Опершись на Риткину руку, Леся проковыляла в ванную, глянула в зеркало, с полминуты внимательно вглядывалась в свое отражение, будто не узнавая. Да, фингал назревал под глазом порядочный, тут Ритка была права. Но вовсе не в этом было дело. Лицо в зеркале было чужим. Еще утром, когда умывалась, там было ее лицо, а сейчас — чужое. Ушло из него выражение, которое бывает у задумчивых спаниелей, то есть выражение добродушной печали пополам с детской наивностью. Глаза смотрели пусто и зло, губы сжаты плотной старушечьей скобкой, и даже наплывающий фингал, казалось, в это новое лицо органически вписывался, был его безобразным, но абсолютно логическим продолжением. Что ж, надо полагать, она, молодая женщина, Леся Хрусталева, навеки кончилась? Последняя капля надежды выбита чужым толстым кулаком, и теперь надо начинать жить сызнова, и привыкать к лицу, выражающему одну только злобную безнадегу? А что, с таким лицом, наверное, жить легче. Потому что нету, нету больше никаких сил. И точка. Все. Хоть убейте.
Глубоко вздохнув, Леся в полном отчаянии схватилась руками за горло, то ли всхлипнув, то ли взвыв на одной короткой ноте и на подгибающихся ногах прошла из ванной к себе в комнату.
— Леськ, да чего ты?.. — испуганно затопала следом за ней по коридору Ритка. — Да будет тебе! Если из-за каждой идиотки так горевать, то и слез не хватит. Ну, Леськ…
— Оставь меня, пожалуйста. Дай пореветь спокойно, — собрав остатки последних сил пролепетала Леся. И закрыла дверь комнаты. Прямо перед Риткиным любопытным носом.
И впрямь — что за охота на чужое горе смотреть? Ясно же, что в таком состоянии человек ни жалости, ни утешений не принимает. Лишние они в таком состоянии, раздражают только. Бросившись на узкую тахту и зарывшись лицом в подушку, Леся, вся без остатка отдавшись нахлынувшей безысходности, зарыдала надрывно, до хрипа и до боли в горле. Сколько можно идти ветру навстречу и ставить для непролитых слез героические плотины? И хорошо, что ей по морде дали, нечего себя тешить обманной борьбой за место под солнцем! Ясно же как белый день, что не предусмотрено там для нее места. И пора уже с этим смириться. Пусть все в одну кучу валится, пусть! Никто не виноват, что у нее такая подлая сиротская судьба вышла — и семья по ее глупости-слабости не сложилась, и сестра Саша бросила, загуляв по просторам далекой страны Америки, и образования стоящего у нее нет, и квартиры своей нет, и работы тоже нет, и надо теперь ждать, когда пройдет фонарь под глазом, чтоб хотя бы иметь возможность из дому выйти… А как, как ждать-то? На какие такие средства она будет сидеть и ждать?
Точно так плакалось ей однажды в детстве, когда мама потеряла ее в большом гастрономе. Помнится, стояла она, Леся, в толпе, маленькая и дрожащая, терла кулаками мокрые глаза, звала маму, заходясь в безысходном плаче. А теперь и позвать некого.
Вскоре слезный поток иссяк сам собой, и тело запросило сна. Вытянув из-под себя плед, Леся едва укрылась с головой и тут же улетела в сон, будто спасаясь от безнадеги. Показалось ей, однако, что на грани наплывающего сна прошелестел над ухом тихий голос, очень похожий на мамин: спи, спи, доченька. Перед рассветом всегда самая черная ночь. Запомни, перед рассветом.
Как пришел из школы племянник, Леся уже не услышала. Ритка открыла ему дверь, скорчила упреждающую страдальческую гримаску — не шуми, мол.
— А что такое? — испуганно прошептал Илька. — Что-то с Лесей плохое?
— Да ничего. Спит она, я заглядывала. Представляешь, побили ее.
— Кто?!
— Жена приходила того мужика, который тебе телефон принес. У Леськи теперь точно такой фингал, что и у тебя. И тоже под правым глазом. Один в один! Будете теперь ходить, как бомжиха с бомжонком.
— Ой, да ладно… Мы и без фингалов с Леськой бомжи получаемся. Без определенного места жительства. И все-таки, теть Рит, я не понял… А зачем эта жена приходила-то? Что ей Леська плохого сделала?
— Да откуда я знаю? Дурацкие вопросы задаешь! Я и сама еще от шока не отошла. Пойдем лучше на кухню, поедим чего-нибудь… А Леська пусть поспит, не мешай ей. Ты яичницу с колбасой будешь?
— Что? — поднял на нее испуганные, ничего не понимающие глаза Илька. — Какую яичницу?
— О господи… Обыкновенную, какую! Глазунью!
— А… Нет, я не хочу, спасибо. А откуда она взялась, эта жена?
— Ну, может, и не жена… Хотя нет, она точно жена. Она его «своим мужиком» называла. И еще — «моим Андрюхой».
— А Леська-то тут при чем?
— Во пристал! Да ну тебя к лешему! Сами в своих делах разбирайтесь! Одна суета с вами, ей-богу! Оно мне надо, сам подумай? Еще и драк мне тут не хватало! Прямо хоть от квартиры отказывай.
