Габриэль вскинулся – ему показалось, что из комнаты донесся болезненный стон. Он приподнялся и прислушался, ощущая, как бешено заколотилось его сердце, и затаил дыхание, но не услышал ничего, кроме храпа Картера. Габриэль расслабился; должно быть, это ему приснилось. Одному богу известно, сколько раз он слышал во сне крики боли и горестный плач.

Он снова прилег, ощущая озноб. И снова услышал стон – этот звук определенно доносился из спальни.

«Пен…»

Через мгновение Габриэль уже стоял у двери, осторожно поворачивая ручку. Он воровато посматривал на Картера, но тот не шевельнулся. Этот человек спит как мертвец, иначе он бы уже проснулся, и не один раз. Так Габриэль незамеченным проскользнул в спальню и аккуратно прикрыл за собой дверь. Меньше всего ему сейчас хотелось объясняться с надзирателем.

– Пен? – прошептал Габриэль во тьму.

Она вновь всхлипнула. Габриэль ринулся к кровати, одернул полог и постарался рассмотреть в темноте Пенелопу. Ее голова спокойно лежала на подушке, но тело слегка подрагивало от боли. Однако было очевидно: Пен крепко спала. Вероятно, сквозь сон она чувствует дергающую боль в ноге. Такое часто бывает с заживающими ранами, особенно по ночам, когда тело расслаблено.

Габриэль раздвинул полог шире и постарался, просунув руку под одеяло, нащупать больную ногу Пенелопы. Он потер икру и обнаружил, что опухоль заметно спала. Но почему же тогда Пен плачет?

Услышав очередной короткий всхлип, он догадался, что бедняжка плачет не от боли – от страха. Габриэль знал наверняка, ведь ему приходилось испытывать подобное бесконечное множество раз. Пенелопа видела страшный сон.

Он отпустил ее ногу и сел у изголовья. Его глаза уже привыкли к темноте, так что он видел: Пенелопа спит, хотя из уголков прикрытых век текли слезы. Габриэль нежно провел пальцами по ее лбу. Кожа на ощупь оказалась холодной и влажной. Его сердце сжалось от сочувствия: он слишком хорошо знал, каково это – страдать от кошмаров.

– Ш-ш-ш, Пен. – Габриэль ласково погладил Пенелопу по щеке. Она не отпрянула, напротив – повернулась лицом к его руке, словно в поисках защиты.

Что ж, Габриэль и не смог бы дать ей большего – ничего, кроме сочувствия, по крайней мере этой ночью. Он медленно просунул руки под ноги и плечи Пенелопы и приподнял, чтобы посадить ее к себе на колени. Она уткнулась головой в его грудь – сейчас это стало для нее надежным укрытием.

Она была так близко, что Габриэль не удержался от соблазна погладить ее волосы – ее воздушные локоны приводили его в восторг. Такие мягкие и приятные на ощупь. Габриэль нежно поглаживал их, и каждый раз, когда он отнимал руку, они, будто пружинки, упрямо подпрыгивали вверх. Такие же живые, как сама Пенелопа.

Боже… Пенелопа у него на руках! Габриэль больше не мог врать самому себе и отрицать чувства, которые она пробуждала в нем. Он слегка отклонился назад, и Пенелопа припала к нему еще ближе, приобняв рукой его шею. От ее теплого дыхания все тело Габриэля покрылось мурашками. В нем загорелось желание. Даже сейчас, когда Пенелопа спала и видела страшный сон, такая беспомощная, он вожделел ее, одновременно испытывая стыд от вспыхнувшей страсти. Ведь он не должен быть здесь, рядом с ней. Но он не нашел в себе сил уйти.

Держать Пенелопу на руках было одновременно и наслаждением, и мукой. Он закрыл глаза, не отпуская ее из объятий. Сколько же ночей он представлял себе такое счастье? И теперь, когда оно стало реальностью, Габриэль ощущал его настолько, что едва владел собой. Ее кожа словно обжигала его тело, сладкий цитрусовый аромат, смешанный с запахом дождя, пропитавшего ее волосы, затуманивал рассудок – Габриэль не мог надышаться!

Габриэль открыл глаза. Он уставился на полог – он просто не мог смотреть на Пенелопу: таким сильным было желание припасть к ее губам, вкусить их сладость.

«Возьми себя в руки! – говорил он себе. – „Ведь ты здесь лишь затем, чтобы поддержать Пенелопу – ничего больше“». Он старался заставить себя думать о чем-то другом, только бы выкинуть из головы те непристойные мысли, которые сейчас одолевали его разум. Но ничего не получалось. С каждым мгновением его пульс учащался, а дышать становилось все труднее.

Но вдруг Габриэль заметил, что и дыхание Пенелопы участилось. В следующий момент она вскрикнула:

– Нет!

Она проснулась, рыдая и дрожа, лихорадочно глотая воздух. Габриэль инстинктивно прижал ее к себе крепче, не давая вновь закричать.

– Тише, Пен. Это я.

– Габриэль? – спросила она с удивлением, пытаясь рассмотреть в темноте мужской силуэт.

– Да, – прошептал он, вновь погладив ее по лицу.

– Слава богу! – с облегчением произнесла Пенелопа лишь через несколько секунд.

Сердце Габриэля замерло, когда она еще крепче прижалась к нему, обняв обеими руками и уткнувшись лицом в его шею. Ее бедра слегка задели его затвердевшую плоть, и Габриэлю едва удалось сдержать стон. У него перехватило дыхание, и он застыл на месте, не в силах отвести от нее взгляд. Он изумился, заметив, как она смотрит на него. В этом взоре можно было рассмотреть что-то, похожее на… желание?

