Анхела Бесерра - Любовь-нелюбовь

В ту ночь Фьямме приснился архангел. Он нес ее по воздуху на нежнейших своих крыльях, а она безудержно смеялась. Проснулась Фьямма в плохом настроении: она всегда полагала, что сны — предвестники беды. Даже радостные сны.

Она через силу встала и направилась в ванную — смыть тяжелые мысли водой и мыльной пеной. Она давно заметила, что, когда человек трет мочалкой тело, он на самом деле пытается оттереть пятно, неожиданно появившееся у него на душе.

В довершение ко всему день выдался пасмурный. По небу бесконечной чередой ползли тяжелые облака, похожие на груженых ослиц. Такой день будет тянуться и тянуться. Стояла влажная, липкая жара, окутывающая тело душным коконом, от которого уже не избавиться.

Нахмурившись, Фьямма открыла шкаф и, пока доставала из коробки сандалии, все старалась отбросить свои мрачные предчувствия.

Она позавтракала без всякого аппетита — несколько кусочков папайи и ананаса — и, не дожевав, вышла на улицу. Утренний бриз взбодрил Фьямму. Ей нравилось вдыхать ни на что не похожий запах порта — запах мокрой соли и свежевыловленного тунца.

Взглянув на часы, Фьямма поняла, что опаздывает. Если не поторопиться, то можно и не успеть на встречу с журналисткой, которая собирается пригласить ее на свое шоу "Люди, которые исцеляют", что выходит каждый вторник на главном телеканале. Она повернула на улицу Ангустиас — в детстве она каждый день проходила по этой улице, сокращая путь до школы. В те времена она развлекалась по дороге тем, что считала разноцветные фасады. Вот они, ничуть не изменились — огромные дома с благородными колоннами, выкрашенные в яркие цвета, словно бог-художник вылил на них, не скупясь, по огромной бочке краски. Голубые, красные, оранжевые дома, а вот и тот странный фиолетовый дом, который так волновал ее воображение в детстве и который она окрестила для себя "восточным цветком".

Фьямма ускорила шаг. Она давно уже старалась думать как можно меньше. Ее жизнь превратилась в бесконечную череду несбывающихся желаний, и это однообразие сковывало ее душу, заслоняя все радости жизни. Но сегодня будет не так, подумала она. Сегодня ее ждет важное событие.

Она шагала, рассеянно глядя по сторонам и думая о встрече, на которую спешила, когда откуда-то с небес раздался душераздирающий крик, который, однако, не смог предотвратить неотвратимого.

Ужасная тяжесть вдруг обрушилась на Фьямму, ослепив ее, вырвав из окружающего мира. Она вознеслась к блаженному состоянию полного забвения.

И приземлилась на пылающий асфальт. Последнее, что она видела, было большое черное пятно. Она так и не поняла, что с небес на нее рухнул ангел.

Фьямма лежала на мостовой. Струйка крови окрашивала ее одежду в красный цвет. Рядом с ней ждал помощи от своей хозяйки ангел с благостным ликом и расколотым надвое телом.

Женщина, кричавшая с балкона, безуспешно пытаясь предотвратить трагедию, сама и была ее виновницей. Ангел — очередное приобретение для ее богатой коллекции, выскользнул у нее из рук, когда она пыталась пристроить его на отведенное ему место.

Сирена "скорой помощи" привлекла внимание соседей и прохожих, жадных до всяких происшествий. Хозяйка ангела, в ужасе от содеянного ею, сбежала по лестнице с четвертого этажа, выскочила на улицу и, расталкивая локтями толпу любопытных, добралась до того места, где распростерлись два тела. Она с облегчением убедилась, что ангела можно починить, а женщина дышит.

Когда Фьямма открыла глаза, она увидела множество испуганных смуглых лиц и очень белое лицо женщины, смотревшей на нее с тревогой и ужасом. Женщина что-то говорила Фьямме, но та не слушала. Она забыла, кто она такая. Забыла, почему она здесь. Забыла, где она. Единственное, что она чувствовала, это острую боль в переносице.

Когда подъехала машина "Скорой помощи", Фьямма пребывала все в том же состоянии. Санитары с носилками кричали, требуя пропустить их. Сама не помня как, Фьямма очутилась в машине. Там же оказалась и незнакомка, которая настояла на том, чтобы сопровождать пострадавшую, хотя и не ответила на вопрос фельдшера, кем она пострадавшей приходится.

Пока Фьямму везли в больницу, голова ее моталась из стороны в сторону в сумасшедшем ритме сирены. Признаков серьезных телесных повреждений у нее не обнаружили, но потеря памяти была очевидной.

Пробившись сквозь все пробки, машина добралась до приемного покоя больницы. Фьямму повезли по коридору, заставленному каталками с роженицами, стариками и пребывавшими в беспамятстве пьяными, а хозяйка ангела вынуждена была остаться в приемном покое, где ответила на вопросы и продиктовала свои данные, поскольку о пострадавшей ничего сказать не могла.