Сердито фыркнув, Ритка развернулась и ушла на кухню, откуда вскоре донесся аппетитно шкварчащий звук разлитых по сковородке яиц. Илья постоял в прихожей еще какое-то время, старательно хмуря лоб и будто соображая что-то, потом сунул руку в карман куртки, бросил портфель на пол и, присев на корточки, начал вытаскивать из него разного рода мятые бумажки, с озабоченным видом в них вглядываясь. Наконец искомый предмет нашелся — глянцевая картонная полоска в синей рамке с фирменным логотипом сбоку, с именем, выписанным синими четкими буквами. Оглянувшись на дверь их с Лесей комнаты, Илья постоял еще какое-то время в нерешительности, потом прошел на цыпочках в ванную и запер за собой дверь. Пальцы дрожали, и он никак не мог совладать с ними, нажимая маленькие кнопки мобильника. Наконец с третьей попытки получилось, и знакомый мужской голос ответил сразу, весело и уверенно:
— Да! Слушаю! Кто это?
— Это… Это Илья вам звонит… Здравствуйте.
— Здравствуйте… Не понял, какой Илья?
— Ну, тот самый. Который у школы стоял. Вы у меня еще жвачку попросили, а потом…
— А, да! Понял, понял! Привет, Илья! Ну, как там твои обидчики? Надеюсь, прижали хвосты?
— Да. Спасибо вам. Все в порядке. Только я не поэтому звоню.
— А что? Еще какие-то проблемы есть? Ты говори, не стесняйся!
— Да я не знаю, как вам это сказать… В общем, тут ваша жена приходила, и у тетки моей теперь фингал.
— Что? Не понял… Какая тетка? А, ну да, ты же с теткой живешь… А чья жена-то приходила?
— Да ваша, ваша жена! Я же говорю — ваша! Она пришла и побила Леську, мою тетку! Вы ей скажите, пожалуйста, чтобы она… Ну, чтобы… Леська — она слабая, ее бить никак нельзя.
— Хм… По-моему, ты что-то путаешь, парень…
— Нет, ничего я не путаю. Вас же Андреем зовут?
— Ну да, Андреем… И все равно я не понял. Ты точно ничего не путаешь?
— Нет. Не путаю. И квартирная хозяйка говорит, что это она приходила.
— Ладно. Ладно, Илья. Я разберусь. Нет, ей-богу, ерунда какая-то…
Нажав на кнопку отбоя, Андрей притормозил у светофора, опустил окно, вдохнул в себя порцию морозного воздуха. Господи, этого еще не хватало! Хотя на Аньку это похоже — она своим деревенским привычкам всегда была верна. Чуть что — сразу в морду лепила. Еще и нет вроде никакой супружеской измены на горизонте, а она греховную симпатию уже нюхом чуяла и на корню ее из благодатной почвы выдергивала, как сорняк чертополох. Но здесь — другой совсем случай! Он же, простите, эту тетку и в глаза не видывал! Тетка какая-то… Зачем ему чья-то тетка? Нет, но откуда Анька пронюхала, что он к этому пацану домой ходил? Ерунда какая-то…
Тихо матюгнувшись на заверещавший сзади нетерпеливым гудком «Ниссан», Андрей тронул с места, на ходу выискивая в мобильнике Анькин номер. После пятого гудка тещенькин голосок с треском вонзился в ухо:
— Аллё! Аллё! Слушаю!
Андрей поморщился, отстранил от себя аппарат, в который уже раз пообещав себе научить бедную женщину городской культуре телефонного общения. Орет же в трубку, как потерпевшая! И еще дует туда зачем-то…
— Анька где? Дайте ей трубку! — рявкнул Андрей с остервенением.
— Чего орешь? Анюта сейчас ванну принимает! — надрывно-громко сообщила теща.
— Так отнесите ей телефон!
— А-а-а… Сейчас, сейчас, отнесу! Погоди маненько!
Под аккомпанемент ее пыхтения Андрей доехал до следующего светофора, снова встал, барабаня пальцами по покрытию руля.
— Да-а-а? — вскоре раздался в трубке непривычно расслабленный, будто мяукающий Анькин голос. — Ты когда домой приедешь, милый? Ты не забыл, что мы с мамой завтра утром в санаторий уезжаем?
— Нет. Не забыл. Я скоро приеду. Мне тут еще в одно место надо заскочить. Аньк, тут такое дело…
— Да, слушаю, милый…
Здрасте! Это еще что за новости? Ну, бабы! Одна в трубку орет, другая милым обзывается. Опять новенькую статью из журнала «Космополитен» на нем отрабатывают, что ли? Как воспитать хорошего мужа на контрастах? Или это связано со скорым отбытием Аньки с тещенькой в южный санаторий, и непривычное «милый» служит эквивалентом благодарности за оплаченные дорогущие путевки?
— Слушай, Аньк, тут такое дело… — повертев головой, повторил Андрей, — ты сегодня случаем ни к кому в гости не заходила?
— Значит, все-таки нажаловалась, шалава подзаборная? Мало ей от меня прилетело? Можешь ей передать: раз мало, еще получит! — резким и далеким от расслабленной томности голосом проговорила в трубку Анька, и Андрей услышал, как сердито плеснула вода под ее грузным телом. Потом донеслись до его уха еще какие-то странные звуки, вроде легкой борьбы с непонятным бормотанием, и уже тещенькин визгливый голосок винтом вошел прямиком в мозг.
— Чего ты к ней пристал, ирод окаянный! Итак девка с утра снервничала из-за твоей драной чувырлы! Еще спасибо скажи, что я вместе с ней туда не поехала! А то б она живой не осталась! Звонит еще, главное, спрашивает! А ну, давай быстро домой, кобель паскудный! Еще от жены постель не остыла, а он, смотрите-ка, по бабам зашастал! Ишь, какую моду взял!
"Любовь не помнит зла" отзывы
Отзывы читателей о книге "Любовь не помнит зла". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Любовь не помнит зла" друзьям в соцсетях.