Настал третий день их путешествия в Лондон. Дождь так и не перестал, уже смеркалось, однако до города оставалось недалеко – хотя его и не было видно, никакие ветра не могли прогнать его запах.

Когда карета подъехала к дому на Гросвенор-сквер, ни Пенелопа, ни Габриэль не могли похвастаться бодростью духа. Да, они переоделись в чистую одежду, но настроения ими владели те, каких совсем не ожидала Пен.

Она взволнованно наблюдала за Габриэлем. Большую часть дня он сидел спокойно и молчал. Этим утром он зашел в карету с трудом, но никаких симптомов, предвещающих приступ, она не заметила. Казалось, теперь путешествие для него перестало быть особенно тяжким испытанием. Да, он почти не разговаривал, но слушал Пен и порой даже улыбался ее шутливым историям. Однако его состояние казалось каким-то… хрупким. Габриэль теперь выглядел особенно ранимым, уязвимым. Пенелопа не могла понять выражения его глаз, когда он смотрел в окно. Может, он просто волнуется перед комиссией? Или ему неловко после всего, что видела Пен, и оттого, что он сейчас не находит в себе сил поддерживать разговор?

Как бы она хотела знать, что он чувствует сейчас.

Экипаж встретили слуги в голубых и серебристых ливреях семейства Деверо. Габриэль вышел из кареты первым и подал руку Пенелопе. А затем повел ее вверх по лестнице к входной двери, которую перед ними распахнул строгого вида дворецкий, и, прежде чем тот успел приветствовать хозяина и гостью, Габриэль прошептал:

– Через два дня ты станешь здесь хозяйкой. Этот день будет наисчастливейшим в моей жизни, и не только потому, что мы докажем свою правоту на слушании. Просто потому, что ты наконец станешь моей женой.

От этих слов сердце Пен забилось быстрее.

Позади дворецкого появилась дама в черном; ее пышные юбки, казалось, затмили свет, проникающий из окон гостиной. Дворецкий отступил, приглашая прибывших войти, и Пенелопа встретилась взглядом с маркизой. Совсем скоро этот титул перейдет к супруге ее сына, однако она пока еще об этом не знает. Пен позволила себе улыбнуться.

– Леди Бромвич, – приветствовала она, приседая в реверансе. Однако образ матери Габриэля, родной сестры ее бывшей свекрови, в этот момент вызывал у нее не самые приятные эмоции.

Свекровь… По правде, Пен всерьез еще не думала о предстоящем браке. А ведь всего несколько недель назад она и предположить не могла, что так скоро соберется замуж во второй раз. Да, Пенелопа думала, что рано или поздно – а скорее поздно – она найдет достойного мужчину, с которым ее будет ждать спокойная жизнь. Но Габриэль?…

Пенелопа отвлеклась от своих мыслей, когда ее будущий супруг приветствовал мать холодным поцелуем в щеку.

– Как хорошо, что ты вернулся, Габриэль, – сказала маркиза, однако голос ее звучал не слишком приветливо.

– Благодарю вас, – ответил он, выпрямляясь. – Осмелюсь утверждать, что теперь я отсюда никуда не уеду.

Бромвич проводил Пенелопу через холл, не выпуская ее руки из своей.

– …сестра здесь, – слышали они голос маркизы, удаляясь все дальше в глубь дома.

Улыбка заиграла на лице Габриэля, но сразу угасла, когда мать добавила:

– И конечно, твой брат с Амелией. И еще кое-кто…

У подножия лестницы Бромвич резко остановился, и Пенелопа почувствовала, что он слишком крепко сжал ее руку. Подняв глаза, она поняла почему. Сердце ее замерло – наверху стоял мистер Аллен.

– Добрый вечер, милорд. Леди Бромвич, леди Мантон. – Его излишне любезный тон был как патока, и от отвращения по коже Пенелопы побежали мурашки. – Я рад, что у меня появился шанс поблагодарить вас за гостеприимство. И мне, и моим коллегам очень удобно у вас.

Пен осмотрелась и заметила в гостиной Картера и Деннингса, ведущих непринужденную беседу с третьим мужчиной, которого она видела впервые. Посетители были одеты не в привычную льняную униформу санитаров, а в черные костюмы, отчего их присутствие здесь показалось Пенелопе еще более странным.

– Какого дьявола они тут делают? – спросил Габриэль у матери.

Пен нахмурилась. Раньше она не замечала за ним такой грубости, но понимала, почему сейчас он столь резок: он пережил три дня кромешного ада, впереди его ожидал роковой день, который с огромной вероятностью лишит его всего, что он имеет, и до конца жизни упрячет за толстые стены лечебницы, и теперь, когда Габриэль наконец приехал домой, он видит в своей гостиной людей, как раз желающих запереть его подальше от остального мира.

Он уже не пытался скрыть свой гнев, его нервы были на пределе. Стало еще хуже, когда Амелия вышла вперед и сказала:

– Господа – наши гости, разумеется. Они любезно согласились приехать в Лондон, чтобы дать показания на слушании от лица семьи. Не останавливаться же им в ночлежках. – Леди Деверо бросила презрительный взгляд в сторону Пенелопы. – А что она делает здесь?

– Она даст показания на слушании в качестве главы этой семьи!

– Прекратите! – прервал всех резкий голос леди Бромвич.

