Лео тоже красив. Красив античной красотой, которую сложно оценить, если ты смотришь на его животик, очки или намечающуюся лысину.

Стою и жду, когда он подойдет. Вот он совсем близко, ставит чемоданчик на скамью, берет меня за плечи, оглядывает, отодвинув на расстояние вытянутой руки, и говорит:

— Что ж, Феррара идет тебе на пользу.

Мы обнимаемся, Лео поглаживает мой живот:

— Как там наша девочка?

— Думаю, прекрасно, хоть я уделяю ей мало внимания.

С Лео я могу позволить себе беспечность, обычно я не такая, он знает и с удовольствием поддерживает игру. Его роль — сентиментальный южанин, который трепетно заботится о своей северной девушке с независимым характером. На самом деле мы оба хорошо знаем, кто мы и чего стоим.

Держась за руки, мы спускаемся в подземный переход. На привокзальной площади Лео оглядывается по сторонам.

— Ничего не говори: Феррара не такая, — останавливаю его.

— Ты уже потеряла голову?

— Да, это верно. Пойдем сразу ужинать или сначала в гостиницу?

— Что за вопрос? Ужинать конечно же.

Мы усаживаемся в единственное на площади такси, я называю адрес ресторана, о котором мне говорил Луиджи: там готовят лучшие макаронные запеканки.

— Проспект Эрколе д’Эсте, в конце.

Мы сидим на заднем сиденье, тесно прижавшись: я положила голову ему на плечо, он сжимает мою ладонь. В его дыхании я чувствую усталость и напряжение последних дней.

У замка такси поворачивает на проспект Эрколе д’Эсте — уголки губ у Лео приподнимаются, и он радостно кивает мне: «Красотища!» — будто это моя заслуга.

Ресторан в конце проспекта — единственное заведение, обнаружить которое можно по тусклой желтой лампочке и небольшой вывеске из кованого железа, «под старину».

У входа элегантный господин в твидовом пиджаке и трикотажном галстуке берет наши плащи, подмигивая и дружески улыбаясь, словно мы — постоянные клиенты, с которыми можно обойтись без лишних церемоний. Он провожает нас на веранду, где, кажется, десятилетиями ничего не менялось.

Мы садимся за столик, и Лео наконец–то может ослабить галстук и поцеловать меня в губы. Но тут же поднимается:

— Пойду, помою руки, я сегодня весь день то в поездах, то в министерствах.

Мир может рушиться, Лео все равно первым делом пойдет мыть руки. И обязательно повторит слова своего отца: «Делайте в жизни все, что считаете нужным, но обязательно мойте руки перед едой».

Ожидая Лео, я смотрю по сторонам. Кроме нашего столика, занят только один, хотя сегодня вечер пятницы. Девушка красивая, а ее спутник — нет. Даже симпатичным я бы его не назвала. Смотрит в свой смартфон со скучающим видом, а она что–то тихо и мягко говорит ему.

Возвращается Лео и садится рядом, а я думаю: интересно, какое впечатление мы производим на окружающих? Рыжеволосый зрелый мужчина и беременная девушка. Я выгляжу моложе своих лет, а Лео — старше: хотя разница всего десять лет, случалось, что нас принимали за отца с дочерью.

Твидовый господин приносит нам меню, но я уже знаю, что закажу.

— Две макаронные запеканки.

— Прекрасно, — кивает хозяин. — Вино? Могу предложить местное игристое Боско Эличео.

— Отлично, — отвечает Лео.

Твидовый господин идет на кухню, делая знак официанту, а Лео снимает очки и долго протирает их салфеткой. Берет мою руку, гладит ее и тяжело вздыхает.

— Ты очень устал? — спрашиваю я.

— Да, устал немного. Я должен тебе кое–что сказать.

— Говори.

Лео надевает очки и рассеянно смотрит по сторонам. Потом склоняет голову очень близко к моей, глаза поблескивают за стеклами очков.

— Я думал об этом весь день, и, кажется, я понял.

Что же он понял? Понял, кто стоит за преступлениями в Пил астро?

— Ты понял, что случилось в Болонье? — уточняю я.

— Да нет, при чем тут Болонья? Думаю, я понял, что случилось с Майо.


Альма


Бар, в котором Винсент назначил мне встречу, напоминает заведение на улице Карла Майера, где мы впервые встретились почти тридцать лет назад. Тот же затхлый запах низкосортного алкоголя и дешевых сигарет, хотя теперь и не разрешается курить в общественных местах. Позвонив ему по телефону, я не узнала его голос, он же, напротив, сразу понял, что это я, и назвал адрес. В этом районе Болоньи я никогда раньше не была.

Когда мама лежала в больнице, я перестала покупать продукты.

Я говорила ей, что хожу в магазин, готовлю, покупаю овощи и фрукты, но на самом деле холодильник был пуст, у меня не было даже молока. На завтрак я брала капучино в баре, а в обед, если я все–таки обедала, — какой–нибудь бутерброд.

Так я и познакомилась с Винсентом.

Однажды вечером — за весь день я не съела ни крошки — я поехала на велосипеде что–нибудь перекусить. Было около одиннадцати, сеял мелкий дождик. Все бары, куда я обычно заходила, оказались закрыты. Иногда Феррара просто вымирает по вечерам.

