– Около сотни, насколько я могу судить, – отвечал я. – А где же маркиз?

– Он еще не вернулся, когда пришла весть о бунте.

– Неужели вас так мало?

– Я не мог собрать больше, – с досадой отвечал Луи. – Известие пришло в то время, когда загорелся дом Мариньяка, и он взял с собой около дюжины людей. Десятка два разбежались по своим замкам, опасаясь, что у них начнется то же самое.

– Да, – прибавил он с горькой усмешкой, – теперь каждый сам за себя, кроме окружающих меня друзей.

Гонто от быстрой скачки раскашлялся и едва держался на лошади.

– Так вы не поедете с нами в Со? – спросил я, видя, что они поворачивают лошадей, поднимая целое облако пыли.

– Нет, – сердито отвечал Луи. – Теперь или никогда! Если нам удастся еще застать их…

Дальше я не расслышал его слов, ибо стук копыт заглушил их. Пришпорив лошадей, они в минуту были уже в шагах пятидесяти от нас. Но тут один из них, развернув коня, поскакал прямо на меня. Это был тот самый человек, которого я не знал.

– Есть ли у них какое-нибудь оружие? – спросил он, подъехав ко мне.

– Одно-то ружье было, – сказал я, с любопытством разглядывая его. – А теперь, вероятно, есть и еще. Большинство вооружено пиками и вилами.

– Кто их предводитель?

– Маленький Жан, кузнец из Сент-Алэ.

– Благодарю вас, – проговорил он, поклонившись, и, пришпорив свою лошадь, пустился догонять остальных.

Из боязни оставить полумертвую мадемуазель на попечении мужчин, я не мог присоединиться к ним, и мы двинулись дальше своей дорогой. Отец Бенедикт и я молчали, остальные говорили без умолку.

В небе, по-прежнему, стояло сильное зарево, шум толпы все еще раздавался в наших ушах. Не раз на нашем пути попадались какие-то подозрительные фигуры, торопливо скрывавшиеся при виде нас в темноту. Отец Бенедикт полагал, что вспыхнул другой пожар, милях в двух восточнее Сент-Алэ. Но после пережитых волнений и в том душевном состоянии, в котором я находился, это предположение не произвело на меня никакого впечатления.

Я не был бы поражен, если даже пожар вспыхнул впереди нас, в самом Со.

К счастью, эта беда меня миновала. Напротив, вся деревня вышла ко мне навстречу и с приветствиями проводила до подъезда замка. В полном безмолвии, смешанном с любопытством, слуги сняли с моего седла мадемуазель и внесли ее в дом. Женщины, столпившись у входа, провожали нас глазами, но ни одна из них не решилась последовать за мной.

Многое, что казалось сносным ночью, было отвратительно днем. Многое, что можно перенести за ночь, потом казалось совершенно невозможным. Проснувшись на следующее утро в зале, на кресле, в котором, по преданию, сидел однажды Людовик XIII, я увидел стоящего передо мной Андрэ. В окна и двери ярко светило солнце, и от его лучей все пережитое за ночь представилось мне просто сном. Но потом мой взгляд упал на пару пистолетов, которые я положил ночью около себя. Вспомнив действительность, я вскочил на ноги.

– Маркиз де Сент-Алэ вернулся? – спросил я.

– Никак нет.

– А граф?

– Тоже.

– Неужели никто из них еще не возвратился? – вскричал я. Присев вчера в кресло отдохнуть, я рассчитывал, что через час меня разбудят, и я буду встречать их.

– Вернулся только тот господин, что. был с ними, – доложил старый слуга. – Он теперь гуляет с аббатом в парке. А из-за него…

– Что из-за него? – резко спросил я, видя, что Андрэ, взявший поучительный тон, вдруг остановился.

– Он имеет такой вид, что вам, сударь, не стоило просыпаться из-за него, – отвечал он с презрением.

– Бютон здесь?

– Расхаживает по террасе, словно свой человек. Не могу понять, что теперь делается, – продолжал Андрэ, повышая голос. – Когда вам угодно было уничтожить позорный столб, я знал, что без этого не обойдется. Да, да, – продолжал он мне вслед. – Я это знал, я это предвидел.

И действительно, если б я не был выбит из обычной колеи мышления, общество трех мужчин, застигнутых мною на террасе, показалось бы мне в высшей степени странным. Они прохаживались взад и вперед, а отец Бенедикт, бывший в их группе средним, двигался, опустив глаза и заложив руки за спину. Рядом с ним шагал с одной стороны грубый широкоплечий Бютон в запачканной блузе, с другой – изящный, просто одетый незнакомец в высоких сапогах и со шпагой. К удивлению моему, в петлице его камзола красовался трехцветный бант.

Я поспешил осведомиться у него, что сталось с Луи и его спутниками.

– Они атаковали мятежников, потеряли одного человека и были отбиты, – отвечал он с сухою отчетливостью.

– А что граф Гаринкур?

– Он вышел невредимым из свалки и уехал в Кагор набирать людей. Я же направился сюда, так как моим советам не хотели следовать.

Он говорил прямо, нисколько не стесняясь, как равный. Заметив, что я недоумеваю, с кем имею дело, кюре поспешил познакомить нас.

– Бывший капитан американской армии Юз. Он предложил свои услуги нашему комитету, – проговорил он.

