— А если угораздило, так покажи свою бабу, не жадничай. Что в этом такого, не понимаю? Чего ты над ней, как царь Кощей над златом, чахнешь?

— Я не чахну. Просто не хочу, и все. Боюсь, сглазишь.

— Да ладно… Уж поверь мне, я знаю в женщинах толк. А ты в этом вопросе вообще мальчишка неопытный, просидел столько лет на одном месте, толстым Анькиным задом придавленный. Я же сразу оценю.

— Нет. Не надо мне твоих оценок. И толковости твоей не надо. Придет время — познакомишься. А пока не хочу. Она у меня женщина скромная.

— Хм… Скромная, говоришь? Что ж, не самое хорошее бабское качество — скромность. А она, часом, по внешности — не копия ли твоей Аньки?

— Слушай… Отстань, а? — едва сдерживая накипь раздражения, глухо проговорил Андрей. — Я же сказал — потом.

— Ладно, иди. Не больно-то и хотелось, — вяло махнул рукой Командор, утыкаясь в разложенные на столе бумаги.

— Обиделся, что ли?

— Нет. Мне чувство обиды незнакомо. Потому что не родился на свет человек, от которого я бы снес обиду. А кто родился, того уже в живых нет… Понял? А поскольку ты есть мой сын, то тебе все можно. От тебя — не обида. От тебя — милые мальчишеские капризы. Не более того. Ладно, иди… Мне работать надо.

Однако работать Командо́р больше не смог. Застряла заноза в голове, шевелилась обидной досадой. Он думал: «Нет, что этот наглый парень себе позволяет? Да он в ногах у отца должен валяться. Провидение благодарить за подарок в виде такого отца! Конечно, личная жизнь мужчины — неприкосновенна, в этом он с ним согласен. А с другой стороны — он же не чужой ему. Он же свой. В конце концов, он никогда не был ему по-настоящему отцом, и это тоже надо понимать! Любое новое состояние для человека непривычно. Тем более такое — состояние неожиданного отцовства. Оно трудное и незнакомое. Но видит бог, он старается, он изо всех сил радуется этому новому состоянию. В конце концов, он безмерно счастлив, если выражаться высоким штилем… А если так, то нет у Андрея никакого права оскорблять отца в лучших чувствах. Не наелись пока его мужские инстинкты сладкими родительскими ощущениями, им большего надо, им единения подавай, отцовой-сыновней близости, и по самой полной программе. Он имеет право, он отец!»

— Наташа, позови ко мне Игоря Хрусталева. Который охранником на входе стоит. Высокий такой, красивый. Ты тихо к нему подойди, поняла? Так, чтобы Андрей не видел, — проговорил Командор решительно в селектор.

— Хорошо, Андрей Васильевич. Сделаю.

Голосок Наташин стих, селектор ласково щелкнул, мигнул зеленой кнопкой. Задумчиво откинув красивую седую голову на спинку кресла, Командор побарабанил пальцами по подлокотникам, нахмурил слегка лоб. Да, с Игорьком нехорошо получилось, конечно. Да и с Иванычем, его отцом, тоже. Так с преданными людьми не поступают. А с другой стороны — на каком месте он должен Андрея на фирме держать? У него ж образования нет, даже самого мало-мальского. Слесарюга из автосервиса, ноль без палочки. Место начальника службы охраны — для него самое то. А отец и сын Хрусталевы и без должностей переморгаются, ничего страшного с ними не произойдет. Из дома же он их не выгоняет, в конце концов.

— Звали, Андрей Васильевич? — тихим приятным тенорком прозвучал от двери вежливо-почтительный голос Игоря.

— Да, Игорек, заходи. Чай-кофе будешь? А может, коньячку?

— Нет, спасибо.

— Ну, тогда сразу к делу?

— Слушаю, Андрей Васильевич.

— У меня к тебе будет поручение самого деликатного свойства, Игорек. Этого я не могу доверить никому, кроме тебя. Ты парень свой, я тебя с малолетства знаю.

— Я сделаю все, что вы мне скажете, Андрей Васильевич. Вы можете на меня рассчитывать в любом вопросе. Абсолютно в любом. Даже в самом интимном.

Игорь так преданно глянул шефу в глаза, что самому приторно стало. Переборщил, наверное. Хотя у шефа ни один мускул на лице не дрогнул, лишь выскочила из глаз маленькая искорка глумливой насмешливости, вроде того — эка ты, брат, загнул с интимностью-то.

— Нет, моя просьба не представляет собой ничего сверхособенного. Надо просто узнать, с кем встречается мой сын Андрей. Что за женщина, из каких кругов, возраст, семейное положение, ну, и так далее. Хочу удовлетворить свое отцовское любопытство, не более того. Справишься? Но только так, чтоб Андрею и в голову не пришло, что…

— А я уже сейчас готов вам сообщить всю информацию об этой женщине, Андрей Васильевич. Абсолютно полную. Хотите?

— Да? Но как ты?..

— Да случайно. Совершенно случайно. Это моя бывшая жена, Леся Хрусталева. Вы ее должны помнить. — Он сглотнул и будто заволновался сильно, опустил взгляд себе под ноги, замолчал.

Командор посмотрел на него с недоумением, потом протянул задумчиво:

— Бывшая жена, говоришь? Странно. Нет, я ее совсем не помню.

