Просто Григорий Васильевич с самого начала знал, что умения врезаться во вражеский строй с пикой наперевес или рубиться одному против пятерых врагов, имея в руках лишь саблю да епанчу, воспитаннику в его жизни окажется слишком мало.

Страх и тревога отпустили Дмитрия Ивановича только тогда, когда он понял, что путь к престолу будет очень долог и труден. Единственное, что он приобрел с визитом странствующего монаха – так это свое истинное имя. Сын государя Ивана Васильевича не получил царствия. Ему даровали всего лишь малый шанс этого царствия добиться. Сокровище, что дается через труд и терпение, всегда кажется более реальным и надежным, нежели то, что чудом сваливается с неба. Он станет царем, если не отступится и до конца исполнит свой долг перед родичами, пожертвовавшими собой ради царевича, и русской державой.

Не трон – а всего лишь шанс на него подняться!

Но ведь такое начало жизни куда лучше, нежели у любого иного новика, рожденного боярским сыном и обреченного боярским сыном умереть – какие бы подвиги он ни совершил и сколько бы сил на службу ни потратил!


Долгий путь сперва от Ярославля в далекую северную обитель, а затем, неспешными зимними трактами, обратно на юг, к берегам Днестра, дал царевичу время свыкнуться со своим новым именем, со своим новым званием, со своим положением. И потому сейчас, стоя в обитой светло-серым шелком горнице, на цветастом войлочном ковре, он ощущал себя спокойно и уверенно, не склоняя головы пред всемогущим князем Вишневецким и глядя ему прямо в лицо.

Сорокалетний властитель Приднестровья, с коротко стриженной черной бородой, одетый в отороченный бобровым мехом парчовый охабень с золотыми пуговицами, в соболью шапку с огромным яхонтом на лбу, опоясанный ремнем с янтарными накладками и с сапфиром на пряжке – дерзости гостя пока не замечал, прокручивая в пальцах пространную грамоту дальнего родича, повествующего о собственной жизни, вопрошающего о делах князей Вишневецких и заверяющего их в своей искренней дружбе.

– Иван Михайлович просит меня оказать покровительство подателям сего письма и поспособствовать им в их важном деле, – наконец поднял глаза на путников хозяин замка. – Но не называет их имен.

Гостей было четверо. Три монаха и некрасивый приземистый паренек, кряжистый и кривоватый, как сосновый пень – одетый, однако, в дорогую рубаху из зеленого бархата и замшевую ферязь с золотыми клепками. На плечах не склонившего головы юноши лежал добротный плащ из толстого сукна да с песцовым воротом, широкий пояс поблескивал серебряным тиснением, поясной набор покрывали накладки из резной кости. Столь изысканный костюм вызвал в князе любопытство и сдержал гнев. Ведь выпороть грубияна никогда не поздно.

– Дозволь слово молвить, всесильный Адам Александрович, – вышел вперед лопоухий монах лет тридцати с редкой бородкой и склонился в почтительном поклоне. – Мое имя Григорий, из рода боярских детей Отрепьевых выхожу. Рукоположен в диаконы Чудова монастыря царского, при патриархе Иове секретарем долгий срок состоял. Сие же пред тобой стоит царевич Дмитрий Иванович, сын государя Ивана Васильевича!

Князь Вишневецкий жизнерадостно расхохотался.

Первым его порывом было похвалить бродяжек за забавный розыгрыш, отсыпать чуток серебра, покормить на кухне да подослать с той же шуткой к кому-нибудь из знакомых. Однако же он быстро сообразил, что взять письмо с печатью князя Глинского бродяжкам просто негде. К тому же – гость говорил на откровенно русском наречии, легко отличимом от польского по постоянному «оканью», и явно вырос где-то в Московии. А значит – либо розыгрыш куда сложнее, чем показалось ему в первый миг, либо… Либо за визитом странных путников таится что-то еще.

Поэтому, отсмеявшись, но все еще сохраняя на губах улыбку, князь Вишневецкий чуть склонил голову и сказал:

– Прошу прощения за свою необразованность, отче. Может статься, я слишком далек от русского двора, однако же я не помню среди русской знати человека с таковым именем!

Монах с готовностью достал из-за пазухи полотняный сверток, раскрыл, извлек шкатулку, отомкнул крышку, извлек намотанный на палку с защитными ограничителями свиток и с низким поклоном протянул правителю Приднестровья.

Князь начал читать – и моментально посерьезнел. Несколько раз глянул на хорошо одетого гостя, высоко вскидывая брови. Закончив, перемотал в начало и внимательно рассмотрел печати и подписи.

Документ выглядел серьезно, правильно, и потому хозяин замка спросил:

– Откуда у тебя отрывок царского сыска, монах?

– Я есмь секретарь патриарха Иова, – напомнил Отрепьев. – Я случайно увидел сию грамоту и понял, что на троне сидит самозванец, а законный правитель томится в безвестности. Моя совесть не выдержала подобной несправедливости, я выкрал документ и с ним пришел к инокине Марфе, матери царевича. Она указала мне путь к царевичу и дала свое благословение.

– Допустим, – хмыкнул князь, мало поверивший в добровольный отказ монаха от высокого и доходного места из-за мук совести. – Чем же я могу вам помочь? Деньгами, кровом, поместьем для кормления?