Чувство неловкости, зародившееся в душе Пенелопы, как только она увидела мистера Аллена и его помощников, теперь лишь возросло. Габриэлю после пережитых в карете дней просто необходим был отдых, да и соответствующая обстановка, чтобы подготовиться к слушанию.

– Пожалуйста, Габриэль, – прошептала она, так чтобы только он мог ее услышать. – Давай отправимся в дом Стратфордов.

Габриэль сжал ее руку и сказал вполголоса:

– Я не сбегу из собственного дома, Пен. И ты тоже останешься.

Пенелопа недовольно сжала губы; в ней боролись волнение и раздражение. Ох уж этот упрямец. И его мерзкие родственнички.

– А теперь, – Габриэль нежно поцеловал руку спутницы, – я недолго побеседую с братом, а после провожу тебя в твою комнату.

Как же Пен хотелось, чтобы он проводил ее туда прямо сейчас и остался с нею, однако Габриэль уже направился в дальний угол гостиной.

– Эдвард сказал мне, что у Габриэля не было приступов уже около двух месяцев, – услышала Пенелопа позади голос маркизы, не сводившей взора с сына. Пен показалось, что в глазах леди Бромвич теплилась надежда – она, наверное, была единственной, кто здесь не желал запереть Габриэля в лечебнице.

– Да, – кивнула Пенелопа. – Не было ни одного с тех пор, как я приехала в Викеринг-плейс.

Пен взглянула на Габриэля. Он едва держал себя в руках и уже не старался скрывать эмоций – настолько сильную злобу вызывал у него Эдвард. Он взял с подноса бокал бренди и сделал добрый глоток. Пенелопа знала, что Габриэль пил, только когда был расстроен.

– Так вы действительно считаете, что теперь он полностью здоров? – спросила маркиза.

– Да, я так думаю, – ответила Пен, переводя взгляд на леди Бромвич. Некоторое время она обдумывала, как правильнее и доступнее объяснить маркизе, что именно поспособствовало развитию недуга ее сына и что помогло от него избавиться, стараясь по возможности не вдаваться в ненужные детали. – Видите ли, от всех душевных травм, полученных на войне, он пока не избавился, но самое страшное позади. Теперь ему значительно лучше.

Пенелопа вновь стала искать взглядом своего любимого и на этот раз увидела на его лице весьма странную гримасу, не свойственную тому Габриэлю, которого она знала последние недели.

– Я рада это слышать, – продолжала маркиза. – Так страшно наблюдать, как один сын хочет отнять власть у другого. Это почти так же страшно, как думать, что ваш сын сошел с ума.

Но Пенелопа уже не слушала ее, безотрывно следя за Габриэлем, внимательно наблюдая за каждым его движением. «О нет! – в панике подумала она, увидев, что он срывает с себя галстук. – Нет. Нет. Нет!»

Когда он сбросил фрак, неладное заподозрил и Эдвард.

– Ты слушаешь меня, Габриэль? Что с тобой?

В этот момент оживился мистер Аллен и стал с любопытством следить за своим пациентом. Картер и Деннингс тоже обратили внимание на потенциального безумца, особенно когда Аллен поспешил в угол, где Габриэль теперь пытался выпить оставшиеся ничтожные капли бренди из опустевшего стакана, словно это могло помочь ему утолить жажду.

Он заревел от разочарования и с силой разбил бокал об пол.

Пенелопа услышала тяжкий вздох маркизы.

Нет, этого не должно случиться. Не должно! Если она сейчас подоспеет к нему, вероятно, она поможет Габриэлю взять себя в руки.

Однако люди мистера Аллена подбежали первыми. Картер попытался связать Габриэлю руки, но от этого стало только хуже.

– Пошли прочь! – прорычал Габриэль, отталкивая санитара.

Деннингс предпринял попытку связать ему ноги, но Бромвич пинками освободился и от второго помощника Аллена.

– Перестаньте! – беспомощно закричала Пенелопа.

Откуда-то послышался пронзительный визг Амелии:

– Я знала, что так будет! Я же говорила, он псих!

Пенелопа едва сдержала исступленное желание дать этой женщине пощечину.

В этот момент Картер попытался подобраться к Габриэлю со спины, чтобы накинуть веревки ему на плечи, но тот вовремя заметил санитара и бросился в атаку.

Наконец Пен настигла маркиза. Она дотронулась до его плеча.

– Габриэль…

– Я сказал, пошли прочь! – Он ударил рукой с размаху, что заставило Пенелопу отлететь назад, казалось, на целый ярд, и она ударилась о небольшой стол. Пен схватилась за лоб, чувствуя пульсирующую боль во всем теле и слезы, вмиг заструившиеся по лицу.

– Он сошел с ума! – донесся до нее голос Эдварда. – Он только что ударил леди!

– Нет! – закричала Пенелопа, дрожа от боли. Она крепко давила рукой на бровь, точно стараясь остановить кровь, и попыталась встать, но от головокружения мгновенно рухнула на колени. – Нет, он принял меня за санитара. Он бы никогда не причинил мне боль. Я сама виновата. Не нужно было его трогать.

Но никто не обращал внимания на ее слова. Одним глазом Пен видела, как мистер Аллен и его помощники разом напали на Габриэля. Пенелопе казалось, что она сердцем слышит его дикие вопли, лишь усиливающие ее страдание, разрывающее душу на части. Почему это произошло? И почему так внезапно?