— Придется, а то обидишь Картера, — предупредили ее.

Тесс осторожно попробовала макароны и воскликнула:

— Да это… просто великолепно!

Если честно, это было не самое лучшее, что она в жизни пробовала особенно после всех отпусков в Италии, но вкус точно был как у лучшей еды домашнего приготовления. Такого она давно не пробовала. Чай был такой же, как у Хитер, — темно-коричневый и крепкий. Но Тесс и он уже нравился.

Она с удовольствием съела всю порцию и откинулась на стуле, расстегнув верхнюю пуговицу на джинсах.

— Как он умудряется получать доход при таких ценах? — спросила она у Хитер.

— По вечерам он берет больше, и все равно у него много народа.

Тесс была разочарована.

— Жаль. Мне бы хотелось пригласить сюда Макса, но если здесь дорого…

— Тебе вчера вечером подсунули под дверь местную газету? — спросила Хитер.

— Да, — ответила Тесс. — Но я еще не успела просмотреть ее.

— Вот когда раскроешь, то увидишь много разных купонов со скидками, по которым можно приходить сюда по вечерам. Ты найдешь их только в нашей газете. Таким образом Картер благодарит общественный центр за то, что здесь заведен обычай обедать у него, и за все услуги, которые оказывают ему местные коммерсанты.

— Пудинг, дамы? — спросил Картер, размахивая еще одним меню, в котором на двух страницах предлагались пудинги со сливками, мороженым или сладким кремом, либо с любым сочетанием вышеперечисленного.

Тесс не хотелось больше есть, но она умудрилась проглотить еще и пудинг с вареньем и сладким кремом.

— А вот это точно самое вкусное, что я когда-либо пробовала! — объявила она.

Хитер сияла от удовольствия, поскольку ее приятельницу, как и Хитер, когда она была здесь в первый раз, покорили яства Картера. Все это говорило о том, что Тесс впишется в их компанию.

А Тесс тем временем думала о своих старых подругах: «Может, мы сможем сюда как-нибудь зайти? Если мне здесь по душе, я уверена, что и Фионе с Милли тоже понравится».


Объевшись пирогами на кухне Милли, Фиона отправилась домой. Она с недоумением осмотрела грузовичок возле своего дома и пару недовольных молодых людей, которые разгружали коробки, не очень-то беспокоясь об их содержимом.

«О нет!» — подумала Фиона. Она побежала по улице и, ворвавшись в дом, увидела свою помощницу по хозяйству, Вальбургу, которая сидела, съежившись, на кухне и выслушивала лекцию матери Фионы о том, как нужно правильно заваривать чай.

— Сначала разогрей чайник, а то чайные листья отказываются отдавать аромат.

Вальбурга перевела про себя услышанное и сделала вывод, что эта женщина не в своем уме, раз говорит о чайных листьях как о живых существах. Однако она понимающе кивнула и поклялась, что ее ноги больше не будет на кухне, если эта ненормальная окажется здесь.

— Тогда приступай, девочка!

Вальбурга поняла, чего от нее ждут, и бросилась заваривать чай. Она не была уверена, что должна слушаться приказаний матери хозяйки, однако у нее не хватило храбрости отказаться. Она взяла чайник и поставила его на плиту.

— Что ты делаешь? — завопила Дафна.

— Подогреваю чайник, — нервно ответила Вальбурга. — Как вы мне сказали.

— Глупая, бестолковая девчонка. Сначала сполосни его кипятком, чтобы согрелся.

Вальбурга разрыдалась. Фиона уже объясняла ей, чтобы она никогда не называла ее детей «глупыми», потому что это очень вредное словечко. И девушка стала воспринимать его как ужасное оскорбление, к которому прибегают, когда речь заходит о самом недостойном поведении. И вот ее называют «глупой», когда она делает то, что ей сказали! Вальбурга выбежала из кухни и помчалась мимо Фионы.

«Прости!» — хотела крикнуть ей вслед Дафна, но не могла этого сделать. Она никогда не просила прощения ни у мужа, ни у детей, и уж тем более у незнакомых людей. Она всегда считала, что люди сами должны понимать, когда ты виноват перед ними, а не ждать, пока им это скажут. Разумеется, она не собиралась обижать помощницу по хозяйству, и девушка наверняка это понимала. Просто ей очень хотелось выпить чаю; она уже несколько часов только об этом и думала, потому что ее чайник упаковали еще утром. И ей хотелось, чтобы он был приготовлен как надо. Вот и все.

— Что ты сказала ей, мама? — осуждающе спросила Фиона.

— Ничего особенного. Просто я ей объяснила, как в Англии заваривают чай. Мне казалось, ты говорила, что домработницы здесь затем, чтобы изучать наш язык и нашу культуру. И я понимаю, что ты с твоим увлечением чайными пакетиками не станешь ее этому учить.

— И вовсе это не увлечение. Большинство людей в наши дни заваривают чай в пакетиках, потому что так удобнее. Ты же не станешь говорить, что это их увлечение?

— Наверное, не все воспитаны так, как ты, чтобы все делать правильно.

