— Шестеро детей?

— Я была удивлена не меньше, чем ты, — сказала Милли.

Она надеялась, что поступает правильно, разговаривая с ним. Должно ведь быть какое-то руководство для подобных душевных расстройств, как, например, совет не будить лунатика. Ей не хотелось, чтобы он терял голову, во всяком случае, не сейчас, когда дети в соседней комнате смотрят сериал «Симпсоны». Происходящее казалось ей заимствованным из бульварной газетенки.

— Шестеро? — еще раз повторил Тим.

— Да прекрати ты, ради бога, талдычить одно и то же! — крикнула вышедшая из себя Милли, которую больше не тревожило его душевное состояние. — У меня тоже будет шестеро, и все заботы лягут на мои плечи. Ты все равно будешь уходить каждое утро в офис на девять-десять часов, и никаких хлопот с детьми.

— Помолчи, я должен подумать.

Милли ущипнула его за руку, притом не очень игриво.

— Тогда хорошенько подумай, в ближайшие полгода у тебя будет для этого не очень много времени.

«Не хочу их, — хотелось сказать Тиму. — Совсем не хочу. Хочу исчезнуть отсюда, поездить по миру и вернуться, когда все дети встанут на ноги. Мне нужна такая семейная жизнь, когда один ребенок по вечерам играет на фортепьяно, другой вышивает малиновку, сидящую на бревнышке, а третий восторженно переводит латинскую поэзию. Последний же сидит возле меня и просто молчит, льнет ко мне, любит меня. Разве я многого хочу?»

Он благоразумно оставил этот вопрос при себе, наверное, потому, что знал на него ответ. Но как бы ни был он несчастлив со своей семьей с четырьмя детьми, семья с шестью детьми — это что-то немыслимое.

— Они же не поместятся в машину, — сказал он, когда шок миновал и в голову полезли всевозможные доводы против. — И спален у нас не хватает. Да и детских вещей. У нас их вообще нет. Мы же все раздали после того, как родился Натан.

— Кое-что я оставила, — тихо произнесла Милли.

Тим дернул головой:

— Оставила? Это еще зачем? Мы же решили, что четверых вполне достаточно для любой пары, считающей себя в здравом уме.

— Просто я оставила лучшие вещи, чтобы передать их знакомым, а может, и нашим внукам. Многие из них о чем-то напоминают. Я не могла все отдать в благотворительный магазин.

У Тима задергался левый глаз. Он пристально вглядывался в лицо Милли в поисках доказательств того, что его обманывают.

— Значит, это было запланировано?

Милли захотелось ударить его, но вместо этого она стала просто кричать на него:

— Нет! Если помнишь, это ты тогда увлекся, а не я!

Тима обескуражило это обвинение. Он такого не помнил, да и не хотел. Он уже давно решил, что во всем виновата Милли, и ничто не заставит его изменить это мнение.

Самое скверное, что он ничего не мог с этим поделать. Выбора у него нет. Хотя он и лелеял мечты насчет того, чтобы убежать с Элисон и еще раз пережить молодость, он знал, что это всего лишь фантазия. И все-таки он питал смутную надежду, что пройдет не так уж много лет, прежде чем его дети достигнут возраста, когда он будет не очень им нужен.

И дело не в том, что он сколько-нибудь серьезно раздумывал над тем, чтобы оставить их, хотя мог безболезненно поразмышлять и над такой возможностью. Шестерых детей не оставишь. Они будут нуждаться в нем целую вечность. Как только образование лишит его последнего заработанного им пенса, они начнут жениться, или же им понадобятся залоги на покупку домов, которые нормальные люди не смогут позволить себе купить.

Он будет работать до девяноста лет и даже после этого вынужден будет пойти на неполный рабочий день в магазин «Сделай сам» только для того, чтобы оплачивать подарки на дни рождения для своих семисот внуков и правнуков.

Он видел свое будущее. Оно представлялось ему как дорожка из подгузников, обрывающаяся только у могилы.

— Ты куда? — спросил он у Милли, которая бросилась к двери с прытью, на какую только способна испытывающая тошноту женщина, беременная двойней.

— Я уже говорила тебе, у меня встреча со старым приятелем.

— С каким еще старым приятелем? — настаивал он, раздраженный ее уклончивостью.

— Его зовут Дэниэл, — вылетело у нее.

Милли вспомнила имя мальчика, в которого влюбилась, когда ей было шесть лет. И с этими словами она удалилась.

«Что еще за Дэниэл, черт бы его побрал?» — весь вечер думал Тим.


— Просто здорово, — восторженно произнес Грэм, приступая к огромной порции. — И совсем недалеко от нас. Как так вышло, что мы никогда не слышали об этом месте?

Несколькими неделями раньше кто-то из них отпустил бы очень остроумный комментарий насчет Дерьмовой долины, но теперь они старались тщательнее подбирать выражения. Это же район, где живут Тесс и Макс, их дом.

— Привет, Тесс!

Тесс вздрогнула. Она и забыла, что живет рядом и существует весьма большая вероятность того, что здесь можно встретить человека, с которым она успела познакомиться за короткое время пребывания в Хивербери. Она тотчас пожалела о том, что остановила свой выбор на этом ресторане.

