— Ира, вы давно занимаетесь мехом? У вас, наверное, была своя маленькая фирма?

Замиралов не говорил ему, что это его дочь.

— Нет, — сказала Ира. — Я видела меха только на картинках и еще на кошках и собаках.

— О нет, не говорите так. Кошки и собака — это не мех, это мехсырье, — горячо заметил Атвуд.

Замиралов засмеялся.

— Здорово говоришь по-русски, Тони. Ты снова брал уроки? Как ты лепишь, не задумываясь — мех-сырье.

— Конечно. Приезжал один человек из России. Он согласился давать мне консультации. По меховому языку.

— Кто ж такой?

— Его зовут... Погодите, Инно... Замиралов...

Иннокентий Петрович расхохотался.

— Ладно, не мучайся. Ты и мое-то имя никогда не выговоришь.

— Ну если вы не настаиваете... От облегчения Тони даже порозовел. — Но он, кажется, работает на «зеленых». — И вскинул брови.

Замиралов тоже.

— Так с какой стати он взялся консультировать меховщика?

— Ну... доллары.

— Эти «зеленые» совсем с ума посходили. Я туг был в Германии недавно, ну, меня затащили на встречу с генералом. Он, чтобы не утратить своей популярности, занялся «зеленым» движением. Видел бы ты, какие бабы вокруг него вертятся. Ты бы тоже позеленел. — И подмигнул Ире.

Та от неожиданности открыла рот и засмеялась.

Она красиво смеялась.

Когда же поговорить с ней о Валентине? — вдруг подумал Замиралов. Он знал, что та станет драться, может пойти на все. Он должен понять, насколько Ирина крепкая. Конечно, он подопрет ее юристами, кем угодно. Но Валентина ни перед чем не остановится, если ее раздразнить. Она как бык с кольцом в ноздре. Может ринуться на стену и упереться рогами, не думая, будет ли цела собственная голова. Но пока не стоит Ирину пугать. Вчера он сходил к доктору Марченко. Тот посмотрел, послушал, сделал анализы, УЗИ и вскинул брови.

— Слушайте, Замиралов, а по-моему, неплохо.

— Не хочешь ли сказать, доктор, что проживу до ста лет?

— Нет. Кому бы другому сказал. А вам не стану. У вас слишком много дел, чтобы расслабиться. Вам надо спешить, Иннокентий Петрович, вы и сами это знаете.


21


Но люди не были бы людьми, если бы не интересовались, кто поселился в кабинете хозяина. Феликс, единственный во всей компании, доподлинно знал, кто такая Ирина Зотова. Но после той встречи на телеграфе он держался от нее подальше.

Во-первых, ему было неловко, тем более сейчас, когда она знала, какой пост он занимает в фирме, что отцу известно о трагикомическом случае. Вот уж, наверное, от души посмеялись они с подругой. Феликс Миронов так и видел их багровые от натужного хохота лица, особенно толстухи, что прыснула в него перцовой дрянью.

Феликс не собирался разглашать тайну, потому что тогда пересохнет источник, которым был для него Замиралов Иннокентий Петрович.

Феликс думал о другом — как себя вести с Ириной, которая сменит хозяина. Если оказаться таким же полезным, как отцу, то на каких условиях?

А если быть верным не ей, а Валентине, которая очень скоро узнает об Ирине, вот только явится с дачи после очередного приступа любви к своему Ми-течке...

На кого сделать ставку ему, Феликсу Миронову? Совершенно ясно, что после смерти хозяина схватка будет не на жизнь, а на смерть. Уж слишком хорош кусок, чтобы уступить его тихо и без драки.

Как юрист, Феликс понимал, что обе стороны могут добиться успеха, все будет зависеть от напора, желания, от того, кто и сколько захочет вложить в борьбу. А бороться есть за что: сам Меховой Дом, магазины, звероферма под Вяткой и много чего еще.

Хорошо бы Замиралов протянул подольше, чтобы разобраться как следует во всех тонкостях ситуации. А тогда решить, чью сторону взять, кого из дочерей.


Валентина бурей ворвалась в квартиру на Фрунзенской и хлопнула стальной дверью так, что наверняка у соседей посыпалась штукатурка. Но Замиралов даже не посмотрел в ее сторону, продолжал листать альбом с фотографиями, сидя на диване в гостиной.

— Отец?

— А, ты уже вернулась. Я думал, ты пробудешь там до осени.

— Я пробуду там до осени. Я уеду туда, у меня там дела и своя жизнь. Но я хотела бы узнать, что за куклу ты посадил себе в кабинет?

— Кукла? О чем ты?

— О девке, которую ты нанял. Это как понимать? Старческий заскок? Ты хоть знаешь, сколько тебе осталось жить? Я не допущу этого!

— А чего ты собираешься не допустить? — Замиралов спросил, желая выиграть время и сообразить, откуда она могла узнать. Если ей сказал... Ну держись, друг ситный, если это ты!

— Ты еще спрашиваешь? У тебя рак мозгов, а не того места, которое вырезали!

— Рака мозга не бывает. Как и рака сердца.

— У тебя бывает.

— Ну ты не врач, Валентина. — Он отвечал не думая, говорил, чтобы что-то сказать, а сам пытался понять, что именно она узнала и на что готова пойти.

— Да причем тут врач! Если ты решил это сделать я найду юриста! Я объявлю, что незаконно...

