— Должна сказать, я весьма разволновалась, когда она мне рассказывала о вас. Это прозвучало как ответ на мою молитву!

Теперь Тесс стало не по себе.

— Как это? — осторожно спросила она.

— Ну, вы же знаете, мы весьма прогрессивные люди. Всегда стремимся расширить учебный план, так что, когда несколько недель назад уволился один из наших учителей, мы оказались перед довольно серьезной проблемой.

Тесс начало подташнивать. У нее появилось зловещее ощущение, будто она знает, о чем идет речь.

— У вас проблема? — спросила она дрожащим голосом.

— Уже нет! — легко ответила мисс Блоуэрс. — Хитер сказала мне, что вполне уверена — вы достаточно подготовлены, чтобы учить наших детей йоге, как вы это делаете в общественном центре!

Тесс исподтишка взглянула на Макса, безмолвно умоляя его не смеяться.


Позднее она подумала о том, что лучше бы доставила ему это удовольствие, хотя в этом и было что-то садистское. А все потому, что это был самый ужасный день в их жизни, хуже некуда. За сутки до переезда они собрали в коробки свои вещи, многие из которых, возможно, не увидят снова несколько лет, если вообще когда-нибудь увидят. Они тщательно измерили новую квартиру и точно рассчитали, сколько вещей можно взять с собой и сколько придется сдать на хранение.

«Когда это мы успели накопить столько всего? — с изумлением спросила себя Тесс. — Откуда у двух человек столько барахла?»

Она могла объяснить происхождение всех предметов или, по крайней мере, большинства. В первые годы брака они каждые выходные проводили в поисках необычного приобретения, заполняя свой дом и собирая смешные истории, связанные с покупками.

Она обвела глазами все имущество, на которое был наложен арест: продавленные, не сочетающиеся друг с другом диваны и кресла; полки вдоль стен, заставленные сотнями книг; античные вазы с сухими цветами или благовонными шишками; тяжелые драпировки на окнах и мебели.

Все это производило впечатление и светскости, и современной непритязательности. Это своеобразное сочетание было достигнуто за счет огромных расходов и усердия. На то, чтобы достичь этой вершины потребительского успеха, ушла приличная часть жизни, и приходилось отказываться от многих других немаловажных вещей.

Прежде чем приступить к процессу отбора, Тесс вздохнула. Это все равно что произвести инвентаризационную опись супружества. Нет, еще хуже — это соревнование. В реальной жизни, а не в шоу «Поп-идол», будто приходится выбирать подарок к своему дню рождения: самые ценные картины, стулья, сувениры, рождественские сюрпризы. Это посерьезнее, чем в телепрограмме, тут надо все рассчитать. Либо брать, либо нет.

Как это ужасно, отвратительно и ужасно.

— Какое кресло ты возьмешь? — спросила Тесс, указывая на удобное холостяцкое и на большое глубокое кресло, в которое они оба забирались, когда смотрели телевизор. — Место есть лишь для одного.

Макс был уверен, что знает правильный ответ на этот вопрос.

— Разумеется, большое.

Тесс уставилась на него.

— Ты что, хочешь, чтобы я чувствовала себя виноватой за то, что не позволила тебе взять твое любимое кресло? — осуждающе спросила она. — Да ты меня будешь ненавидеть всякий раз, когда захочешь отдохнуть. Каково, по-твоему, мне придется?

— Тогда возьму свое любимое.

— Очень умно заставлять меня принимать за тебя решения! — вскричала Тесс.

— Это нечестно, — тихо произнес Макс.

И чья же это вина? Тесс этого не сказала, но подумала. Со временем она все выскажет, но ее теория состояла в том, что чем дольше она сможет сдерживаться, тем безболезненнее будет рана и меньше осложнения. Она, возможно, даже простит его.

Ха-ха.

Тесс вздохнула:

— Забирай свое кресло. Другое все равно слишком большое для той квартиры.

— Отлично, — огрызнулся Макс, — тем самым ты тонко намекнула, что квартирка крошечная, а это, как ты постоянно напоминаешь, моя вина.

И разговор продолжился в том же духе.

— А почему ты это кладешь в коробку с надписью «нет»? Это же вид дома, в котором мы жили во время нашего первого отпуска с Ларой, — с волнением прошептала Тесс.

— Знаю, но мы уже отобрали все картины, которые берем с собой. На стенах больше нет места.

А Тесс уже лихорадочно рылась в коробке с надписью «да».

— Значит, придется что-то оставить. Как насчет этого?

— Но это вид места, где мы провели наш медовый месяц, — заметил Макс. — Не хочешь ли ты сказать, что эта картина не такая важная, как другие? Что до появления Лары наша жизнь не имела смысла, содержания?

И так продолжалось, пока их дом и пятнадцать лет брака не были поделены между коробками с надписями «да» и «нет».

Закончили они к двум часам ночи. Оба были истощены физически и эмоционально. Не оставалось ничего, что не было бы упаковано в коробку или не помечено.

Кроме двух необходимых им вещей, которые они купили для своей новой жизни: видеокассеты с занятиями йогой и карты Большого Лондона и окружающих графств.