— Привет! — ответила она, узнав женщину, которая приходила на занятия по йоге.

Тесс не знала, как ей выйти из этого положения. Все собравшиеся за столом ждали, когда им представят эту даму.

Незнакомка избавила ее от смущения:

— Тесс не знает моего имени. Меня зовут Сэнди.

Все вежливо пробормотали «здравствуйте, Сэнди», после чего умолкли, ожидая, когда Тесс объяснит им, как они познакомились. Делать было нечего.

— Сэнди ходит со мной на занятия по йоге, — объявила она.

Все закивали, точно это что-то им объясняло. Тесс решила, что друзьям не придет в голову, что она преподает на этих занятиях. С какой стати? Ну вот и все.

— Тесс — отличная преподавательница, — сказала Сэнди.

А вот и не все.

Фиона и Милли смотрели на Тесс в ожидании объяснений. Грэм был слишком поглощен едой. Тим, казалось, разговаривал со своей тарелкой, а Макс был оживлен.

— Потом расскажу, — небрежно бросила Тесс. («Когда подберу нужные слова, чтобы не показаться авантюристкой».)

Как нельзя кстати Картер явился с вином, предоставив ей передышку.

— Не помню, чтобы я заказывал вино, — сказал Макс.

Картер улыбнулся:

— Это от вашего друга.

И он указал на столик возле окна, за которым сидел Рав с двумя аккуратно одетыми детьми, которые образцово себя вели. Рав посмотрел на Макса и поднял бокал, а тот в ответ поднял два больших пальца. Макс заметил, что на Раве в этот вечер не было его фирменного свитера. Вместо этого он щеголял в азиатской рубашке, щедро расшитой золотом и серебром и усеянной блестками.

Пока Картер разливал вино, Грэм попытался прочитать название на этикетке. Он нахмурился, засомневавшись в том, что увидел.

— Да, ты прочитал верно, оно из Бомбея, — произнес Макс со знанием дела.

Грэм посмотрел на него:

— А Бомбей — это где?

— В Индии, глупец, — сказала Дафна.

— Где красота, там и ум, — проворковал Картер, а Дафна кашлянула от смущения.

— Наверное, это какой-то другой Бомбей, — сказал Грэм подчеркнуто терпеливо. — В Индии не делают вино.

— Пойди скажи это моему другу Раву, — предложил Макс.

Все наполнили бокалы и подняли их, чтобы посмотреть, какого вино цвета. Знатоки медлили с оценкой, но не потому, что в ресторане царил полумрак или бокалы были неподходящие, а потому, что никто толком не знал, что нужно было увидеть.

— На вид ничего, — высказал свое мнение Грэм.

Это, видимо, нужно было понимать следующим образом: «Ничего лишнего в нем не плавает, и вино явно красное». Согласившись с этими очевидными фактами, все сделали по глотку.

Никому не хотелось первым выносить суждение. Макс чувствовал, как Рав с волнением наблюдает за дегустацией, и понимал, что должен взять инициативу в свои руки, прежде чем кто-либо из компании скажет что-нибудь такое, что может огорчить его нового друга.

— По-моему, оно весьма… грубое, — сказал Грэм, сделал еще один глоток и ощутил, как сходит с его зубов эмаль и слезает кожа с языка.

Почувствовав, что Макс пристально смотрит на него, Грэм понял намек. Он проглотил вино, надеясь, что еще сможет что-нибудь съесть после того, как эта смесь доберется до его желудка, и прошептал:

— М-м-м… Выдержанное. Много… выдержки.

Тим залпом выпил бокал и объявил:

— На вкус ничего.

— С Тимом что-то случилось? — прошептала Тесс, обращаясь к Фионе.

— Потом расскажу, — так же тихо ответила та.

— А что это Милли так смотрит? — с любопытством спросила Тесс.

Фиона взглянула на Милли, которая отчаянно пыталась взглядом что-то ей напомнить. И тут ее осенило: она же обещала заговорить об отпуске, чтобы проверить, не обидится ли Тесс на то, что две другие пары уезжают без нее.

Фиона была не в ладах с дипломатией. Она скорее являлась человеком, который сначала говорит, потом извиняется. Но она знала, что должна сделать это. Милли рвалась в отпуск до рождения двойняшек, и ей не хотелось ехать только с Тимом и детьми.

Фиона решила пойти напрямик:

— А вы задумывались об отпуске в этом году?

Тесс рассмеялась:

— Мы не задумывались даже о том, что будет через неделю! Прошли времена, когда мы строили планы. Хотя с каждым днем все выглядит менее безнадежно, чем накануне.

Перед этим Тесс думала о том, как бы ей побыстрее освободить гардероб. Однако Фиона истолковала ее задумчивость как возможность того, что они все-таки смогут поехать вместе. Она откинулась на стуле, довольная тем, что сможет потом немного обнадежить Милли. Она чувствовала, что поступала непорядочно, но они с Грэмом уже решили, что лучше не поедут ни с теми, ни с другими. Это было бы неправильно.