Наконец я добралась до одного заведения, куда приличные люди обычно не заходят. Привязав велосипед, зашла внутрь и заказала себе тост и кока–колу. Бармен молча подал мне заказ. Я сидела, низко опустив голову, но заметила, что посетителями были только мужчины — одни играли в карты, другие просто сидели, курили и выпивали.

Когда я попросила счет, бармен указал на парня, стоящего у барной стойки:

— Он заплатит. За все, что ты возьмешь, он так сказал.

Парень был старше меня, лет двадцати пяти на вид. Черные гладкие волосы спускались на шею, и такие же гладкие бакенбарды. Смуглая кожа, коричневая кожаная куртка. Симпатичный.

— Спасибо, — сказала я, подняв банку с кока–колой, словно для тоста. Потом застегнула куртку и пошла к выходу.

— Я тебя провожу, тут ошивается много всякого сброда. — И он улыбнулся, показав ровные белые зубы.

Мы занимались любовью на диване в гостиной, а потом в ванной, под душем. А потом в моей комнате.

В три часа ночи Винсент — по дороге он рассказал мне, что он из Калабрии и его зовут Винченцо, «но все называют меня Винсент» — приготовил макароны с соусом из консервированных томатов, банку которых нашел у меня на кухне. Я и не подозревала о ее существовании. А потом мы долго спали.

Часа в три, как только он ушел, я поехала к маме в больницу.

— Ты хорошо сегодня выглядишь, — заметила мама, — что ты кушала?

А ей было с каждым днем только хуже.

В тот же вечер Винсент вернулся, принес с собой бутылку виски и научил меня пить. Он стал приходить каждый вечер. Научил меня готовить соус из консервированных томатов с луком и варить вкусные макароны. Мы занимались любовью, ели, смотрели телевизор.

Он был добрым со мной. Гладил мою спину, волосы, ноги.

— Ты такая красивая, — говорил он, — ты моя.

Я была совсем неискушенной в любви, год назад я пару раз переспала с одноклассником. Роберто был очень скромным и интеллигентным, с тонкой, почти прозрачной кожей. Я знала, что нравлюсь ему, и решила расстаться с девственностью. Но на третий раз я ему сказала, что лучше прекратить наши отношения, и он, как хорошо воспитанный мальчик, согласился, да, лучше прекратить. Он подарил мне «Путешествие на край ночи» Селина — роман, который мне совсем не понравился.

Майо тогда еще был с нами, но из–за пристрастия к наркотикам жил своей, отдельной от меня жизнью. Мы с ним больше не разговаривали. Но однажды, собираясь уходить, он заглянул ко мне в комнату и сказал, вытаращив глаза: «Знаешь, могла бы найти кого–то получше, чем эта барабулька, Роберто Трилья».

И беззвучно, как рыба, пошлепал губами.

Я и подумать не могла, что он знает про Роберто, фамилия у него действительно была похожа на «рыбью» — Тралья. Мне казалось, что Майо ничего не интересует, кроме очередной дозы да поиска денег. Его шутка меня развеселила, но, не желая это показать, я отреагировала напускным равнодушием. Я очень злилась на него за предательство.

Чем занимался Винсент, я не представляла, но однажды вечером он показал мне пистолет и попросил оставить его на денек. Я никогда не видела настоящего пистолета, но от одного воспоминания об отцовском ружье меня бросало в дрожь. Я сказала, нет, лучше не надо. Мы поссорились, и он ушел.

Винсент был моим болеутоляющим, был моим другом, любовником, единственным, кто помогал мне вынести и болезнь мамы, и все остальное. Я физически нуждалась в нем. Без него мне было плохо.

Спустя час я пошла в тот бар, где мы познакомились, он был там, играл в карты в компании двух друзей.

— Это — Паолино, а это мой брат Джиджи, — представил он их.

А потом шепнул: «Если не хочешь взять пистолет, переспи сегодня с Джиджи. Докажи, что ты — моя».

Я согласилась. Джиджи был старше Винсента и тоже красавец. Что–то было в его внешности от Тони Мусанте, американского актера, который нам с Майо очень нравился.

Мы пошли ко мне домой. Джиджи не терял времени даром, а мне нравилось чувствовать себя шлюхой. Такая игра, я — шлюха Винсента и Джиджи. Через три дня Винсента арестовали.

Я поехала на лекцию в Болонью: получив аттестат зрелости, я подала документы на филологический факультет, а потом сразу в больницу. Домой вернулась поздно, у дверей курил, поджидая меня, Джиджи.

— Винсент за решеткой, не волнуйся, он скоро выйдет, передает тебе привет. Теперь я о тебе позабочусь, — объявил он.

Джиджи пил шампанское вместо виски, и я вместе с ним. Шампанское, в отличие от виски, мне сразу понравилось. Не знаю, откуда он приносил его уже холодным, и мы сразу выпивали по бокалу из маминой хрустальной посуды, а потом занимались любовью. Часто ездили ужинать в какой–то дорогой ресторан за городом, где я никогда раньше не была и даже не подозревала о его существовании.