– Вот дура! Вот раззява! – Спустившись вниз, вдовая царица взяла из поленницы длинную березовую палку и двинулась на упавшую на колени няньку.

Тем временем приказчик наконец-то словил вертлявого поповского отпрыска и волок его за шкирку и за руку к хоромам. Мальчуган извивался и брыкался и во всю глотку орал:

– Я не царевич!!! Пусти меня, я не царевич! Не убивай, я не царевич! Димка Истомин я!!! Не убива-а-ай!!!

– Да заткни же ты его!!! – Михаил Федорович побежал к Ракову, схватил поповича за вторую руку, приказчик положил ладонь малому на рот, однако мальчишка крутил головой, извивался и орал такое, отчего количество «лишних ушей» увеличивалось с пугающей скоростью. – Молчи, дурень! Закрой свою пасть!

Боярин через плечо оглянулся на ворота. В них уже забегали встревоженные набатным звоном горожане. Многие десятки людей разных званий и разного сословия, в большинстве с оружием, готовые сражаться за своего князя до последней капли крови. Еще немного, считаные шаги – и они всё услышат…

– Димочка, милый, замолчи, – неожиданно ласково попросил боярин Нагой. – Очень тебя прошу.

– Я не царе-еви-и-ич!!! – взбрыкнулся, высоко подбрасывая ноги, мальчишка.

Михаил Федорович снова оглянулся на ворота, тихо пробормотал:

– Прости меня господи… – и с силой провел ножом по горлу ребенка.

Попович тут же замолк, несколько раз судорожно дернулся и затих.

– Что теперь, Михаил Федорович? – с надеждой спросил приказчик.

Боярин промолчал.

Толпа приближалась. Михаил Нагой теперь уже никак не успевал спрятать тела и скрыть следы случившегося. Не оставалось времени ловить Осипа Волохова, заменять крикливого поповича другим мальчиком или привозить истинного Дмитрия Ивановича, дабы показать людям, некогда было искать ненужных свидетелей. Требовалось придумать иной выход. И как можно скорее, пока за случившееся душегубство не повязали его самого!

Позади послышался топот копыт, зазвучал знакомый голос:

– Что здесь случилось? Кто в набат бить повелел?!

И тут Михаила Федоровича осенило!

Он подхватил тело убитого ребенка на руки, распрямился и повернулся к нахлынувшей толпе, поднял малого перед собой:

– Слушайте меня, люди православные! – громко провозгласил он. – Вы посмотрите, что творится! Люди Битяговские царевича нашего Дмитрия зарезали! Данила Третьяков зарезал, да Осип Волохов, Никита Качалов, да Данила Битяговский! И дьяк Михаил Битяговский с ними заодно!

Уже спешившийся царский надзиратель от сих слов стал белым, как атласная рубаха, в которой он прискакал в кремль. Толпа яростно взревела, и слова оправдания, каковые дьяк Битяговский попытался произнести в свою защиту, утонули в общем шуме. На несчастного обрушились сразу две оглобли, вилы и лопата, но он не упал, а кинулся бежать в Брусяную избу и даже сумел спрятаться внутри. Но против всеобщей ярости тесовая дверь не продержалась и нескольких мгновений. Горожане выволокли Битяговского обратно на свет и принялись забивать ногами и рукоятями вил.

– Осипа Волохова ловите! – громко напомнил боярин Нагой. – Осип тоже резал!

Толпа отозвалась одобрительным гулом и стала растекаться в стороны. Михаил Федорович облегченно перевел дух и понес поповича в дом.

– Добром сие не кончится. – Андрей Корела появился откуда-то со стороны стены. – Теперь смерды не успокоятся, пока половины города не разнесут. Царь после такового бунта обязательно следствие учинит. Дьяка государева, я вижу, истоптали насмерть. Сего Федор Иванович тоже не простит.

– Вестимо, да, – признал боярин.

– Пойми меня правильно, Михаил Федорович, – облизнулся молодой старшина. – Я ваш род уважаю, и Марию Федоровну, и тебя, и Дмитрию Ивановичу навеки верный слуга. Служили мы вам всегда честно, и впредь на нас положиться можете. Но токмо какой прок в казачьих саблях супротив царского следствия? Мне о людях своих заботиться надобно. Посему ныне я им собраться прикажу, а завтра с рассветом мы отплывем. Можем и тебя забрать, Михаил Федорович. С Дону выдачи нет!

– Плыви один, Корела, – разрешил боярин. – А мой род, моя земля и мое дело завсегда здесь были. Мне их бросать не с руки. А уж там… Что будет, то и будет. Судьба…


8 сентября 1591 года

Москва, Варварка

Князь Шуйский, Василий Иванович, допил вино из кубка, закусил горстью алой владимирской вишни, потянулся и закончил свой рассказ:

– Вот тако бояре Нагие в собственную ловушку и угодили! Возжелали спрятать царевича от опасностей за тайным двойником, да опосля сего двойника с именем Дмитрия Ивановича прилюдно, с шумом и всеобщим оповещением и зарезали. Почитай, нет более царевича в нашем мире! Мертв. О чем обширный документ составлен, Думой боярской и церковным Собором одобрен и волею государя нашего Федора Ивановича утвержден. Так что я теперича, с какой стороны ни посмотри, первый престолу наследник! – Гость молодоженов весело подмигнул Федору Никитичу, обнял свою спутницу за плечо и аккуратно поцеловал ее в шею под подбородок.

Княжна запищала и закрутилась:

– Васька, отстань, щекотно!

– Как на царствие взойдешь, меня милостями не забудешь? – спросил боярский сын Захарьин, снова наполняя кубки.

