

— Хватит повторять историю древних времен, — вот и все, что сказала Наоми. Она села, подтянув к себе колени и положив на них подбородок. — Лично я люблю жить сегодняшним днем.

— Просто жить другим днем тебе не хватает воображения.

— Это неправда. Неправда, — нахохлилась Наоми. Потом она спросила: — Так как ты думаешь, что будет с Кейт?

— О, Кейт постепенно совсем выживет из ума. Она наверняка скоро превратится в нелепую затворницу и заведет целую кучу кошек. Я говорила ей, что надо почаще выходить из дома, надо попытаться встретить мужчину, пока еще не слишком поздно, но она и слышать ничего не хочет. Она станет совсем как ее мать, а та, как ты помнишь, была совершенно ненормальной.

— Да нет, мне она казалась очень даже приятной. — Наоми напряглась, пытаясь извлечь из памяти доброе, обеспокоенное лицо Пэм.

— Ну, мы все хорошо знаем, что на твою память полагаться не стоит. Вернее, не на саму память, а на твою способность извлекать из нее информацию, потому что я уверена, что все это где-то там хранится, иначе и быть не может. Нет, боюсь, что Кейт чокнется, как и Пэм. У нее уже появились первые признаки. Как раз сегодня Джеральдин говорила мне — Кейт сегодня утром была у нее, — что ведет она себя очень странно. То смеется как гиена, то вдруг нахмурится тучей. Нестабильна, очень нестабильна.

— Мы в этом не виноваты. Я и Алекс. По крайней мере, не мы одни.

— Боже праведный, разумеется, нет. Она всегда была склонна к истерии. Только между нами, Наоми, проблема Кейт в том, что…

— Замолчи, — резко оборвала подругу Наоми.

Элли уже собиралась возмутиться — никто, никто не смел так разговаривать с Элейн Шарп! — но тут она заметила, что Наоми смотрит не на нее, а куда-то в сторону. Проследив за направлением ее взгляда, Элли увидела Алекса Гарви. Он стоял в проеме двери и смотрел прямо на них.

— Алекс. Ты сегодня рано. — Очаровательным жестом Наоми протянула к нему руки, как ребенок, который хочет, чтобы его подняли. — Как замечательно. Иди же, посиди с нами. А у нас Элли, как видишь. И она принесла нам чудесный подарок на новоселье.

— Элли, — кивнул, здороваясь, Алекс — небрежно, но не враждебно.

Элли удивилась, увидев, что он почти не изменился. Ей представлялось, что присутствие Наоми в его жизни повлияет на него, и, скорее всего, не лучшим образом. Но улыбка была все такой же: терпеливой, понимающей. И недели активного секса не превратили его в тень. Можно сказать, что он выглядел еще лучше, чем раньше: загорелый, мускулистый, спокойный.

— Я решила заглянуть, — сообщила она ему с важностью, — чтобы посмотреть, что за квартирку вы себе купили.

— Ну и как, одобряешь?

— Пока сойдет.

В один миг Алекс очутился возле Наоми и заключил ее в объятия.

— Да, не обращайте на меня внимания, — раздраженно пробормотала Элли. Чуть ли не в первый раз в жизни она почувствовала смущение (самую капельку) и не вполне понимала, как себя вести.

— Что ты, как можно. — Алекс по-приятельски уселся между женщинами и отхлебнул вина из бокала Элли.

— Угадай, — настаивала Наоми. — Ну же, Алекс, угадай, что подарила Элли.

— Даже не представляю.

— Кирпич для курицы, — сообщила она ему важно, со знанием дела. — Ты знаешь, что это такое, а, Алекс? Это кирпич, чтобы жарить курицу. Надо просто положить в него курицу и поставить в духовку. И готовить один час. На цифре «шесть».