Наоми пересекла комнату, чтобы поздороваться с Алексом, еще одетым в черный велосипедный костюм из лайкры (обтягивающий почти до неприличия), и положила ладонь ему на затылок.

— О. А я думала, что…

Алекс целовался с уверенностью, которую она до сих пор ни в ком не встречала. Он ошеломлял ее, когда накрывал ее рот своим и буквально впивался в нее. И, наверное, к лучшему, что у Наоми не было ни возможности, ни дыхания, чтобы поделиться с Алексом своими планами провести вечер в более дорогом заведении.

А теперь ее чистые, блестящие волосы пропахли запахами индийской кухни (уже ночью, зарываясь лицом в подушку, она будет улавливать запахи чили, тмина, кардамона и, сбитая с толку, будет видеть странные, заграничные сны). Пары, поднимающиеся от шипящих блюд, проплывали мимо нее, оседая на шелковую тунику и впитываясь в ткань. Наоми чувствовала себя бесконечно глупо и излишне разряженно. Хуже того, у нее складывалось ощущение, что ее саму коптят и что она выйдет отсюда цвета одного из этих цыплят, что то и дело проносили мимо ее уха.

Но вот Алекс проговорил:

— Ты сейчас выглядишь красивее, чем когда-либо. — И вполне вероятно, что так оно и было.

Со слегка озадаченным видом она отложила меню, и Алекс взял ее за запястье, развернул ладонь кверху и, нахмурив лоб, стал всматриваться в хитросплетение линий, будто пытаясь прочитать по ним ее судьбу.

«Я пропал, — осознал он благоговея, когда Наоми подняла на него свои сияющие глаза. — Я полностью в ее власти».

Наоми верно определила, что он обнаружил в себе неведомую ранее смелость и решительность. И только благодаря ей смог он выбраться из западни. Если бы не Наоми, он так бы и сидел дома с милой, верной Кейт, так бы и высматривал свою Наоми, выжидая, когда же начнется настоящая жизнь.

От ощущения того, что жизнь его наконец началась, да еще с таким шумом, у Алекса кружилась голова. Он сам себе напоминал человека, который вспрыгнул на подножку набирающего скорость вагона и, прислушиваясь к пронзительному гудку локомотива, задался вопросом, куда же идет этот поезд.

К радостному возбуждению примешивались страшнейшие угрызения совести. Алексу мучительно было вспоминать смятение, в котором они двое покинули Лакспер-роуд, то, как они запихивали в такси все, что смогли унести в руках. (Треск вешалок, скрежетание чемоданов по гравию до сих пор звучали в его ушах.) Одно дело — убежать из дома куда-то в ночь под воздействием гнева, и совсем другое — сохранять позу оскорбленной праведности.

Алекс отлично представлял, как его мать, бесконечно тоскуя, будет бродить по дому. Когда она будет проходить мимо его комнаты, зеркало шкафа покажет ей — криво и злобно — разгром, оставленный там после их с Наоми отъезда: ящики комода выдвинуты, кровать не заправлена. Он испытывал к матери огромную нежность, и сердце его болело за нее.

Однако с Кейт все будет в порядке. Она привыкнет. Ему нужно только верить в это и в свою честность. Время докажет Кейт, что его любовь к Наоми Маркхем истинна и постоянна. Время сделает все возможным. И время в конце концов воссоединит их.

— Может… — отважился произнести Алекс приглушенным, уважительным, ресторанным голосом, которому он научился у Кейт (ни одно слово их разговора, пусть самого незначительного, не должно было достичь ушей сидящих за соседними столиками людей).

— Что? — Наоми улыбнулась этому знаку интимности.

— Может, возьмем пару лепешек?

Алекс сделал знак официанту, и Наоми засмеялась от внезапного ощущения легкости и свободы. Здесь было куда веселее, чем среди воображал в скучном «Куаглино».

— Все, что хочешь, — ответила она. — Давай ты сделаешь заказ, хорошо? Потому что я не большой знаток индийской кухни.

— Пиво? Нет, вино. Будешь вино? Мне кажется, нам есть что отпраздновать. Все складывается так хорошо. Тебе позвонил твой агент. А про нашу будущую квартиру мне сообщили, что мое предложение устраивает продавца. Они хотят провести сделку как можно скорее. И скоро мы переедем на Чаффорд-роуд.

— Отлично.

— Ты не рада? — Алекс заподозрил, что Наоми не до конца разделяет его чувства.

— Рада. Очень рада. Правда, Алекс, я в восторге.

— Это будет наш с тобой дом.

— Разумеется.

Из настоящего дворца в зеленом Сент-Джонсвудсе — в одноквартирный домик в Тутинге, а оттуда — в длинную и узкую квартиру на Чаффорд-роуд. Как тут не радоваться?

Алекс мрачно посмотрел на нее:

— Наоми, ты обещала, что наша нищета не будет тебя беспокоить.

— Меня это не беспокоит. Ну, может, только слегка. — Она взяла вилку и стала водить ею по скатерти. — Прости меня, малыш. Я хочу быть с тобой, хочу создать для тебя дом.

Разве этим она должна была заниматься? Создавать дом? В тот момент ни одному из них это не показалось подходящим времяпровождением для Наоми. Хотя ей придется найти себе какое-то занятие. Но что она могла делать?

