Едва валида произнесла эти слова, как появилась Сафия. Этим утром она выглядела особенно красивой, и Hyp У Бану снова поразилась тому, как не похожи две эти женщины. Жена ее сына соблазнительна и светится оживлением. Бедная Марджалла, напротив, бледна и убита горем. Сафия мгновенно заметила ее состояние и сразу же прониклась сочувствием к своей подруге. Ей стало интересно, чем же Марджалла так привлекает Мюрада, почему она вызывает в нем желание обладать ею?

— Марджалла! Дорогая подруга! — Сафия села рядом с Эйден и обняла ее. — Мне так жаль Явида, но тем не менее эта трагедия вернула тебя нам.

— Госпожа валида говорит, что, поскольку султан отвечает за безопасность своих послов, согласно обычаю, он должен взять меня в жены. Это так?

— Да, — не колеблясь сказала Сафия, — и я так рада, что мы будем сестрами. Так приятно, что у моего господина Мюрада будешь ты вместо этих глупых, пустых созданий, которых он обычно предпочитает. Разве удивительно, что я презираю их? Ты же, однако, другое дело. Ты моя подруга, и я рада, что мы можем продолжать оставаться друзьями.

— Я не хочу этого, Сафия. Я действительно этого не хочу. Неужели султан не может просто взять меня под свою защиту? Почему я должна стать одной из его женщин?

— Ах, Марджалла! Тебе не надо бояться моего господина Мюрада! Кроме того, если он не возьмет тебя в гарем, семья Явида может настоять на том, чтобы тебя прислали к ним. Ты же, конечно, не хочешь ехать в Крым? Это ужасно дикое место. Ведь не считая последних ста лет, татары бродили по степям и жили в шатрах! Ты не умеешь говорить на их языке и, будучи вдовой Явид-хана, будешь находиться в их власти. Они могут выдать тебя замуж за любого, кого сочтут нужным, даже за того, кто живет в стране более далекой, чем их собственная. Ах, Марджалла! Ты не можешь покинуть меня! Ты моя единственная настоящая подруга! — воскликнула Сафия.

— Сафия, я не хочу потерять в твоем лице друга, но я действительно не хочу стать одной из женщин султана. Как я могу лечь в его постель, когда мой любимый Явид только что умер? Я содрогаюсь даже при мысли об этом.

Сафия не так истолковала доводы Эйден и, считая, что успокаивает свою подругу, сказала:

— Мюрад — самый замечательный любовник, о котором женщина может мечтать, Марджалла. Он такой опытный, и в его объятиях ты переживешь тысячу дивных смертей.

— Сафия, ты ведь попала в постель султана Мюрада девственницей? — Сафия кивнула. — Ты никогда не знала другого мужчину! А я познала и поэтому имею право судить о мужских достоинствах в постели. Однако я возражаю не против этого. Я просто не хочу, чтобы меня насильно и так быстро вовлекали в новую связь. Это неприлично!

Ее объяснения заставили и валиду и Сафию почувствовать себя неловко, ведь в душе эти женщины были согласны с ней. Обе знали: то, что замыслил Мюрад, не только неприлично, но и оскорбительно по отношению к памяти Явид-хана и к достоинству его жены. Обе также знали: если Мюрад что-нибудь задумал, вряд ли кто-то мог заставить его отказаться от своей прихоти. Сафия искательно посмотрела на Hyp У Бану. В конце концов, подумала она, в первую очередь за это отвечает валида.

— Дорогое дитя! Дорогое дитя! Как замечательно тонки твои женские чувства, но ты чересчур резка. Я бы не назвала решение Мюрада неприличным, скорее, это желание следовать обычаю. Беря тебя в жены, он чтит память Явид-хана. Этим поступком он принимает на себя ответственность за случившееся, каким бы тягостным и оскорбительным ни было оно как для него самого, так и для его правления. Такое ужасное событие, случившееся в империи моего сына, да еще так близко от города, глубоко позорно. Что должны подумать в других странах, узнав об этом? Тем не менее его обращение с тобой, вдовой Явид-хана, показывает, что он человек чести. Не отказывай моему сыну, дорогое дитя, умоляю тебя!

— Когда мне надлежит стать его наложницей? — раздраженно спросила Эйден. У нее по-прежнему болела голова, а Нур У Бану и Сафия заставляли ее чувствовать себя неблагодарной. Ведь Мюрад так потрясающе великодушен, а она не хочет становиться его новой женой.

— По традиции новая женщина достается ему в пятницу, — сказала валида.

— В эту пятницу? — Эйден выглядела откровенно испуганной.

— Я знаю, что это слишком скоро, — сказала валида, — но откладывать нельзя. Ты должна понимать это, дорогое дитя.

— Разве мне не дадут времени, чтобы оплакать хорошего человека, который любил меня? — спросила Эйден.

— Конечно, ты будешь оплакивать его, Марджалла. Я полагаю, что ты будешь оплакивать его многие недели, однако принц понял бы и твое положение, и положение султана. Он был человеком, который знал, что мужчина должен непреклонно выполнять свои обязанности.

«Бог мой, — думала Эйден, — она представляет это таким благородным поступком, но я-то знаю, что это не так! Султан просто похотлив, и я заметила это, когда он был у нас во дворце несколько дней назад. — Она вздрогнула. — Я не хочу принадлежать ему. Я не хочу! Я скорее умру!»

— Марджалла, — мягко сказала Сафия, — мой повелитель Мюрад поймет твою скорбь. Он будет добр. Я никогда не слышала, чтобы он был недобр к женщине.

