Игроки, пьянчуги, невежды — вот кто составлял его круг общения. А теперь он из шкуры вон лезет, чтобы сосватать свою падчерицу одному из них! Граф Харрингтон был последним кандидатом из этой компании. Однако всякий раз Шоне удавалось избежать встречи с ним. Обычно, если он был приглашен на обед, она опаздывала, возвращаясь с уроков верховой езды. Если же граф являлся на ужин, она либо ссылалась на усталость и ложилась спать, либо незаметно ретировалась сразу же после трапезы.

Теперь эти уловки уже не помогут. Полковник Локвуд, по всей видимости, был настроен весьма решительно.

Худшие опасения Шоны подтвердились, когда она спустилась по лестнице и обнаружила, что полковник уже дома. Доброжелательность, с которой он ее приветствовал, вселила в падчерицу подлинный ужас.

Лицо Локвуда было красным и словно выдубленным, гигантские усы выглядели неопрятно. От него исходил сильный запах виски. Шона поморщилась от омерзения.

— Я так рад, что ты прислушалась к моей просьбе и вернулась домой, — произнес он своим громким, грубым голосом, от которого Шону передернуло.

Подавив готовый сорваться с уст гневный ответ, она сказала совершенно спокойно:

— Меня тревожило здоровье мамы.

— Конечно, конечно. Это абсолютно естественно. Твоя матушка очень беспокоится о тебе, дитя мое. Она считает, что пришло время тебе подумать о свадьбе, и я с ней вполне согласен.

— Я подумаю о свадьбе, когда встречу мужчину, который мне подходит. Пока что такой мужчина мне не встречался, — твердо ответила Шона.

Перестань. Такая хорошенькая девушка, как ты, непременно должна поскорее выйти замуж.

— Вздор, — холодно возразила она. — Если мужчина считает меня хорошенькой, то это он может захотеть на мне жениться. На моих собственных предпочтениях это никак не скажется. Я еще не встретила мужчину, который был бы мне интересен, и не думаю, что ситуация радикальным образом изменится в ближайшее время.

Смех полковника прозвучал несколько неестественно.

— Давай обсудим этот вопрос сегодня за ужином, — предложил он. — Мне о многом нужно тебе рассказать. Как ты уже знаешь, к нам завтра пожалует лорд Харрингтон. Полагаю, вам пора наконец выяснить отношения.

— Мы уже выяснили отношения, — резко заявила Шона. — Мой отказ окончателен и обсуждению не подлежит. Больше в этих «отношениях» выяснять нечего.

— Я не это имел в виду...

— Я знаю, что вы имели в виду, но мой ответ, тем не менее, окончателен. И этот ответ отрицательный. Не следует внушать вашему другу напрасные надежды. Я не хочу его знать!

Маска доброжелательства спала с лица полковника, уступив место гневу.

— Послушай-ка меня, юная леди! Кем ты себя возомнила, чтобы говорить со мной таким тоном?!

— Вы не имеете надо мной никакой власти, — безразлично ответила Шона.

— Вот тут ты ошибаешься! До тех пор пока ты не станешь совершеннолетней...

— До тех пор пока я не стану совершеннолетней, вы можете помешать моему браку, но «вся королевская конница и вся королевская рать» не сможет вынудить меня обвенчаться с отвратительным типом вроде Харрингтона!

Харрингтон — мой друг!

Это мне известно, — презрительно бросила она.

Сочтя ее слова за оскорбление, он замахнулся было, чтоб ударить падчерицу. Всегда отличавшийся весьма скверным нравом, этот человек в последнее время совсем утратил над собой контроль.

Шона не шелохнулась; ее холодные, полные решимости глаза бесстрашно встретили разъяренный взор отчима.

В последний миг что-то его остановило. Он опустил руку, но лицо по-прежнему искажала злоба.

— Поговорим об этом вечером, — рявкнул он.

Шона немедленно ответила:

— Боюсь, я не смогу присоединиться к вам за ужином. По приезде я обнаружила приглашение от герцогини Грешем. Приглашение на сегодняшний вечер.

Полковник, смутившись, замолчал, и Шона знала о причинах его смущения. Титул Грешемов и их приглашение повергали его в трепет. Локвуда они презирали и никогда бы не пригласили в свою резиденцию.

Он ненавидел Шону за это приглашение и за то, что она отправлялась на прием без него. Однако снобизм не позволял ему воспрепятствовать ее намерению.

— Ну-ну, — наконец вымолвил он, силясь изобразить искреннюю радость. — Нельзя подвести добрых друзей нашего дома. К сожалению, у меня другие планы. Иначе я бы непременно сопровождал тебя.

— Это было бы весьма неразумно с вашей стороны, — тихо ответила Шона.

Он метнул в ее сторону испепеляющий взгляд, но девушка сумела остаться на высоте положения. Не удостоив отчима ответным взглядом, она вышла из комнаты. Хотя держалась Шона с неслыханной дерзостью, сердце ее колотилось как бешеное.

«Мне нужно бежать, — лихорадочно соображала она. — Он едва сдержался! На что только он не готов пойти, чтобы принудить меня к этому браку?..»

