Месяц тянулся за месяцем, закончилось лето, началась зима. Христианский мир отпраздновал Рождество, а затем и языческую Масленицу, началась новая весна.

Жители православной Руси постепенно привыкли к тому, что где-то рядом, в близких землях, живет и здравствует сын государя Ивана Васильевича, законный наследник московского престола. Письма от него постоянно обнаруживались на торгах, на улицах, в церквях – где-то прибитые к стенам, воротам и заборам, где-то оброненные на пол, где-то подброшенные под дверь. Заверенные православными священниками южных земель, казачьими атаманами, литовскими воеводами и польской знатью, они постоянно напоминали о беззаконности правления царя Бориса и существовании истинного наследника, указывали на глупости и самодурство тирана, напоминали про устроенную им нищету и голод, обещая вернуть державу ко временам Федора Блаженного, старшего брата Дмитрия Ивановича.

«Государь» Борис Федорович от всего этого пребывал в состоянии бессильного бешенства. Дотянуться до знатного соперника он не мог, его опровержениям никто не верил. Крайним же в этой схватке оказался князь Василий Шуйский – запрет на женитьбу терзал его душу и душу его возлюбленной невесты. Терпеливо ждать ровно три года, пока невеста повзрослеет и окажется на выданье, даже обручиться! И вдруг в самый последний миг – оказаться перед захлопнутой дверью!

Мария уже не просто выросла из состояния невинной девочки – ей исполнилось девятнадцать. Впору второго ребенка в пеленках качать! А вместо этого у нее и у князя Шуйского оставались лишь спрятанные в амулеты заветные колечки да надежда на скорое разрешение всей этой напасти…


Царевич же сим противостоянием ничуть не мучился – он наслаждался жизнью, свободой, всеобщим уважением и восхищением. Балы и маскарады, загонная охота и игра в шары занимали большую часть его времени. Главная тяжесть «борьбы за престол» легла на типографию и плечи Григория Отрепьева, ведущего своим красивым почерком переписку с Ватиканом и королевскими дворами Европы. Но основным оружием Дмитрия Ивановича стало терпение. О нем знали, его поддерживали, в его правах не сомневались. Царевичу требовалось лишь дождаться смерти Бориски Годунова, и торжественно вернуться на Родину, к отчему престолу.

Так завершилось второе лето его жизни в гостях у властителя Приднестровья, минула вторая осень, случилось второе Рождество и вторая Масленица. В Приднестровье пришла новая весна.


24 мая 1604 года

Приднестровье, Вишневецкий замок

Весенний бал князя Адама с каждым часом разгорался все сильнее. Под влиянием вина, шуток и хорошего настроения общее веселье нарастало, после жеманных менуэтов с аллемандами и вполне приличных ригодонов с брандлями гости все охотнее кружились в гальярдах и прыгали в вуррах, а затем затеяли беззаботную всеобщую фарандолу – бегая по залу длинной цепочкой, взявшись за руки, проскакивая мимо столов, кружа испуганных слуг, выскакивая из бальной залы и ныряя в нее обратно через соседнюю дверь. В этом танце соседкой царевича оказалась крохотная, как куколка, и столь же изящная девица, ростом всего лишь по плечо не самому высокому Дмитрию Ивановичу. Красотка с пронзительным синим взглядом, с белым и изящным, словно вырезанным из слоновой кости, лицом, с такими же игрушечными и снежными руками.

Столь невероятная и совершенная красота, словно острый клинок, ударила в самое сердце юноши, перевернула его душу и оставила в ней только одно-единственное желание: подхватить красотку на руки, закружить, закружить и крепко-накрепко прижать к своей груди…

Оборвалась музыка, рассыпалась фарандолла, однако царевич удержал пальцы незнакомки в своих.

Она удивленно вскинула брови.

По счастью, музыканты, давая отдых запыхавшимся людям, заиграли паванду, и Дмитрий галантно предложил:

– Позвольте вас пригласить…

Девушка спорить не стала, позволила провести себя по кругу, сближаясь и расходясь в величавых фигурах танца, разворачиваясь и бросая боковые взгляды. Когда же музыка смолкла, она дала возможность проводить себя к окну, возле которого князь Вишневецкий, еще не спрятавшийся под маской, беседовал с дородным шляхтичем, длинноносым и высоколобым, ростом на две головы выше царевича.

– Ты очень вовремя, Дмитрий! – обрадовался появлению царевича хозяин замка. – Позволь представить тебе сандомирского воеводу пана Юрия Мнишека. Он мой старый друг, храбрый воин и ближний соратник покойного короля, сохраняющий ныне большое влияние при дворе. В две ближайшие недели он станет гостить в моем замке и сможет дать важные советы в нашем деле.

– А кто сия прекрасная фея? – Паренек проводил взглядом скользнувшую к стене и дальше, в сторону столов, девушку.

– Сие есть моя дочь Марианна, – самодовольно пригладил короткую черную бородку сандомирский воевода.

– Она восхитительна! – не сдержал своего восторга царевич. – Она светла, как ангел! Она красива, как озерная лилия! Она соблазнительна, как глоток вина в жаркий полдень! Она желанна, как тепло очага в крещенский мороз!

Пан Мнишек недоуменно крякнул. Подобные комплименты кавалер может расточать перед своей дамой сердца, но уж никак не перед ее родителем.