— Ну как же, Андрей Васильевич! Вы должны ее помнить. Вы же… Вы же…

— Ах, да-да, была там какая-то история. Точно была! Погоди… Кто ж у меня тогда в женах ходил? Валентина, что ли? Точно, Валентина! То бишь Валерия. Модная была актрисулька, популярная — жуть. Красивая женщина, жаль, что спилась. А твоя баба мне тогда просто под руку попалась, ты извини. Оно как-то случайно все вышло. Хотелось, понимаешь ли, Валентину ревностью расшевелить. Мне вообще все равно было, какую бабу под глазок камеры в спальню заволочь… Главное, чтоб убедительно было.

— Так это… Это вы сами кассету в телевизор сунули?.. Чтобы… Чтобы все увидели?

— Ага. Сам. Я ж говорю — твоя жена мне тогда первой под руку попалась. Она, кстати, и не сопротивлялась совсем. Шла, как овечка на заклание. Дура она у тебя была. А кстати, чего ты с ней развелся-то? Ко мне приревновал, что ли?

— Н… Нет… Я не ревновал. Меня отец заставил. Сказал, что она фамилию опозорила. И вроде как на вас сослался, что вы развода потребовали.

— Я?! Развода? Да ну, зачем… Я эту историю и забыл тут же, если честно. А ты уверен, что мой сын… он с этой твоей бывшей время проводит? Она кто сейчас?

— Да никто… Кем ей быть? Сами же говорите — овечка. Живет, с хлеба на воду перебивается. Комнату в спальном районе снимает. Сестра ей ребенка подкинула, а сама квартиру продала и в Америку смылась. Теперь она ее пацана растит, так и живут.

— Ого! Там еще и ребенок есть. Что ж, понятно… А как думаешь, серьезно у него с ней?

— Серьезнее некуда. Он там живет последние дни, я сам видел.

— Живет? С чего это он у нее живет? А, ну да… Толстая Анька же в санаторий уехала. Нет, погоди, это что же у нас получается? Я эту бабу перед камерой трахнул, вы с отцом ее из дому выгнали, а мой сын подобрал, выходит? Отработанным материалом пользуется? Как бомж на свалке? Потом еще и знакомить меня с ней начнет, идиот.

— Выходит, что оно так и есть, Андрей Васильевич. Выходит, не уважает он вас. Не ценит.

Командор дернулся, поднял голову, уставился на Игоря ледяным удивленным взглядом. Потом помолчал немного, переспросил тихо:

— Что? Что ты сказал про уважение, я не понял?

— Извините… Извините, Андрей Васильевич. С языка сорвалось.

— Пусть с твоего языка ничего подобного более не срывается, понял? Я не нуждаюсь в твоих комментариях. Что дозволено шаху, того не дозволено… другому человеку. Есть такая поговорка. Слышал?

— Извините.

— Ладно, поехали.

— Куда, Андрей Васильевич?

— Как — куда? К этой… К бабе твоей. К бывшей. Как ее зовут, я забыл?

— Леся.

— Поехали, отвезешь меня.

— А вы… Вы что…

— Да ничего я ей не сделаю. Поговорю только. Объясню, кто есть я и кто есть мой сын. Думаю, она поймет. Нет, я все-таки не понимаю, не понимаю его! Помани пальцем — столько шикарных баб налетит на молодость и деньги, а он себе какую-то Лесю выискал, отставной козы барабанщицу… Нет, не будет этого. Поехали.

* * *

Что бы такое вкусное мужчинам на ужин придумать? Из мясного, горячего, пахучего. Чтоб они вошли в прихожую и носами потянули, и чтоб голодные были, и чтоб слюнки от вкусного запаха потекли?

Леся улыбнулась, потянулась, выгнув спину по-кошачьи. Потом встала, медленно прошлепала к холодильнику, открыла дверцу морозильной камеры, задумчиво обследовала ее содержимое. Хотя обследовать особо и нечего было. Упаковка сосисок, пельмени, пачка болгарских овощей… Вот если б курица была, можно было бы курицу в духовке запечь. Но курицы в морозилке не наблюдалось. А жаль. «А не сходить ли тебе в магазин, дорогая? — тут же сердито обратилась она к самой себе. — Похоже, ты так увлеклась беззаботностью, что и не заметила, как обленилась напрочь? Давай-давай, поднимай задницу от стула и иди. И вообще, свежие продукты в холодильнике переменам жизни не помеха…»

Мысль о жизненных переменах разметалась радостью в груди. Леся зажмурилась на секунду от этого приятного и счастливого щекотания, но тут же стала серьезной, свела брови к переносице — нельзя, нельзя так откровенно радоваться! Откровенная радость счастье глазит, притягивает злую судьбу обратно. Оно, может, и неправильно все это, но не зря же люди через левое плечо плюют. А может, и ей тоже плюнуть? На всякий случай?

От перелива дверного звонка Леся вздрогнула, будто устыдилась только что претворенного ею в жизнь факта суеверия, ринулась торопливо в прихожую. Ритка, что ли, пришла? Или Верка в гости заявилась? Давно ее не было.

Распахнув дверь и не успев стереть приветливой улыбки с лица, Леся застыла на месте, как соляной столб, или как особь, моментальным параличом пробитая.

— Ну? Чего ты на меня уставилась, милая? Не узнала? — холодно сверкнул глазами Командор.

Однако в голосе его никакой холодности не присутствовало. Присутствовало скорее насмешливое удовольствие от произведенного эффекта, и эта явно прозвучавшая насмешливость вернула Лесю к жизни, как легкий, похожий на пощечину шлепок по лицу.