Джоли внезапно осознала, что они там, еще до того, как бросилась к фургону: она была слишком взволнована, чтобы что-то соображать. Даниель спокойно стоял посреди улицы и оживленно разговаривал с бедно одетыми мужчиной и женщиной. Одежда их была настолько изношена и застирана, что просто непонятно, как она еще не рассыпалась в прах, а Даниель, казалось, был так поглощен разговором, что забыл о своих поисках.

Джоли остановилась в нескольких шагах от Даниеля, чтобы перевести дух, распрямила плечи и попыталась успокоиться, но ей это никак не удавалось. В итоге страх за детей превратился в дикий гнев.

— Даниель Бекэм, детишки, возможно, уже в нескольких милях отсюда, а ты тут стоишь и любезничаешь с незнакомцами!

Когда Даниель оглянулся, чтобы посмотреть, что за нахалка обращается к нему в таком тоне, на лице его было написано такое изумление, как будто бы он не знал, кто стоит перед ним, уперев руки в бока, в голубом ситцевом платьице, раздувая ноздри от гнева.

Изумление уступило место юмору, Даниель улыбнулся и ткнул указательным пальцем в фургон:

— Взгляни-ка на задок фургона. Полагаю, что там ты найдешь Хэнка и Джемму, во все глаза глядящих на тебя.

Джоли с трудом проглотила комок в горле: так потрясло ее неожиданное сообщение Даниеля. Ее чуть отпустило. Мужчина и женщина, разговаривавшие с Даниелем, смотрели на Джоли, однако она не могла найти в себе силы посмотреть сейчас в их лица. Она бросилась к повозке и подняла брезент. Разумеется, Джемма и Хэнк прятались внутри фургона. Джемма была явно в ужасе, Хэнк же, напротив, глядел вызывающе и в то же время испуганно. Прежде чем Джоли смогла вымолвить хоть слово, рядом с ней материализовался Даниель. Уперев руки в бока, он, прищурившись, пристально смотрел на маленьких мальчика и девочку.

— Так куда же именно вы собрались на этот раз? — сурово спросил он.

Хэнк вздернул подбородок и защитным жестом обнял Джемму за плечи своей сильной маленькой ручкой.

— Мы собрались туда, где будем кому-нибудь нужны, — честно ответил он.

Краем глаза Джоли отметила, как вздрогнул Даниель. Ясно, он убедил себя, что Джемма и Хэнк ничего не знают о том, что он намеревался навсегда вычеркнуть их из своей жизни, словно мула, который отказывается ходить в упряжке. Или жену, которую он никогда не хотел ставить на первое место в своей жизни.

Даниель быстро опомнился и кашлянул, снимая и вновь надевая шляпу на голову.

— Так вот, никуда вы не поедете с этими людьми. — Даниель взглянул на Джоли и продолжил: — Это мой брат Енох, а это его жена Мэри и их малыши Руфи и Холт. Они побудут у нас пару деньков, а затем отправятся в дом Джо Калли.

Джоли совсем запуталась в своих чувствах. С одной стороны, она была рада, что любимый брат Даниеля наконец-то будет с ним, а с другой стороны, она немного ревновала, потому что Даниель так обрадовался, увидев Еноха и Мэри. Но главным все же было чувство радости и благодарности Богу за то, что Джемма и Хэнк живы и здоровы. Джоли раскрыла объятия, и Джемма тут же обхватила ее шею своими тоненькими, как прутики, маленькими ручками.

Едва ребенок, дрожа, прижался к ней, Джоли почувствовала настоящее облегчение и крепко зажмурила глаза.

«Нас, женщин, — подумала она, — всегда тащат туда, куда мы не хотим идти, и только потому, что мужчина решил, что пора двигаться в путь».

— Мальчик может поехать с нами, — предложил Енох, когда Даниель помог Хэнку выбраться из фургона. Брат Даниеля был привлекательным, улыбчивым человеком с ровным характером, и Джоли он не мог не понравиться.

Загорелая тонкая рука нерешительно коснулась рукава Джоли.

— Вы, должно быть, жена Даниеля, — сказала симпатичная светловолосая женщина с каким-то робким оптимизмом в голосе. У нее были круглые, зеленые, простодушные глаза, в которых читалась затаенная надежда, что ее полюбят и примут в этом незнакомом ей месте. — Мы так надеялись, что он снова женится.

Джоли поудобнее пристроила Джемму на коленях и улыбнулась. Сейчас было не время и не место объяснять этой милой Мэри, что на самом деле она не новая жена Даниеля, а скорее всего просто экономка.

— Я Джоли, — сказала она, протягивая руку.

— Мэри, — ответила жена Еноха и слегка кивнула в знак приветствия.

И уже гораздо позже, когда в кухне было светло от керосиновой лампы, тепло от горячей печи, когда дети были накормлены и отправлены спать, а мужчины были в конюшне, Мэри объяснила причину их неожиданного приезда.

— Енох и я вздохнули с облегчением, когда узнали, что Даниель послал нам весточку, чтобы мы приезжали, — начала Мэри, не поднимая глаз от чашки с чаем и отпивая такими маленькими глотками, словно это была амброзия, вкус которой ее язык никогда больше не ощутит. — На старом месте дела у нас шли все хуже и хуже. Мы выбивались из сил и все равно ничего не могли поделать. Поэтому собрали наши пожитки и двинулись сюда в надежде, что сможем поселиться где-нибудь поблизости.