– Слава богу, – вновь пробормотала она, и Габриэль готов был поклясться, что даже в темноте заметил, что ее взгляд остановился на его губах.

И он знал: он просто не сможет больше дышать никогда, если прямо сейчас не поцелует ее. Если прямо сейчас не испытает то счастье, которого желал так давно.

Габриэль подался вперед, и она потянулась ему навстречу. Между ними словно зажегся огонь, и он…

Тишину нарушил ужасный резкий храп, слышимый отчетливо даже сквозь закрытую дверь в ванную. За ним последовали болезненные вздохи служителя.

Пенелопа вздрогнула от неожиданности, и – черт! – Габриэль тоже испугался и прижал ее к своей груди, как будто стараясь уберечь от опасности. Но она оттолкнулась от него – настолько сильно, что соскользнула на пол и всхлипнула от боли, приземлившись на больную ногу.

Габриэль поспешил встать с кровати, но Пенелопа отстранилась от него, неуклюже подпрыгнув на здоровой ноге, словно раненый заяц, пытающийся спасти свою жизнь от кровожадного хищника.

Проклятье! Как же он посмел воспользоваться беспомощностью бедняжки? Господи, как она смотрела на него! Как шептала слова благодарности за то, что он рядом с ней… А он не удосужился разобраться в ее чувствах.

Добравшись до туалетного столика, Пенелопа бросила на Габриэля настороженный взгляд. Она схватила пеньюар, висевший рядом, и накинула его поверх ночной рубашки. Затем, пошатываясь на одной ноге, повернулась к нему лицом и скрестила руки на груди. Вот и еще одна стена вознеслась между ними.

– Что ты тут делаешь? – спросила она, стараясь не повышать голоса.

– Ты… плакала, – начал объяснять Габриэль, проведя рукой по волосам. Он все еще не мог обуздать разгоревшееся желание, заставившее вскипеть его кровь. – И закричала, – добавил он в свое оправдание. – Я пришел проверить, все ли в порядке.

Пенелопа ничего не ответила и даже не спросила, как, всего лишь проверяя, он оказался в постели, держа ее, спящую, на руках, и очутился в столь опасной близости, что едва не поцеловал ее. Это стало бы роковой ошибкой для них обоих. Вместо этого Пенелопа глубоко вздохнула.

Габриэль застыл на месте, не желая заставлять ее нервничать еще сильнее.

– Тебе не следовало так пугаться, ведь ты потревожила больную ногу, – сказал он и осторожно добавил: – Не возражаешь, если я помогу тебе добраться до кровати?

Пенелопа инстинктивно переступила и вздрогнула от резкой боли.

– Давай, Пен. Я не кусаюсь, правда, – уговаривал Габриэль, неспешно приближаясь к ней. Она позволила ему поддержать себя за предплечье, и он улыбнулся. – Но вероятно, я попытаюсь поцеловать тебя, стоит тебе уснуть, – решил поддразнить он ее.

Пенелопа тихо усмехнулась и оперлась на его плечо, за что Габриэль был ей безмерно благодарен. Он не говорил ничего, пока провожал ее к кровати. Он поправил ее подушки и помог ей устроиться удобнее, затем отошел на некоторое расстояние, ощущая напряженность и неловкость.

– Спасибо, – прошептала Пенелопа. – Еще раз.

Габриэль покачал головой, показывая, что благодарность излишней.

– Ты видела кошмар? – поинтересовался он. Пен кивнула. – Сон был о Майкле, так? Ты видела его… в том домике, где все случилось. Господи! Пен, мне очень жаль! – В его голосе слышались нотки злости, злости на себя самого. Он чувствовал вину – словно сотни камней с высоты обрушились на него. – И все из-за меня. Мне не следовало вытягивать из тебя правду о прошлом…

– Нет, – твердо прервала его Пенелопа. – Ты имел право знать.

Но легче Габриэлю от этого не стало.

– Я… – Она нервно сглотнула. – Я видела сон о той страшной ночи, только вот тело, которое я обнаружила, принадлежало не Майклу. А тебе.

Габриэль вздрогнул.

– Ты лежал там. Погибший от собственной руки. – Ее голос сорвался. Как же он хотел сейчас яснее видеть выражение ее лица! – А все из-за того, что я подвела тебя, – с отчаянием в голосе добавила она.

– О Пен! – выдохнул Габриэль. Теперь он просто не мог стоять и наблюдать, как она страдает. Он подошел к кровати и присел с краю, притянув к себе Пенелопу. Она не сопротивлялась. – Ты не можешь подвести меня, никогда!

Бедняжка ничего не ответила, лишь дрожала в его объятиях. Вероятно, кошмар все еще стоял перед ее глазами. Так вот почему она была так рада увидеть его, когда проснулась! Вот почему так смотрела на него. Она все еще не могла избавиться от ощущения, что видит его в последний раз. А он все истолковал превратно, принял ее чистую радость за порочное желание.

Господи! Пен – светлый, прекрасный человек, всегда готовый взять людей под свою опеку. Это выражалось во всем, даже в ее обращении со слугами: она всегда разговаривала с ними на равных, как будто поднимая их в глазах окружающих. А теперь она чувствовала ответственность за него, Габриэля, настолько сильно, что видела кошмары.