– Как можно, друже! – широко улыбнувшись, развел руками князь. – Хочешь, первым боярином тебя назначу? Али наместником земель всяких, как Федор Иванович свояка своего… Этого… Ну, который его супруге брат?

– Борис из рода Годуновых, – напомнил имя царского конюшего хозяин дома.

– А-а, – небрежно отмахнулся Василий Иванович и поднял кубок: – За государя нашего, мудрого и справедливого давайте выпьем, долгие ему годы, да здоровья крепкого! Чем дольше он править станет, тем дольше мы сможем охотам, скачкам и вину предаваться, хлопотами державными не тяготясь! А коли наследника родит, так и вовсе хорошо. Служба, стало быть, ему достанется, а семейные радости мне! – И гость снова «защекотал» зеленоглазую княжну.

– Так жив малой царевич али нет? – так и не поняла Ксения.

– По жизни – вроде как и жив, – пожал плечами князь. – Но по решению высшему, печатью и подписью скрепленному, мертв без единого сомнения. И коли Нагие захотят его к жизни возвернуть и на престол продвинуть, намучиться в сем деле им придется преизрядно. Мыслю я, что и вовсе ничего теперь не выйдет.

– Но почему они тогда в подмене не признались, истинного царевича не показали?

– Милая моя, они не могут, – поправил супруге выбившуюся из-под кокошника прядь волос Федор Никитич. – Показать Дмитрия Ивановича прилюдно – это все равно что в чужие руки его самолично отдать. Государю, патриарху, нашему другу Василию Ивановичу али князьям Мстиславским. Наследник, милая, только тогда жив и шансы на возвышение имеет, когда за ним семья сильная стоит, злато да родичи. Нагие же ныне в опале, владений лишены, сами по порубам разосланы. Заступиться за ребенка не смогут.

– Нечто, мыслишь, бояре изведут сироту, малое дитя?

– Да зачем же его изводить, помилуй Бог, Ксения Ивановна?! – откровенно обиделся князь Шуйский. – Нечто мы схизматики кровожадные али басурмане какие друг друга по вражде семейной истреблять? Нет, красавица наша, на святой Руси сие безумие не в чести. В монахи его постричь, и вся морока! Хоть сейчас можно сие сотворить за измену. Он ведь в крамоле участие принимал, царя ложным обликом обманывал? А Федор Иванович и без того братика младшего недолюбливает. Даром, что ли, повелел из молебнов «за здравие» имя его исключить? Бунт в Угличе учинили, государя обманули? Вот тебе и повод хороший постылого родича в иноки записать да в обитель далекую спровадить, грехи замаливать!

– А коли царь мараться не пожелает, патриарх постарается, – с легкой зевотой добавил боярский сын Захарьин. – Возьмут сиротку в монастырь на воспитание да зачнут его учить заместо хивинской алгебры, бухарской географии, арабского языка и русского ратного дела всякой римской латыни, да вере греческой, да молитвам и житиям. Так годам к пятнадцати и вырастет из него заместо князя храброго и умного святоша монастырский. И путь ему выйдет един: постриг да игуменство.

– Посему, Ксюша, и нельзя Нагим мальчишку показывать, – согласился князь Шуйский. – Покуда он мертвым считается, то хоть какой-то шанс подняться у них имеется. А коли отдадут – то все! Конец боярскому роду, иссякнет.

– Но верно ли он жив, Василий Иванович? – все же усомнилась молодая супруга Захарьина.

– Я тебе так отвечу, дабы в долгие рассуждения не вдаваться… – Князь Шуйский пригубил вино. – Скажи мне, о юная чаровница, уступающая красотой лишь моей неповторимой Елене, можно ли по живому человеку заупокойную службу заказывать?

– Чур меня, чур! – отмахнулась женщина. – Грех сие огромный, колдовство черное! Чародейство на извод, дабы живого человека сгубить!

– А может ли мать, сына потерявшая, заупокойной службы по чаду своему не заказать?

– Разве Мария Федоровна поминовения сына не делала? – подался вперед боярский сын Захарьин.

Князь отрицательно покачал головой. Затем добавил:

– Там еще много странного приключилось. Престарелый боярин Афанасий Нагой, калач тертый, дипломат опытный, в день убийства зачем-то в Ярославль рванул, на подворье купцов англицких. К ним же, известное дело, завсегда бегут, дабы золотишко на острове от казны утаить, от изъятия, да самим опосля за море сбежать. Афанасий Федорович убегать не стал, вернулся. Для кого тогда тайник золотой сотворен, коли самому старику не надобен? Ватага казачья, что Нагим верно служила, внезапно из Углича ушла. Может статься, спужалась просто. Но могли и царевича живого на стругах своих увезти…

– Получается, в деле следственном ложь записана? – невинно уточнила женщина.

– Еще чего!!! – возмутился Василий Иванович. – Князь Шуйский никогда не опозорит себя ложью! В деле сем все правда – от первого и до последнего слова! Что опознать в мальчике убитом царевича не получилось, о том я так прямо и записал! А то, что Дмитрий Иванович убиенный в Спасскую церковь отнесен, то слова не мои, а свидетелей опрошенных. Равно как и прочие показания. Меня в Углич отослали убийство и бунт расследовать, а не домыслы свои сочинять. Сей долг я исполнил полностью! А что мальчика мертвого Дмитрием Ивановичем признали, то не мое решение, а всего Освященного Собора с царем Федором Ивановичем во главе! – твердо отрезал князь. После чего все же не смог сдержать улыбки: – Я же не дурной совсем – спорить с приговором, меня в первые наследники русского царства возводящим?