– Благодарю за отзывчивость, Адам Александрович, – приложив ладонь к груди, слегка поклонился паренек, – но мы вовсе не желаем вводить тебя в расходы. Все, что нам надобно, так это твое дозволение жить в твоих землях и твое представление меня к королевскому двору под моим истинным именем. Столь знатному князю король Сигизмунд отказать не посмеет.

– Это верно…

Гости выдержали первую проверку хозяина. Адам Вишневецкий убедился, что его не пытаются обмануть ради сотни-другой злотых или иных каких подачек. Поэтому он вернул грамоту и спросил:

– Как же ты полагаешь поступать далее, Дмитрий Иванович?

– Мне надобно снять с сего свитка как можно более копий, княже, заверить у уважаемых людей и священников, разослать их всем князьям и знатным боярам, разместить в городах русских, дабы на Руси стало известно о моем существовании. Кроме того, я должен представиться королевским дворам в своем истинном звании. Сие так же подтвердит достоверность моего имени и подлинность доказательств. Когда царь Борис умрет, на Руси будут знать о моем существовании. После сего я вернусь в отчую державу, где буду избран Земским собором и утвержден Боярской думой.

Князь Вишневецкий хмыкнул. План паренька выглядел вполне трезво и разумно, без единого признака авантюризма. Имея неопровержимые доказательства своего происхождения и прав на престол… Пожалуй, в подобных обстоятельствах князь Адам поступил бы точно так же. Оповестить всех людей о своих правах, найти сторонников, подготовить торжественный въезд, дабы тайные убийцы тихо зарезать не смогли, выбрать удачный момент – и явиться к свободному престолу.

– Как же тебе удалось уцелеть, Дмитрий Иванович? – спросил хозяин замка, самим своим уважительным обращением признавая право гостя на знатное имя.

– Княже, мне было семь лет! Что я могу упомнить? – развел руками приземистый паренек. – Князь Григорий Ярославович опасался открывать мне мое происхождение, дабы я по детской глупости не сболтнул лишнего, и сие тянулось… До самых последних дней. До тех пор, пока я не получил материнского благословения, – гость показал перстень с изумрудным крестом, – и грамоту со своими приметами. Открыться в родных землях нам показалось самоубийством, и мы ушли от власти царя Бориса за Днестр. Так ты дозволишь мне остаться в твоем княжестве, Адам Александрович? У меня нет желания стать причиной твоей ссоры с русской державой. Коли ты против, я уйду дальше на запад!

– Ты меня как хозяина обижаешь, Дмитрий Иванович! – отошел к столу властитель замка. – Я не могу допустить, чтобы сын государя Ивана Васильевича, коего мы едва не избрали своим королем, ютился по постоялым дворам, словно разорившийся шинкарь! Я поселю вас в охотничьем домике, дабы там, в тишине и покое, вы смогли отдохнуть от долгого пути. Там же вам будет несложно заняться своим делом. Я найду уважаемых людей и православных служителей, каковые смогут заверить снятые со свитка копии своей печатью и своим именем, и даже согласен удостоверить оные списки сам.

– Благодарю тебя, княже, – снова поклонился паренек. – Я никогда не забуду твоей отзывчивости!

– Ты всегда можешь быть уверен в моей помощи, Дмитрий Иванович, – заверил хозяин замка и позвонил в колокольчик. – Все мы, истинные Рюриковичи, должны всегда помогать друг другу. Братья мы или нет?

На самом деле князь Вишневецкий еще не был уверен в том, как поступать далее. Воскресший царский сын? У него дома? Слишком невероятно! Как бы потом не оказаться в дураках, не стать жертвой насмешек… Гостю нужно устроить еще одну проверку. Но таковую, которую Адам Александрович придумает сам, по своему разумению, и в которой не может быть подвоха. А до тех пор…

Охотничий домик – это просто охотничий домик. Там допустимо жить и королю, и монаху. Никто и никогда не посмеет упрекнуть князей Вишневецких ни в том, что они приняли царевича без должного уважения, ни в том, что они воздали высокие почести безродному бродяжке.

В горницу вошел слуга – в добротном кафтане с беличьим воротом и оторочкой на рукавах, в лисьей шапке.

– Илия! – громко распорядился князь. – Посели моих гостей в нижнем охотничьем доме и проследи, чтобы они ни в чем не знали нужды!

– Слушаюсь, господин, – склонился холоп.

– Благодарю, Адам Александрович, – снова приложил ладонь к груди молодой гость.

– Я вижу, ты вырос вдали от дворцовых интриг, Дмитрий Иванович, – неожиданно прищурился на него князь Вишневецкий. – Ты честен и прямодушен. Дозволь дать тебе один совет?

– Приму с радостью, княже, – отозвался паренек.

– Никогда и никому не рассказывай, как ты уцелел, Дмитрий Иванович, кто помог тебе спастись и где ты скрывался от царских глаз. Во всяком случае до тех пор, пока ты не сможешь вознаградить своих покровителей. Не забывай, что ты здесь, а они там, под властью тирана. Если царь Борис узнает их имена, то обязательно захочет отомстить всем людям, проявившим к тебе доброту.