Глаза Мэри наполнились слезами, и сердце Джоли смягчилось еще больше. Она поняла, что эта симпатичная и милая женщина с двумя детьми на руках и третьим на подходе так и не видела хорошей жизни. И сейчас она оказалась в новом месте и не знает, что ее ждет.

Джоли в порыве нежности прикоснулась к руке невестки, и ее вдруг охватила безграничная печаль. Она и Мэри могли бы подружиться, делились бы секретами, вместе готовили бы угощения и сладости для друзей и соседей на Рождество. А вместо этого Мэри с мужем, который явно обожает ее, останутся здесь, а она, Джоли, будет отправлена в далекий Сан-Франциско. «С глаз долой — из сердца вон», — такова была философия Даниеля в отношении ее.

Мэри вытерла слезы своей маленькой огрубевшей ладошкой и недоуменно спросила у Джоли:

— Что-нибудь не так, Джоли? Ты вдруг стала такой грустной, почему?

Джоли заставила себя улыбнуться и покачала головой. Она просто не могла и не будет обременять и без того усталую молодую женщину еще и своими неприятностями.

— Не хочешь ли еще чаю? — спросила Джоли, однако голос ее звучал далеко не так счастливо и весело, как ей того хотелось бы.

Мэри, поколебавшись, пылко кивнула:

— О да, пожалуйста.

Джоли вновь доверху наполнила чашку Мэри крепким чаем из чайника, высокого, с голубой полосой на белом фоне, затем устроилась рядом, подперев рукой подбородок.

— Вы, наверное, все очень устали, проделав весь путь в фургоне.

— Мы добрались до Сент-Луиса на поезде, — пожала Мэри плечами так, словно сам этот факт уже превращал длительное, изматывающее переселение в воскресную загородную прогулку. — Мы истратили практически все наши деньги на фургон и съестные припасы. И мы так боялись, что не успеем перевалить через горы до наступления зимы.

— Но вы все-гаки добрались сюда. — мягко напомнила ей Джоли. — Целыми и невредимыми. И поверь мне, Даниель не оставит вас в беде. Я уверена, что ваш приезд для него первое радостное событие за многие месяцы — И снова Джоли загрустила: как бы она хотела, чтобы Джемма, Хэнк и она вызвали у Даниеля такую же радость.

Мэри крепко обхватила чашку с чаем, затем чуть расслабила пальцы.

— Должно быть, для Даниеля была настоящая трагедия, когда он потерял бедную Илзе и детей. Конечно, он так страдал.

Для Джоли эта тема была щекотливой и неприятной, ведь Илзе была женой, которую Даниель сам выбрал. Однако Джоли не сделала попытки уклониться от ответа.

— Да, он очень страдал, — согласилась она, глядя мимо Мэри и вспоминая, как понуро стоял Даниель у могилы Илзе со шляпой в руке. — Он очень любил ее.

Мэри провела кончиком языка по обветренным губам.

— Но теперь у него есть ты. И он выглядит счастливым.

Джоли улыбнулась, но лишь для того, чтобы не заплакать. Сейчас у нее просто не было душевных сил признаться Мэри, что Даниель женился на ней лишь потому, что не мог видеть, как вешают молодую женщину.

— Да, но только до тех пор, пока я ему нужна как женщина, — пробормотала Джоли так тихо, что Мэри вряд ли слышала ее.

В ту ночь Джоли и Даниель спали вместе в своей спальне, а Енох и Мэри в соседней, за стеной Джоли лежала с открытыми глазами, уставившись в потолок и скрестив руки на груди. Она думала о том, рассказал ли уже Даниель брату и его жене, как обстоят дела в этих местах.

— Ты уже рассказал Еноху обо мне? — тихо и осторожно спросила Джоли. — Ну, что я преступница и все такое…

Даниель глубоко вздохнул и издал странный звук, который можно было принять и за смешок, и за досадливое хмыканье.

— Вы не преступница, миссис Бекэм, — ответил он бесстрастным тоном. Джоли не смогла разобрать выражение его лица, потому что в комнате было слишком темно, поэтому она вынуждена была продолжать строить предположения:

— Но ведь ты рассказал им о том, что меня собирались повесить?

Последовала долгая пауза, потом неохотное:

— Да.

От унижения и обиды Джоли бросило в жар. Щеки ее просто запылали, и поэтому она была рада, что в комнате темно.

— Но ведь это же правда, — вполне резонно сказал Даниель после многозначительной паузы. — К тому же Енох и Мэри могут узнать об этом от посторонних. Не так уж много женщин приезжают в Просперити, чтобы их здесь повесили.

На это трудно было что-либо возразить. «Я ненавижу тебя, Даниель Бекэм», — подумала Джоли, а вслух спросила:

— А не забыл ли ты упомянуть, что я совершенно невиновна?

Даниель передвинулся на свою сторону их большой, массивной кровати, а Джоли снова густо покраснела, но на этот раз по иной причине. Громкий стон постельных пружин наверняка даст Еноху и Мэри понять, чем именно они сейчас занимаются, хотя на самом деле все не так.. В темноте Джоли все же разглядела белые зубы, блеснувшие, когда Даниель улыбнулся. Он нежно провел пальцем по ее лицу, спустился ниже к соску, который мгновенно отвердел и натянул нежный муслин ночной рубашки.

— Знаешь, я еще не встречал никого, кто был бы приговорен к повешению и при этом не божился бы, что он невиновен и чист, как первый снег, — поддразнил ее Даниель, и Джоли вдруг поняла, как ей хочется вновь ощутить теплоту и тяжесть его крепкого тела, как она любит Даниеля, его сдержанную силу и даже запах его выдубленной солнцем кожи.