Прежде, чем я успел спросить, какого рода могли быть эти услуги, капитан поспешил сам разрешить возможный вопрос.

– Я предложил набрать в Керси и обучить небольшой отряд для поддержания порядка. Назовем это милицией или еще как-нибудь, все равно.

Я был озадачен. Этот быстрый, подвижный человек, из кармана которого торчала рукоять пистолета, был для меня совершенно новым типом.

– Вы были на службе его величества? – спросил я, чтобы выиграть некоторое время и обдумать положение.

– Нет. В вашей армии нельзя сделать карьеры. Я служил под командой генерала Вашингтона.

– Но вчера вечером я видел вас вместе с маркизом Сент-Алэ?

– А почему бы мне и не быть с ним? – в свою очередь спросил он, спокойно взглянув на меня. – Я слышал, что его дом подожжен и предложил ему свои услуги. Но здесь не умеют действовать методически и не слушают хороших советов.

– У Мариньяка тоже пожар, – вмешался в разговор отец Бенедикт. – Услышим мы, вероятно, и о других пожарах.

– Дело не в том, чтобы слушать, а в том, чтобы делать, – заметил капитан. – Перед нами целый день, но если б мы не приняли кое-каких мер еще вчера, то завтра пришлось бы плохо всей округе.

– Но ведь у нас есть войска!

– Они отказываются повиноваться и потому не только бесполезны, но и вредны.

– А что же делают офицеры?

– Они стараются исполнить свой долг, но народ ненавидит их. Орден Св. Людовика для простого народа то же, что и красная тряпка для быка. Довольно и того, что они удерживают солдат в казармах и спасают собственные головы.

Мне не понравилась его фамильярность и бесстрастие, с которым он говорил. Но, как бы там ни было, вчерашний тон в разговоре я взять не мог. Тогда мне казалось оскорбительным, что Бютон стоит тут же и слушает нас. Теперь – это вещь самая обыкновенная. К тому же Бютон был совершенно другим человеком, нежели Дюри, и доводы, сокрушившие одного, не имели никакого действия на другого. Довольно безнадежно я поинтересовался у отца Бенедикта, что он намерен делать.

Кюре не дал мне никакого ответа. За него ответил, и довольно решительно, капитан.

– Мы хотим, чтобы вы вступили в комитет.

– Я думал об этом вчера. Но я не могу этого сделать. Вот и отец Бенедикт скажет вам то же.

– Мне нужен ответ не отца Бенедикта, а ваш, – возразил капитан.

– Я дал ответ уже вчера, – ответил я высокомерно.

– Вчера – не сегодня. Вчера дом господина де Сент-Алэ был еще цел, а сегодня это груда дымящихся развалин. Вчера о многом можно было только догадываться, а сегодня факты говорят сами за себя. Стоит помедлить еще несколько часов, как вся область из конца в конец будет охвачена пламенем.

Я не мог не согласиться с этим, но в то же время не мог вновь идти наперекор своим поступкам. Торжественно прицепив себе в гостиной маркизы Сент-Алэ белый бант, я не мог сделать столь решительный поворот в другую сторону.

– Это невозможно. Невозможно в моем положении, – бессвязно бормотал я. – Почему вы обращаетесь именно ко мне, а не к другому? Здесь найдется не менее двухсот лиц, которые…

– Будут совершенно бесполезны для нас, – решительно прервал меня капитан. – Ваше имя могло бы успокоить тревогу, привлечь на сторону комитета более умеренные элементы и не оттолкнуло бы народные массы.

– Позвольте мне быть с вами предельно откровенным, – продолжал он другим тоном. – Мне нужно ваше содействие. Я здесь подвергаюсь разного рода риску, но рискую только там, где это необходимо. Поэтому я предпочитаю, чтобы дело, предлагаемое мне, находило поддержку как снизу, так и сверху. Присоедините ваше имя к комитету, и я возьмусь за это дело. Я, конечно, мог бы распоряжаться в Керси от имени одного третьего сословия, но предпочел бы вешать и миловать от имени всех трех.

– Но ведь другие…

– Я сумел справиться с чернью в Кагоре, – нетерпеливо перебил он. – Сумею справиться и с этим сумасшедшим мужичьем, которое воображает, что только и свету в окошке, что у них. А те, о ком вы говорили…

– Те не годятся, – тихонько подсказал ему отец Бенедикт, поглядывая на меня печальными глазами.

Утренний ветерок развевал полы его сутаны, шляпу свою он держал в руке, загораживаясь ею от солнца. Я понимал, что в нем происходит та же борьба, что и во мне, и сознание этого дало мне силы не согласиться с капитаном.

– Невозможно! – промолвил я решительней прежнего.

– Почему же?

Мне не хотелось отвечать на этот вопрос. Я повернулся лицом к двери и только собирался добавить что-то, как Андрэ, отворив ее, доложил:

– Маркиз де Сент-Алэ желает видеть господина виконта.

Торжественный тон, принятый слугой, подействовал на меня не совсем приятно: он как бы намеренно подчеркивал возвращение к старому.

Сам маркиз, однако, не показал и виду, что заметил это. Он весело подошел ко мне и поздоровался весьма изысканно. Лишь мгновение я думал, что он не знает всего, что произошло, но первые же его слова показали мне, что я ошибался.