– После подобных слов, Дмитрий, ты, как честный человек, просто обязан на пани Марианне жениться! – попытался обратить все в шутку князь Вишневецкий.

Сын Иоанна Васильевича колебался не больше мгновения, после чего резко склонил голову:

– Я готов! Пан Мнишек, я прошу у вас руки вашей дочери!

– Юноша, я все понимаю… – покосившись на хозяина замка, мягко ответил сандомирский воевода. – Чудесный бал, крепкое вино, весна и праздник способны вскружить голову любому, а молодая кровь кипит в жилах. Поэтому, так и быть, я сделаю вид, что ничего не слышал, и мы забудем сей… странный… инцидент…

Родовитый гость всеми силами старался избежать скандала в доме своего знатного и богатого друга. Однако Дмитрий упрямо ударил кулаком себе в грудь:

– Мне двадцать лет, и еще никогда в жизни я не встречал столь прекрасного создания, как твоя дщерь, сандомирский воевода! И я уверен, что, ищи я еще хоть сто веков, второй такой красавицы мне не найти! Так к чему ждать и медлить? Твоя дочь прекраснее всех на нашей грешной земле, пан Юрий Мнишек, и я совершенно уверен в том, что никем не желаю обладать столь же сильно и страстно, как ею! И потому ныне я прошу у тебя, воевода, руки твоей дочери!

– Ты понимаешь, милый мальчик, что от подобных слов уже невозможно отказаться? – мрачно уточнил знатный шляхтич.

– И в мыслях не имею! – развернул плечи низкорослый царевич.

– Мы поняли, Дмитрий Иванович, ты говоришь серьезно, – втиснулся между ними князь Адам. – Пан Мнишек, друг мой, твоей дочери только что сделали предложение. Это вовсе не оскорбление, это радостная весть! Вы оба гости в моем замке и встретитесь еще много раз! И сможете обсудить все детали возможного союза! Но только не сейчас! У меня в доме бал! Бал – это место для любви и веселья, а не для серьезных разговоров. Праздник, друзья мои, праздник!

– Мое почтение, пан Мнишек. – В этот раз первым отступил царевич. – Надеюсь, вскоре мы станем добрыми друзьями и близкими родственниками.

– Мое почтение, Дмитрий Иванович, – выдавил из себя улыбку воевода. – Я подумаю над твоим предложением.

Нескладный паренек растворился в толпе, а сандомирский воевода задумчиво пригладил бороду:

– Мне так показалось, князь Адам, он и вправду намерен жениться на моей Марине?

– Мальчики двадцати лет иногда влюбляются, друг мой, – положил ладонь ему на плечо правитель Приднестровья. – Иные даже с первого взгляда. Не нужно гневаться. В конце концов, ты можешь ему просто отказать. Однако не забывай, пан Юрий, что к тебе сватается законный наследник русского престола и весьма возможный будущий царь.

– Я не гневаюсь, княже, – покачал головой сандомирский воевода. – Я думаю. Когда к твоей дочери сватается наследник русского престола, всегда есть над чем подумать. Мне кажется, Дмитрий был искренен в своем порыве и вполне серьезен…

Князь Вишневецкий, успокоившись, похлопал друга по плечу и тоже растворился в шумной, веселой толпе. Воевода же, потеряв интерес к веселью, отправился в свои покои, и оказался немало удивлен, обнаружив там сидящую у распахнутого окна дочь.

– Марина? Отчего ты здесь? Почему не танцуешь, не веселишься со всеми?

– Разве ты не видел прицепившегося там ко мне кривобокого карлика, отец? – откинула назад свою изящную голову юная дева. – Он прилип ко мне, как рыбья чешуя, едва только добрался до руки, и больше не отпускал! Насилу ускользнула… Мне знаком сей сальный взгляд. Он собирался приставать ко мне весь вечер, танец за танцем и увязаться за мною в ночи! Нет уж, нет уж! Лучше я пересижу полчасика здесь. Уродец, потеряв меня, отвлечется, забудет или найдет другую жертву, а я через десяток туров вернусь и продолжу веселье свежая и свободная!

– Не совсем, – покачал головой Юрий Мнишек. – Этот «кривобокий карлик» носит имя Дмитрия Ивановича, и он есть законный наследник русского престола.

– Да наплевать! – пожала плечами девушка. – Пусть хоть испанский кардинал!

– И он сделал тебе предложение.

– Надеюсь, ты прогнал его с сей безумной прихотью, отец?! – В этот раз встревоженная Марианна всем телом развернулась к воеводе.

– Он наследник русского престола! – повторил пан Мнишек. – Он сделает тебя царицей Московии.

– Но он уродлив, папа!

– Все правители некрасивы, – пожал плечами воевода. – Их ценят совсем за другие достоинства.

– Ты что, не понимаешь, отец? Ты хочешь, чтобы я спала в одной постели с уродом?!

– Ты можешь закрывать глаза.

– Но я не хочу закрывать глаза в постели! Я хочу видеть своего мужчину! Я хочу любоваться, наслаждаться им!

– Кто тебе мешает найти себе такого красавца и наслаждаться любовью? – невозмутимо скривился пан Мнишек. – А с мужем ты станешь закрывать глаза.