Испытывая неловкость за столь вероломные мысли, Алекс все же попытался прикинуть, каковы были возможности Наоми. Их было удручающе мало. Насколько он мог судить, ее положение было не хуже и не лучше, чем положение среднестатистической избалованной девушки, которая в ожидании замужества или получения наследства вынуждена где-нибудь работать. Как эти девушки, имея в своем активе лишь симпатичную мордашку и умение общаться, умудрялись зарабатывать на жизнь?

Некоторые из них работали нянями, но эта работа была определенно не для Наоми Маркхем. Или они сидели в художественных галереях, принимали деньги от покупателей, наклеивали на картины яркие стакеры, чтобы показать, что они проданы. Или они со скучающим видом стояли за прилавком модных бутиков и магазинов итальянской мебели. Или они называли себя дизайнерами интерьеров. Честно говоря, Алекс не мог представить Наоми ни в одной их этих ролей.

Наоми же не строила никаких планов на то, что оставалось от лета, кроме того, чтобы выходить на улицу, когда позволяла погода, и загорать. И менее всего ее интересовало создание дома. Но она заметила задумчивость Алекса и догадалась о ее причинах.

— Я тоже буду помогать, — просто предложила она, — когда мой агент найдет для меня работу.

Алекс, так старавшийся придумать, чем бы она могла заняться в качестве второй карьеры, понял, что, оказывается, Наоми считала, что она может продолжить свою первую карьеру, что в модельном бизнесе у нее все еще были перспективы.

— Конечно. — Он улыбнулся ей со щемящей нежностью.

Наоми была так органично женственна. Это, наверное, было сейчас не в моде и бросало вызов феминизму, но такие женщины всегда были и всегда будут. И они сами ничего не могли с этим поделать; они будто имели дополнительный хромосомный компонент — лишнюю Х-хромосому.

Наоми была из тех женщин, которые никогда не полнели, не храпели, не рыгали, не испускали газы, не потели, не свистели, не занимались контактными видами спорта, не пили в барах и не отпускали непристойных шуток. Она никогда явным образом не инициировала секс, хотя, скромно потупив глаза, могла побудить мужчину предпринять соответствующие действия. Пешком она не смогла бы уйти далеко, сила ее бицепсов была достойна сожаления. При виде пауков она дрожала, визжала при одной мысли о мышах, прикрывала рукой глаза, отгораживаясь от ужасов жестокого фильма. Глаза ее частенько бывали на мокром месте. И не более чем лилия смогла бы принять обличье колючего утесника, могла Наоми уподобиться резкой, яркой Элейн Шарп.

«Я что-нибудь придумаю, — поклялся себе Алекс, — я найду для нее выход». Он собирался нежно, но твердо наполнить ее существование большим смыслом. Он не планировал бесконечно обеспечивать ее, держать дома, потакать ее инфантильности. Его намерением было эмансипировать ее, насколько это было возможно. Алекс догадывался, что это будет нелегкой задачей, но, основываясь на своей непоколебимой вере в ее природное совершенство, не сомневался в успехе.

— Сегодня я разговаривал с Кейт, — признался он Наоми.

Наоми потянулась к корзинке с лепешками, отломила кусочек беспокойными пальцами.

— Как она?

— Нормально. Она как раз собиралась в магазин.

Сам Алекс черпал в таких бытовых мелочах уверенность в том, что Кейт держится, что она может позаботиться о себе. Он даже воображал, что, отправившись в универсам, она побалует себя козьим сыром или бутылкой хорошего вина.

— А она?..

— Говорила о тебе? Нет, во всяком случае, не явным образом.

Под высокими скулами Наоми были соблазнительные впадины. Сжав их большим и указательным пальцами, Алекс мог бы повернуть ее лицо к себе и таким образом добиться, чтобы она не просто посмотрела на него, но и отдала ему все свое внимание. Он как раз собирался так и сделать, но в этот момент у их столика появился официант.

— Вы определились с вашим выбором, сэр?

— Спасибо, — рассеянно ответил Алекс.

Да, со своим выбором он определился.


— Она навела на него какие-то чары, — сказала Кейт.

Казалось, что после того, как здравый смысл столь безжалостно подвел ее, она перестала вовсе руководствоваться им. Она сидела на полу, куда ее теперь естественным образом притягивало, прижавшись к ручке дивана и сиротливо обхватив себя руками.

— Знаешь что, — вспылила Элейн Шарп, открывая окно, чтобы выпустить на улицу остатки дня и впустить не приносящий свежести вечер, — иногда ты несешь полную чушь. — Она ходила по комнате — взад-вперед, туда-сюда, — ненадолго приостановилась у каминной полки, взяла в руки фотографию Элеанор Гарви, подержала ее не более секунды, потом поменяла ее на слоника из пальмы. — Наоми — красивая, зрелая женщина, вот в чем все дело. А Алекс — нормальный, гетеросексуальный парень, у которого кровь в жилах, а не вода (хорошо, что такие мужчины еще существуют). Мальчишка потерял голову. Разве можно винить его за это? А Наоми лестно его внимание, ей тоже ударило в голову. Так постарайся мыслить разумно. Прояви каплю понимания. И не мешало бы тебе заняться хозяйством. Ты совершенно запустила дом. Это же настоящий свинарник. Розы уже давным-давно засохли. И здесь, взгляни только… — Она провела пальцем по полке, чтобы показать Кейт, как он запачкался от накопившейся там пыли.