Потому что меньше чем через двое суток Тесс начнет свой первый урок, а Макс повезет семью из четырех человек в аэропорт Стэнстед.

Единственная проблема заключалась в том, что, как узнала Тесс, йога — это отнюдь не аэробика, а Максу сообщили, что на его машину завтра будет наложен арест.

5

Тесс хотелось, чтобы шел дождь или чтобы черные облака бросали мрачные тени на зеленые побеги глицинии и красные кирпичи. Ей хотелось, чтобы это прощание было легким или хотя бы легче, чем на самом деле. Однако все вокруг было залито солнечным светом, как в сцене из какого-то кинофильма.

Тесс старалась увидеть происходящее в истинном свете, глядя на дорогу скорее глазами заинтересованного наблюдателя, нежели самоуверенного домовладельца. Хотя эта улица была похожа на любую другую в каком-нибудь английском городке, где викторианские и эдвардианские «полуотдельные» дома соседствуют с домами с террасами, в их бывшем доме было что-то спокойное и солидное.

Это впечатление усиливалось при взгляде на сигнализацию, смонтированную на каждой входной двери, и на прочно укоренившиеся вьющиеся растения, густо покрывающие кирпичные стены и намекающие на то, что жильцы здесь не временные. Стены домов не были обезображены нецензурными выражениями, а вокруг было чисто. Мусор, если он появлялся, убирался хозяином (или нанятым уборщиком за весьма скромную плату) буквально в считанные часы. Роскошные автомобили, припаркованные бампер к бамперу (все эти «рено-эспейс» и «форды-галакси», забитые сиденьями для детей и высокими резиновыми сапогами, а также «лендроверы» с багажниками, специально переделанными для того, чтобы можно было перевозить лыжи), свидетельствовали о том, что владельцы домов были людьми небедными.

Фиона и Милли стояли на тротуаре, едва сдерживая слезы, тогда как их мужья не знали, как себя вести, а дети откровенно скучали. Было восемь часов воскресного утра, и на улице стояла тишина (хотя Тесс считала, что для драматизации происходящего не помешал бы оркестр, исполняющий что-нибудь из Вагнера).

Грузовиков для перевозки мебели не было, как не было и людей в рабочей одежде, швыряющих коробки с бесценным хрусталем одна на другую. Приехал лишь видавший виды белый фургон с надписями «Фургоны Фрэнка — самые дешевые в Южном Лондоне» на боках. Макс нанял его на весь день и намеревался гонять туда-сюда, пока не перевезет все их вещи либо на хранение, либо в новую квартиру.

Дабы избежать унижения, связанного с появлением сотрудников налоговой полиции, которые в присутствии его друзей наложат арест на машину, Макс в шесть утра перегнал ее в специально снятый гараж, где и сдал подростку с затуманенным взором, который, наверное, и не понял, что подписывает на планшете, поскольку Макс во время сделки ничего не говорил.

Тим и Грэм намеревались помочь с погрузкой и разгрузкой, как только Макс оставит Тесс и Лару в квартире, где они начнут разбирать вещи.

Тесс отважно обняла двух своих подруг, и все улыбнулись, плотно сжав губы, чтобы не выпустить неосторожное слово. Все дали слово друг другу, что не будут считать этот день чем-то вроде последнего прощания. Однако едва не забыли об обещании, когда мимо них, пошатываясь, прошел Макс с коробкой, на которой было написано: «Вещи Тесс и Макса».

Ларе разрешили взять столько своих вещей, сколько захочет, чтобы она не расстраивалась, по крайней мере сейчас. Однако в результате осталось меньше места для них самих. После долгих мучений они сократили свои притязания до одной коробки, и эта небольшая ветхая коробка теперь, казалось, символизировала их скудную жизнь.

Милли с Фионой задумались, смогут ли они сократить, а потом рассредоточить свою собственную семейную жизнь по таким маленьким коробкам? Найдя подобную перспективу невозможной, они сосредоточились на несчастье Тесс.

— О господи, Тесс, знаю, мы не собирались реветь, но это ужасно, — неожиданно произнесла Фиона, так крепко обнимая подругу, точно никогда больше ее не увидит.

Милли тотчас взяла на себя свою обычную роль посредницы, приведя в чувство своих приятельниц.

— Ну-ка, сейчас же прекратите, — живо проговорила она. — Во вторник мы все встречаемся у Тесс, чтобы выпить кофе. Это будет через два дня. Бывало, мы и дольше друг друга не видели.

Все сделали вид, что поверили в это, и взяли себя в руки. Разговор пошел более спокойный, а Макс тем временем воевал с покоробившимися ржавыми дверями фургона, вспоминая сложные указания Фрэнка насчет того, как их нужно закрывать, с использованием кулака, пинка и любого ругательства, которое придет в голову.

Тим стоял у ворот, якобы следя за тем, чтобы никто из девятерых детей не бросился под машину (или молоковоз, единственное транспортное средство в это время). Но на самом деле ему хотелось уединиться, чтобы подумать. Ибо невозможно думать дома с четырьмя детьми и беременной женой, которая становится все более раздражительной и требовательной. Как ни странно, только в более оживленной обстановке, вроде этой, он мог ускользнуть и погрузиться в размышления.