В белых грязноватых стенах больницы царил запах дезинфекции, который Фьямма всегда ненавидела. Запах формалина пробудил в ней первое воспоминание.

Приемные покои больниц наводили на нее тоску. Дело было не в самих этих помещениях, а в запахе смерти, с которыми они у Фьяммы ассоциировались. Это осталось с того дня, когда двухлетняя Фьямма увидела свою бабушку в гробу и впервые почувствовала этот запах: во время бальзамирования служащий похоронного бюро нечаянно пролил на бабушку большой флакон формалина. Через несколько лет, когда в той же могиле, где лежала бабушка, хоронили дедушку, Фьямма снова увидела бабушку — не тронутую тленом, точно такую же, как в день похорон, — и почувствовала тот же запах, способный поднять на ноги мертвеца. Фьямме так и не удалось до конца избавиться от этого запаха. Сейчас благодаря ему она вспоминала, кто она такая. Вспоминала случившееся очень давно и произошедшее совсем недавно — в голове мелькали смутные картины детства и всплывала в памяти встреча, на которую она шла, когда случилось то, чего она не помнила. Ей понадобилось несколько минут, чтобы убедиться: руки и ноги ее слушаются. И тогда она словно воскресла.

Фьямма резко встала: нужно было бежать из больницы, страх перед которой был сильнее недомогания. Она начала протискиваться между каталками. Наконец справа обнаружилась дверь. Это был туалет. Там Фьямма осмотрела свой распухший нос и пришла к выводу, что с синяком можно справиться домашними средствами. Ей удалось пробраться через приемный покой незамеченной. Вернее, почти незамеченной: хозяйка ангела поднялась и пошла за ней.

Фьямма почти бежала, со страхом ожидая, что в любой момент ее могут окликнуть и остановить. Соленый морской ветер постепенно приводил ее в чувство. У нее все болело, но она все вспомнила. Она испытала смертельный страх. Единственное, чего она не понимала, — это каким образом потеряла сознание.

Сзади, на расстоянии нескольких метров, шагала, в красных лаковых туфельках и безукоризненном костюме с зеленым жакетом, виновница печального происшествия. Увидев, что Фьямма остановила такси, преследовательница ускорила шаг, вежливо представилась: "Эстрелья Бланко", — и без всяких объяснений тоже уселась в машину.

Они приехали на улицу Ангустиас. Такси остановилось возле большого желтого дома: Эстрелья Бланко, после безуспешных уговоров вернуться в больницу, настояла на том, чтобы отвезти Фьямму к себе. Фьямма уступила, потому что у нее уже не было сил сопротивляться. По дороге Эстрелья, не переставая извиняться за свою неловкость, рассказала, как все случилось.

Когда они проходили через роскошный портик, Эстрелья начала объяснять, чего ей стоило заполучить ту квартиру, в которую они направляются. Она поведала, что раньше квартира принадлежала старушке-аристократке, собирательнице предметов религиозного искусства. Образованная была дама, с утонченными манерами. Рассказывая, Эстрелья открыла старинную железную дверь — скрипела эта дверь ужасно, — и они оказались в старом и уютном доходном доме, где в прежние века обитали многие благородные семейства города. Лифт поднял их на самый верхний этаж.

В прихожей они встретились с "агрессором". Его принес привратник. Расколотый надвое ангел был прекрасной деревянной резной фигурой XVI века, украшавшей когда-то нос корабля. Эстрелья взяла ангела в руки и какое-то время задумчиво прикидывала возможности реставрации. Фьямма смотрела на нее с интересом: она не переставала удивляться поведению этой женщины, которая больше волновалась за антикварную вещь, чем за нее. К тому же Эстрелья слишком много говорила, отчего казалась то очень нервной, то даже несколько фривольной.

Фьямма ее не осуждала: она была психологом и привыкла к различным типам поведения. Какие только женщины не приходили к ней на прием! Каждый день она сталкивалась со всеми возможными разновидностями боли, тиков, разочарований, маний, одиночеств и неудач, иногда молчаливых, иногда неуемно красноречивых.

Эстрелья провела ее через мансарду с очень высокими потолками в огромную открытую лоджию, где среди кустов жимолости, бугенвиллей и апельсиновых деревьев пряталось множество ангелов. Пение сотен крохотных птичек превращало это место в волшебный сад. Фьямма подумала, что этот уголок создан человеком очень тонким, чувствительным и наверняка очень много любившим.

А Эстрелья между тем рассказывала о воздушном саде. О том, как впервые его увидела. Она сказала, что никогда ничего здесь не меняла, поскольку воспринимала это место как священное, как алтарь любви. Женщина, создавшая его, пережила трагическую любовь и укрылась от своей боли среди ангелов. Она так стремилась забыть об этой боли, что в конце концов забыла, кто она сама. Она умерла от болезни Альцгеймера, но это было в те далекие времена, когда об Альцгеймере и не слыхивали, так что все решили, что она умерла от любви.