Замиралов почувствовал холодок у сердца. Неужели ей рассказали все? И если это сделал Феликс, сколько же она согласилась заплатить ему? Но она не даст столько, сколько он запросит. Умрет от жадности.

От сердца отлегло. А если не он, то рассказали не то. Ага, ну конечно, ей наверняка сказали, что он взял на работу женщину, молодую, приятную, а эта недотепа решила, что он завел любовницу, которая намерена окрутить его и женить на себе.

— Так что же ты объявишь незаконным? — уже совершенно спокойно спросил Замиралов.

— Твой брак!

— Мой брак? — Он вскинул брови и глаза его молодо заблестели. — Слушай, девочка, ты мне подкинула хорошую мысль. А если мне и впрямь напоследок покуролесить? С молоденькой? Она на самом деле хороша собой. Умная. А если приодеть... — В его голосе слышалась ирония, и Валентина уловила ее. Так говорила мать, когда высматривала очередного жениха для Валентины. Они все были дурно одеты, с ее точки зрения, она каждого хотела нарядить на свой манер.

— Перестань! — завизжала Валентина. — Я не допущу!

— Но тогда тебе туго придется — после моей смерти избегаешься по судам, все наследство растрясешь. Меховой Дом захиреет и лопнет. Никакой прибыли. И останешься ты, дорогая моя, у разбитого корыта. А твой Митечка тут же испарится.

— Ха-ха-ха! Да я продам твой Дом назавтра после похорон!

— Так быстро не обернешься. — Он вздохнул. — Жаль, что ты не хотела учиться бизнесу. Тогда бы знала, дорогая дочурка, что сперва надо провести аудиторскую проверку. А вдруг на моем Доме висит столько долгов, что его покупать-то себе дороже? Без штанов останешься.

— О Господи! Да что ты обо мне-то беспокоишься? Тебе пора собороваться, а не вертеть хвостом!

Замиралов смотрел на достаточно молодое, но отвратительное в своей злобе и ненависти лицо. Жирный подбородок посинел и трясся; кстати, у Альбины он тоже так трясся, когда она злилась. Валентина вышла точной копией матери. Только его, Замиралова, она ненавидит еще больше, чем ненавидела его Альбина.

— Так ты что, на самом деле завел любовницу? Попробуй ей хоть что-то оставить. Хоть одну копейку! Я уничтожу ее! Сгною в земле! Я ее...

— Что-нибудь я не собираюсь ей оставлять. — А про себя добавил: «Я оставлю ей все. Ты ничего не получишь, дочурка моя, стерва ты моя родная».


22


— Феликс? Привет. Валентина. Замиралова.

Феликс ждал этого звонка с интересом. Появление в кабинете отца «дублерши» заставит позвонить именно ему. И предложить кое-что — это безусловно.

— Да. Слушаю, Валентна Иннокентьевна.

— У меня к тебе дело. Надеюсь, сам знаешь, о чем речь.

— Ну я бы не стал рисковать. Не люблю ошибаться.

— Да ладно придуряться. Слова в простоте не скажешь. Ты всегда все знаешь, даже раньше времени.

— Да бросьте, прежде самого человека о событии может узнать только Господь Бог. Вы мне просто льстите.

— Кончай выдрючиваться, Миронов. Когда встретимся?

— Дайте-ка подумать. Не сегодня, это уж точно. И не завтра. А послезавтра я отбываю в командировку.

— Ага. Понятно. Бережешь свою задницу. Боишься моего любимого папочки.

— Но я же не его сынок.

— Да я бы и на твоем месте его уже не боялась.

— Это не предмет для обсуждения.

— Ладно, даже хорошо, что ты такой пугливый, Феля. Когда будешь на меня работать, и меня станешь бояться. Я люблю, когда меня боятся.

— А вы уверены, что я стану работать на вас?

— А то. Как только мой папаша сыграет в ящик, я заступаю на его место. И все будет, как я скажу. Ну так вот, дорогуша моя кучерявая, если не хочешь вылететь за дверь сразу после похорон, советую встретиться со мной.

— Но Валентина Иннокентьевна...

— Да, да. Я два раза не предлагаю. Сейчас я формирую свою команду...

При этих словах Феликс чуть не расхохотался — и эта стерва туда же! Одни командиры кругом!

— Так вот, кто не хочет на меня работать — за дверь! Без выходного пособия.

— Валентина Иннокентьевна, на все поступки существуют законы. Советую вам узнать об этом заранее.

— Да пошел ты...

— А кроме того, есть такие понятия, как суд, тяжба и прочее, весьма обременительное в денежном выражении.

— Ты ведь понимаешь, Феликс, что я не стану сидеть сложа руки или бегать по судам. Я расчищу себе место, на которое вы хотите посадить эту сучку. Учти и ему скажи, старому дураку, что никогда не опустить ей в кресло хозяйки свою задницу. Понял?

— Я бы не советовал тебе угрожать, — тихо сказал Феликс.

— Ну конечно, ты меня пишешь, да?

— Могла бы и не спрашивать.

— Ну да, ты всех пишешь.

— Оглянись вокруг, посмотри в окно, понимаешь, где живешь? Да?

— Спасибо, дорогой, а я-то думала, в Париже.

— Там я тоже не советовал бы тебе лепить все подряд.

Она кинула трубку, и в уши Феликсу проныли короткие гудки.

Ну что ж, — Валентина втянула со свистом воздух. Она еще займется этой куклой.