Вернувшись к себе, Шона поспешно набросала несколько строк, где выражала надежду, что ей еще не поздно принять любезное приглашение герцогини, и отправила письмо с лакеем.

Ответ поступил примерно через час. Герцогиня будет рада принять ее в своем доме. Шона вздохнула с облегчением и занялась решением серьезнейшего вопроса: что надеть?

Прибегнув к помощи Эффи, она наконец выбрала вечернее платье из атласа цвета магнолий, расшитое розовыми стразами. Шею ее украсило жемчужное ожерелье — подарок деда.

Независимость, которую Шона всячески демонстрировала, была обусловлена тем, что граф Ларнесский, отец ее матери, оставил половину состояния непосредственно ей, своей внучке, а вторую половину — дочери.

Шона была уверена, что ее отчим считал леди Хелен невероятно богатой и пришел в ярость, выяснив, что сможет прибрать к рукам лишь часть состояния.

Деньгами обеих женщин распоряжались попечители, которые выдавали полковнику Локвуду лишь минимальные суммы из половины его жены, а к наследству Шоны не разрешали даже прикасаться.

Она узнала об этом от самих попечителей, сообщивших ей, что полковник неоднократно пытался завладеть капиталом падчерицы и всякий раз приходил в ярость, получив отказ.

«Он, видимо, считает, что сможет заграбастать мои деньги, выдав меня за своего дружка-забулдыгу», — подумала девушка, облачаясь в вечерний туалет.

Она лишь утвердилась в своих догадках, когда Эффи сказала ей:

— Я говорила с другими слугами, мисс, и они думают, что полковник одолжил денег у этого мужчины.

Не было необходимости уточнять, кем является «этот мужчина». Эффи тоже его ненавидела. По ее мнению, «он слишком уж часто дает волю рукам».

— Ты уверена, что будешь здесь в безопасности? — с тревогой в голосе спросила Шона.

— Не волнуйтесь, мисс. Я пойду на свидание к своему приятелю, — ответила Эффи. — Он полицейский, хотя иногда подрабатывает как борец.

— Ты хочешь сказать, что он один из тех парней, которые лупят друг друга до беспамятства и получают за это деньги? — спросила Шона.

— Да, мисс. Но Джимми еще ни разу не проигрывал.

— Хорошо. Тогда я могу не беспокоиться. Если хочешь, надень мое розовое платье.

Какое же это было облегчение — сесть в карету и умчаться прочь!

Не сдержавшись, Шона обернулась и взглянула на дом. Как она и ожидала, в окне верхнего этажа виднелся силуэт полковника: он тайком провожал ее взглядом.

Ужин у Грешемов прошел в высшей степени приятно. С большинством гостей она была знакома; со всех сторон спрашивали о ее поездке в Эссекс. А вот о полковнике не вспомнил никто.

Шону усадили возле виконта Мелтона, молодого жизнерадостного холостяка. В тот вечер, впрочем, ему явно было не по себе.

Раньше они, бывало, довольно непринужденно флиртовали, но теперь он обратился к ней всего лишь с несколькими словами — и она почувствовала, как он рад был тут же повернуться к пожилой леди, сидевшей по другую сторону.

Когда ужин уже подходил к концу и леди оставили джентльменов за бутылочкой портвейна, Шона заговорила со вдовствующей герцогиней Грешем — женщиной в летах, чей взгляд был не менее остер, чем ее язык.

Эта солидная дама, редко выходившая из дома, тем не менее умудрялась знать о всех свежих слухах и скандалах. Люди нередко обращались к ней за советом. У нее сложилась репутация человека, который способен разрешить любую неурядицу, какой бы трудной она ни казалась.

Когда вернулись джентльмены и общение возобновилось, Шона немного поговорила с хозяевами гостеприимного дома, после чего переместилась на диван. Усевшись с чашечкой чая, она вдруг услышала за спиной чей-то голос и обернулась.

Очевидно, разговор происходил по другую сторону портьеры, висевшей за спинкой дивана. Шона узнала голос говорившего — это был виконт Мелтон.

— Очень надеюсь, что вы сможете мне помочь, герцогиня. У меня большие неприятности.

Ему отвечала вдовствующая герцогиня Грешем:

— Я знаю. Вас насильно женят на дочери Ларксвортов, не так ли? Вам следовало проявить больше осторожности.

— Я всего лишь пригласил ее на танец... — вознегодовал виконт.

— Трижды за один вечер! Нельзя танцевать с одной девушкой более двух раз за вечер. Вы разве еще не усвоили этот урок? Трех танцев достаточно, чтобы вселить подозрения в амбициозных родителей.

— Так оно и вышло на сей раз, — почти простонал виконт. — Сэр Роджер Ларксворт позволил себе довольно грубые намеки.

— Лучшим выходом сейчас было бы уехать на несколько недель за границу, — сказала герцогиня. — Когда вы вернетесь, все уже будут говорить о чем-то другом и забудут об этом инциденте. Но постарайтесь впредь избегать подобных ситуаций.

— Легко сказать! Он здесь не единственный отец с чрезмерными амбициями. Этот Локвуд, положим, тоже занятный экземпляр...