Эйден взглянула на Сафию и Нур У Бану. Они обе очень красивы. Необычайно красивы. Она не могла припомнить, чтобы хоть одна женщина в этом дворце была бы некрасива. Она сама всегда смотрела правде в глаза. Она не красавица. Миленькая, возможно. Но сейчас, когда у нее горе, ее нельзя назвать ни красавицей, ни даже миленькой. Хотя у нее не было зеркала, в которое она могла бы поглядеться, она знала, что нос красный, а лицо опухшее от слез. Ни валида, ни султанша не выглядели бы столь непривлекательно в своей скорби. Они постарались бы выглядеть покрасивее!

Она не собиралась смиренно принимать свою участь. Глубоко вздохнув, она сказала:

— Я не понимаю, почему султану нужна я, и прошу, умоляю вас, не говорите мне ерунду про его обязательства. Я не красавица и хорошо это знаю. В этом гареме есть несколько сотен женщин, великолепные девушки поступают туда каждый день. Я сомневаюсь, что султан видел хотя бы половину женщин, которых приводят сюда для его услады. Зачем ему я? Неужели он не может выполнить свой долг, просто уважая мою скорбь и дав мне убежище до тех пор, пока он найдет другого человека, которому он захочет оказать честь, подарив ему жену?

И Hyp У Бану, и Сафия растерялись перед необходимостью опровергать доводы Эйден. Женщины были не глупы, чтобы не понять их. Сафия снова посмотрела на валиду, потому что именно она должна улаживать это дело.

— Я не могу не согласиться с тем, что ты говоришь, Марджалла, — сказала Hyp У Бану. — Если бы ты была обычной женщиной, мой сын, вероятно, так бы и поступил. Ты, однако, подарок от алжирского дея. Ты была женой посла одного из самых важных и могущественных союзников. Отдать тебя какому-нибудь другому мужчине так, как если бы ты была просто породистым животным, недопустимо. Нет, дорогая девочка, Мюрад чтит память Явид-хана и его народ, беря тебя в жены. — Она повернулась и, став перед Эйден, взяла в руки ее лицо. — Так должно быть, Марджалла. Я знаю, что ты поймешь меня.

— Да, госпожа, я понимаю вас, — ответила Эйден, но была не в состоянии сдержать непокорные нотки в голосе. Говорить с матерью султана и его женой — занятие бесполезное. Они, конечно, на стороне султана. Возможно, что сам султан поймет ее. В конце концов, он обладал всей полнотой власти. Она не могла попросить о свидании с ним сейчас, потому что ей никогда бы не разрешили этого, но в пятницу, когда ее приведут к нему, она расскажет о своих чувствах. Если он такой чуткий человек, каким его считали женщины, он поймет ее положение и чувства и отпустит. В конце концов, она свободная женщина. Разве не ходил Явид к кадию и не составил бумаги о ее освобождении из рабства? Они все знали это, ведь Явид-хан часто говорил об этом. Татары, говорил он, не женятся на рабынях. Их жены — свободные женщины.

Hyp У Бану улыбнулась Эйден.

— Значит, решено, дитя мое. В пятницу тебя отведут к моему сыну. Я знаю, ты обретешь с ним радость.

— Да, — ободряюще сказала Сафия, — и мы станем сестрами. Мы с тобой будем, как Янфеда и наша мать валида.

Эйден была в отчаянии. Явид-хан только что умер, а султан собирался соблазнить ее с ошеломляющей дерзостью. Очевидно, что свои действия постыдными он не считал. Мысль о смерти снова возникла в ее сознании. Внутренне она не верила словам Hyp У Бану и Сафии о том, что ее возвращение в Англию невозможно. Ей не верилось, что Конн заменил ее кем-то в своем сердце или в своей постели. Конн так легко не сдастся. Она больше не рабыня. Она может ехать домой, разве не так? Если бы только она смогла передать весточку английскому послу, Уильяму Харборну, который приехал в Турцию прошлым летом. Может быть, Эстер Кира сумеет тайком вынести ее послание? Если она не сможет уехать домой, она предпочтет умереть, но не быть наложницей султана.

Однако в течение следующих нескольких дней Эйден не имела возможности поговорить с Эстер. Ее передвижение было строго ограничено ее собственными комнатами, комнатами Hyp У Бану и зеленым внутренним двориком. Это заточение чрезвычайно раздражало. Ее хорошо кормили, и мать султана сама следила, чтобы Эйден все съедала.

— Ты слишком худа, — сказала валида с улыбкой. — Мы должны нарастить немного мяса на твоих костях.

Эйден не подозревала, что ее блюда подбирались специально евнухом Ильбан-беем, который был заодно с вали-дои. Они состояли из продуктов, которые, как считалось, способствовали усилению желания, в них подмешивали травы для усиления чувственности и притупления чувства опасности. Ее дважды в день купали и натирали мазями, чтобы сделать еще нежнее и без того красивую кожу. Эйден казалось, что все ее время занято либо едой, либо купанием или сном. «Я не могу вести такой образ жизни, — думала она. — Я сойду с ума от скуки».

Рано утром в пятницу Эйден обнаружила, что участвует в традиционной свадебной бане, которую принимали те, кому впервые предстояло разделить ложе с султаном. В сопровождении Hyp У Бану и Сафии она возглавила процессию, состоявшую из всех молодых женщин гарема, которые пришли с ней в бани. Валида и женщины султана разоделись в богатые парчовые одежды, но на остальных женщинах были простые белые шелковые халаты, и каждая несла желтый тюльпан.