Фиона прикусила язык, губу, внутреннюю сторону губы, все, что можно, лишь бы только не заводить Дафну еще больше. Та пробыла здесь всего пять минут, и посмотрите, что уже наделала.

— Как скажешь, мама.

— И не надо меня опекать. У меня нет старческого маразма.

Какое-то время Фиона стояла неподвижно, стараясь взять себя в руки, а затем сосредоточилась на приготовлении чая тем способом, который нравился матери больше всего. Будь Дафна в другой комнате, Фиона бы использовала пакетик и солгала, сказав, что заварила чай в чайнике. Она уже проделывала это, и Дафна ничего не заметила. Но поскольку мать следила за каждым ее движением, она должна была все делать «правильно».

— Я рассчитывала, что ты приедешь к вечеру, — сказала Фиона, тщательно следя за тем, чтобы в голос не вкрались осуждающие нотки.

— Уж не думаешь ли ты, что я должна была сидеть на полу в нетопленом доме без занавесок, чтобы не расстроить твои планы? — спросила Дафна.

«Зачем я все это говорю? — в отчаянии спросила она у самой себя. — Почему я не могу просто пожаловаться дочери, что у меня все болит, что я больше не могу принимать обезболивающие таблетки но два часа подряд, и мне нужно что-то делать, иначе я расплачусь. Почему я не могу просто сказать — не обращай на меня внимания, это моя боль говорит».

Но ей не хотелось, чтобы Фиона обращалась с ней, как со старухой-инвалидом. А как Фионе следует с ней обращаться, она и сама не знала. Ей хотелось повернуть время вспять и начать их отношения с нуля. На сей раз она поговорит с дочкой и выслушает ее. Она не будет все время осуждать ее за то, что та поступает по-своему, потому что давно поняла — это не имеет никакого значения. Фиона все равно будет делать, что хочет, однако с благословения матери им будет житься гораздо спокойнее.

Но она не могла повернуть стрелки часов вспять. Нужно начинать здесь и сейчас, как бы это ни было трудно. Но пока в спине не утихнет боль, она не сможет думать ни о чем положительном.

— Ты хорошо себя чувствуешь, мама? — с тревогой спросила Фиона. — Может, у тебя опять болит спина?

С того времени, как Фиону пригласили в больницу и сказали, что у ее матери ужасные боли в спине, она всякий раз выходила из себя, когда мать решительно заявляла, что у нее нет проблем.

К несчастью, упрямство Дафны принесло свои плоды, и Фиона поверила в то, что мать справляется с болью. Будь они чуть более открыты по отношению друг к другу, Фиона поняла бы причину постоянной раздражительности матери и не заводилась бы с полоборота.

— И не надо об этом! У меня в спине нет решительно ничего такого, что не смогла бы вылечить чашка хорошего чая, — огрызнулась Дафна.

— Вот и отлично, — сказала Фиона.

Приготовив матери чай, который с ворчанием был принят как сносный, Фиона помогла ей подняться в ее комнату. Дафна осторожно опустилась на кровать, легла и медленно вытянулась.

— Я пока вздремну, — резко произнесла она, но едва дочь вышла, как Дафна заплакала.

Спустившись вниз, Фиона позвонила Грэму на работу.

— Приехала, — коротко сказала она.

Грэм ответил не сразу:

— Ты хочешь, чтобы я пришел домой?

В глубине души Фиона была ему благодарна, зная, что он придет, если она попросит его об этом. Да, он предпочтет посидеть в пабе, надеясь, что к нему подойдет наемный убийца и предложит свои услуги, как это, кажется, бывает с журналистами из воскресных газет. Однако она собиралась справиться со всем сама так что придется к этому привыкать.

— Все нормально. Но за предложение спасибо. Просто мне хотелось услышать твой голос.

Она рассказала ему про Вальбургу и чай. Грэм что-то сочувственно пробормотал. Фиона поймала себя на том, что она вслушивается в его голос, пытаясь уловить в нем жалость к себе. Она подумала, что это из-за матери она сомневается в собственном муже и в самой себе.

— Я на твоей стороне, Фай, — произнес наконец Грэм.

Он именно это и имел в виду, но убедить жену ему не удалось.

Он так и не сумел полностью войти в роль мужа, который поддерживает свою жену, хотя ему этого очень хотелось. Просто его волновали другие вещи. Начав мысленно готовиться к испытанию, которое ждало его дома, он думал о письме, которое только что пришло по электронной почте. Оно было уже пятым за месяц, и он не знал, что с ним делать.

«Хорошо, что сейчас хоть кто-то на моей стороне», — печально подумал он.

7

— Ну и как прошел пикник? — спросил Грэм.

— Если ты собрался прочитать мне еще одну лекцию, то можешь не утруждать себя, — вызывающе произнес Тим. — Я рад, что согласился, и ничуть не чувствую себя виноватым.

— Нет-нет, я не за этим тебе позвонил. Мне правда интересно. Я ведь несу кое-какую ответственность. В конце концов, это я рассказал тебе о сайте, — как можно безразличнее сказал Грэм.

Тим ощетинился:

— Не надо представлять дело так, будто я не слышал об этом. Насколько мне известно, ты первый это сделал.