– Поверь мне, я стараюсь этого не сделать, – сказала я и занялась грязными стаканами.

– Так вы увидитесь? Если народу будет мало, я смогу тебя подменить.

Хотелось бы мне поймать ее на слове, но у Райана были другие дела.

– Ночью он вылетает в Нью-Йорк. Завтра у него интервью и деловой обед на Манхэттене.

Мэри вопросительно посмотрела на меня.

– Встречи с прессой по поводу его последнего фильма, – объяснила я.

В голове у нее будто вспыхнула лампочка:

– А-а, «Искупление»?

Я усмехнулась: нелепо, что ей так много известно о жизни моего бойфренда.

Райан, конечно, вечером позвонил.

– Так ты уже собрался? – спросила я.

– Почти. Сейчас собираюсь. Неохота мне на Манхэттен, но хоть отсюда недалеко. Ты нашла мой график?

Я улыбнулась. Райан столь усердно заботился обо мне, что хотел держать меня в курсе его перемещений, и уже во второй раз спрашивал, есть ли у меня этот график.

– Да, я прикрепила его к холодильнику. Желаю миновать аэропорт незаметно.

– Так и задумано.

Я взяла бумагу перечитать. В среду утром ему предстояло выступить в телешоу, в семь утра. В час – фотосессия, а последним пунктом значился деловой обед с его менеджером и каким-то продюсером.

В четверг утром Райан должен был вернуться в Род-Айленд.

– В расписании сказано, что ты должен вернуться на площадку в четверг. Господи, тебе хоть в туалет разрешают сходить? – простонала я.

Мне было не понять, как он выдерживает такой ритм.

Райан рассмеялся:

– Нет. Приходится терпеть.

– Из графика следует, что ты можешь побывать в туалете в субботу около восьми вечера.

– Придется пересмотреть. Надеюсь, у меня появятся другие планы, – заявил Райан, как будто мы проводили деловое совещание. – Интервью в среду будет в такую рань! – простонал он. – Это меня доконает.

– Ты знаешь, о чем тебя спросят, или это будет полной неожиданностью? – выпытывала я, представляя, как трудно бывает отвечать экспромтом и каких нервов стоит выразиться связно.

– Иногда мне в общих чертах рассказывают, но чаще бывает непрописанный треп. Все интервью очень похожи. Расскажите нам о фильме, о чем он, как вы понимаете образ… Обычная рутина.

– Ну да, пока не начнут задавать неудобные личные вопросы, – прикололась я. – Я заметила, что, когда тебе не нравится вопрос, ты начинаешь тереть лоб.

– Что я делаю?

– Трешь лоб. Когда ты чем-то смущен или озадачен – трешь лоб. Наверное, ты даже не замечаешь. – Я дразнилась, и мне было никак не остановиться. – Итак, скажи нам, Райан… – заговорила я на манер ведущей ток-шоу. – Всем зрительницам интересно знать, какое на вас сейчас белье. Или… всем не менее интересно, встречаетесь ли вы с кем-то. Ты ерзаешь на стуле, а потом трешь лоб. Это язык жестов.

– Что-что? – со смехом спросил он.

– Язык твоего тела, понимаешь? Например, когда играешь в покер. Бессознательное действие или жест, по которому все догадываются, что ты блефуешь.

– О-о, язык тела. Да, я знаю, что это такое. Отлично, теперь я всерьез постараюсь следить за собой на публике. Не только заморачиваться по поводу глупых вопросов и лепета в ответ, но и не трогать лицо – иначе выдашь свои секреты.

– Прости, я не хотела все усложнять.

Трудно было просить и одновременно сдерживать смех.

– Очевидно, мне нужны какие-то новые жесты?

– Почему бы тебе не тереть бровь средним пальцем, если вопрос не нравится? Рейтинг взлетит.

Он так смеялся, что не сразу ответил.

– Вижу, мои идеи тебе по душе! – хохотала я вместе с ним.

– Да. Но я припоминаю, что однажды ты мне такое показала.

– Ну, тогда выбери другой. Но дай мне знать, чтобы я отслеживала.

– Дай подумать. Мелких движений, которых никто не заметит, полно. Мне это нравится. Клево. Ладно, дай сообразить… О, придумал. Я почешу подбородок, если захочу послать к черту. Годится?

Я рассмеялась:

– Нормально! Никто не заметит. А что будет означать одновременное потирание лба и почесывание подбородка?

– Не умничай, – парировал он. – А если спросят, есть ли у меня возлюбленная, я, разумеется, должен буду отрицать, чтобы сохранить в тайне личную жизнь, но могу потрогать нос, и ты поймешь, что я вру. Устраивает?

Когда он произнес слово «возлюбленная», сердце у меня на миг замерло.

– Так у тебя есть возлюбленная? Я ее знаю? – глумилась я.

– Сейчас дам отбой, – пригрозил он.

– Нет, я правда хочу знать. Она крутая?

– Нет, не крутая. – Он немного помолчал, а потом произнес другим тоном: – Я бы сказал, она, скорее… не просто крутая, а неотразимо хороша и невероятно сексуальна. И я совсем потерял голову, поэтому следите за своим языком.

– Ух ты, – выдохнула я, залившись краской. – Хорошо, что я ее не знаю, а то начала бы бешено ревновать.

– Что ж, если желаете ее увидеть, посмотрите в зеркало, а я подожду.

Я не знала, что сказать, поскольку была сражена наповал и хватала воздух, как рыба на суше.

– Что, миз Митчелл, потеряли дар речи? – подначивал он.

– Да. Совершенно.

– Хорошо. Пока ты повергнута в молчание, я, пожалуй, пойду. Хочу перед полетом поспать часа два.

– Ладно, не скучай и осторожней там, в Нью-Йорке.

– Постараюсь. Если я правильно понял, в воскресенье и понедельник у меня выходные. – Райан зевнул. – Я чертовски устал и сразу же засну, хотя со мной не будет моей любимой подушки. Но в выходные я это дело исправлю! Позвоню из Нью-Йорка, как только выпадет свободная минутка, ладно? Спокойной ночи, любимая. Приятных снов.

* * *

В окно только начали пробиваться солнечные лучи, когда зазвонил будильник. Щурясь на свет, я разглядела большие красные цифры 6.55. Часть меня намеревалась нажать кнопку отсрочки звонка и подремать еще минут десять, однако другая часть отчаянно хотела увидеть Райана.

Я испытывала потребность влиться в его звездную жизнь. Мне хотелось знать, чем он занимается, когда не ходит босиком по моей квартире. Если я вознамерилась искренне и безоговорочно любить его, то должна была постичь и одинаково принять все грани его личности.

Удобно устроившись на диване, я быстро прошлась по каналам, пока не нашла нужный, с утренним шоу. Пришлось, скрепя сердце, вытерпеть несколько минут рекламы.

Я устала, но оставалось только догадываться, что Райан вымотался не меньше, если не больше. Я могла позволить себе роскошь проснуться только сейчас и нежиться в пижаме. Он же, без сомнения, встал на час раньше и, вероятно, сидел в парикмахерском кресле, а бригада стилистов хлопотала над его гардеробом и волосами, по ходу припудривая ему лицо, чтобы не блестело.

«Ах, бедолага, – улыбалась я, – сейчас ты небось уже изъерзался».

Разумеется, его выпустили только на последние десять минут шоу. Предыдущие сорок минут зрителей дразнили фотографиями, видеоклипами и многочисленными заставками «далее в нашем шоу»…

Направляясь к креслу на сцене, Райан улыбался и приветственно махал аудитории. Он был немыслимо красив – элегантно небритый, в темном твидовом пиджаке поверх темно-серой рубашки навыпуск. В ответ на вопли женской половины аудитории он состроил гримасу. Когда Райан садился, несколько женщин крикнули: «Я тебя люблю» – и он, как по команде, потер лоб.

Ведущий сразу начал сыпать стандартными вопросами о последнем фильме, и я засмеялась, когда он попросил Райана рассказать, о чем кино. Тот, улыбнувшись, покачал головой, и я отчетливо уловила все его мысли на этот счет. Райан был прав – все эти ток-шоу совершенно одинаковы.

После первой рекламной паузы ведущий подобрался к вопросу на миллион долларов – имеется ли у любимца публики зазноба. Я соскочила с дивана и встала прямо перед телевизором, сгорая от желания узнать, как он ответит.

На миг Райан опустил глаза, потом усмехнулся, посмотрел в камеру, покачал головой и бесстрастно ответил: «Нет, никого. Мне и словом некогда перемолвиться».

А потом он сделал то самое. С нахальной улыбкой Райан поднял правую руку и провел пальцами по носу сверху вниз, затем потер и почесал подбородок.

Я разразилась истерическим смехом.

Было еще раннее утро, когда он позвонил. Он только что завершил интервью, и у него оставалось свободное время, после чего ему предстояло ехать на фотосессию в другую студию.

– Что ты сейчас делаешь? – спросила я, блаженствуя в постели.

– Иду по тротуару, а меня фотографируют и снимают на видео, – простонал он. – Поразительная новость – я могу идти по прямой. Черт… – выдохнул он.

– Что такое? – обмерла я.

– Да бумаги уронил. Отлично, они снимают, как я подбираю с тротуара всякую дрянь… Угу, привет, всего на день.

Мне было слышно, как ему задают вопросы, а он торопливо отвечает. Люди снова и снова просили у него автограф и звали сфотографироваться с ними.

– Вы ждете с половины второго ночи? Да вы с ума сошли! – говорил он какой-то фанатке. – Тар, подожди секунду.

– Райан, Райан, можно с вами сняться? Райан, идите сюда!

Создавалось впечатление, что толпа берет его в кольцо.

Было слышно, как охрана велит толпе осадить назад и освободить место для мистера Кристенсена.

– Нет, у вас уже есть один, – произнес мужской голос.

– Зачем вы хотите, чтобы я здесь расписался? Вещь испортится, – внушал Райан какой-то поклоннице.

Я различила девичьи мольбы.

– Хорош, у вас уже есть два автографа, – повторил незнакомый мужской голос.

Наконец я услышала, как хлопнула дверь машины и Райан облегченно вздохнул.

– Марла, дай мне, пожалуйста, газировки. Спасибо… Порядок, теперь я снова могу говорить. Извини. Это немыслимо, – пробормотал он. – Ты еще на связи?

– Угу, на связи.

– Девчонка просила меня подписать ее скрипку! Надо было отказать.

Я услышала, как к Райану издалека обратилась какая-то женщина.

– Послушай, не моя проблема, если скрипка не ее. И коли теперь она испорчена, я ни при чем. Почему я не могу расписаться на чем-то еще, кроме фото и книги?