Джоли нервно сжала пальцы и прикусила губу, а глаза ее под полями шляпы недобро сузились, когда она смотрела на остававшиеся позади дома главной улицы городка.

— Почему вы это сделали? — наконец не выдержала девушка, когда повозка выехала на проселочную дорогу и оказалась посреди поспевающей пшеницы. — Почему вы женились на женщине, которую даже не знаете?

Даниель так долго молчал, что Джоли показалось даже, что он и не собирается отвечать. Однако, честно глядя в ее чумазое лицо, коротко сказал:

— Потому что они собирались повесить тебя. Это был исчерпывающий ответ. А Джоли вдруг поняла, что надеялась услышать нечто иное, правда, сама толком не понимая, что именно.

— А если я в самом деле преступница? — рискнула спросить она. Потом спохватилась, что совсем не стоило бы этого делать: а вдруг Даниель Бекэм решит, что совершил ошибку и повернет назад, к тому самому одинокому дубу, стоящему в центре города?

— А ты преступница? — парировал он, задумчиво глядя на потные крупы длинноухих мулов, тащивших фургон.

Джоли густо покраснела, что было видно даже под толстым слоем грязи.

— Нет, — негодующе ответила она. — Я только была с Блейком и Роуди, вот и все. Я не знала о том, что они собирались ограбить банк.

И хотя уже в тысячный раз Джоли прокрутила в голове события, приведшие ее к виселице, она все еще остро переживала, что Блейк и Роуди не только совершили свое черное дело, но и бросили ее на произвол судьбы, оставив расхлебывать это дело.

Даниель — она все никак не могла заставить себя думать о нем как о своем муже — слегка надвинул шляпу на глаза, чтобы почесать в затылке.

— Тогда возникает другой вопрос. А что ты вообще делала в компании Блейка и Роуди и им подобных?

Джоли снова вспыхнула. Это ведь длинная и запутанная история, как она попалась на крючок Блейка! Она не тешила себя надеждами, что кто-нибудь, и меньше всего Даниель, поверит ей. Поверит в то, что у нее ничего не было ни с Блейком, ни с Роуди, несмотря на то, что она почти две недели путешествовала с ними.

— Когда я была в Сиэтле, я работала горничной в одном доме с матерью Блейка. Она была там кухаркой.

В это время фургон взобрался на вершину холма, и Джоли увидела большой опрятный белый дом, окруженный небольшими дворовыми постройками, разглядела колодец под крышей. Ко1да они подъехали к сенному сараю, то увидела необычайной красоты клумбу из живых васильков, росших вокруг чугунного водяного насоса буквально в нескольких ярдах от кухонной двери. Перед входной дверью была устроена специальная доска, чтобы счищать грязь с обуви.

Вдоль дома возвышался ровный ряд тополей, защищая постройки от ветра, а повсюду кругом колыхалось золотое море спелой пшеницы. Синева неба была для Джоли мучительно прекрасной, поскольку совсем недавно, еще этим утром, она была так близка к тому, чтобы увидеть ее в последний раз.

Даниель поставил фургон на тормоз, намотал вожжи на рычаг тормоза, после чего спрыгнул и протянул свои большие руки, чтобы принять Джоли. Очутившись в его руках и почувствовав их силу, она ощутила нечто вроде утешения.

— А теперь пойди и приведи себя в порядок. Потом посмотрим, что ты сможешь приготовить нам на обед, — услышала она голос мужа.

До сих пор Джоли никогда не испытывала доброты со стороны мужчин и потому восприняла приказной тон Даниеля как нечто само собой разумеющееся. К тому же она была слишком благодарна ему, чтобы обращать внимание на такую мелочь, как слова, которыми он выражает свою мысль. Поэтому она просто кивнула, но когда он отвернулся, чтобы уйти, импульсивно вцепилась двумя пальцами в его рукав.

Даниель оглянулся через плечо, но выражение его лица невозможно было увидеть, поскольку оно было скрыто широкими полями шляпы. Джоли отпустила рукав его рубашки и, опустив глаза, застенчиво и робко сказала:

— Благодарю вас, мистер Бекэм.

Даниель ничем не вознаградил ее за эту жертву, в его тоне даже не прозвучало нечто вроде «добро пожаловать».

— Еда в кладовой, — вместо этого сказал он. — Дотер и я вернемся голодными, поэтому уверен, что ты выложишь на стол всего в избытке.

С этим ее не обещающий ничего хорошего рыцарь повернулся и отбыл в направлении сенника. Джоли проводила его взглядом, ломая голову над тем, кто такой Дотер, но, решив, что спрашивать об этом было бы неуместно, отправилась в дом.

Порог кухни возвышался по крайней мере на фут, поэтому Джоли подобрала юбки и, переваливаясь, как гусыня, шагнула внутрь. На кухне было на удивление чисто: стены сверкали свежей побелкой, пол был сделан из толстых досок, большая железная печь сверкала на солнце хромированными деталями, а на оконных стеклах не было ни единого пятнышка.

Джоли сняла свою потрепанную мужскую шляпу, которая в некоторой степени защищала ее от прямых солнечных лучей, и повесила ее на крючок, вбитый рядом с входной дверью. Напротив печи висело зеркало для бритья. Увидев в нем свое отражение, Джоли помрачнела: ее белокурые волосы выбились из-под шпилек и торчали в разные стороны, падая на грязную шею, лицо покрывал толстый слой пыли.

Джоли разыскала в кладовке тазик, который затерялся на одной из многочисленных полок, где аккуратно была разложена или расставлена провизия. Здесь были сушеные фрукты, копченое и соленое мясо, большой запас овощей, сахар, свиное сало, бобы.

Тоскуя по ванне и чистой одежде, Джоли сполоснула лицо и руки теплой водой, которую обнаружила в баке рядом с печью.

Немного приведя себя в порядок, новобрачная Даниеля Бекэма поставила на обеденный стол два прибора и принесла большую кастрюлю, на которой было написано «сосиски». Развела огонь в печи и стала подкидывать туда поленья, лежавшие рядом в большом ящике. Добавила воды в кастрюлю с сосисками, положила приправу из консервированных овощей, бросила немного свиного сала, нашла в колодце холодное молоко, сливочное масло и сыр. В окантованной металлом хлебнице лежал свежевыпеченный хлеб.

Кухня благоухала ароматом свежесваренного кофе, когда открылась входная дверь, и появился Даниель. Сразу же вслед за ним вошел молодой юркий парень с ярко-рыжими волосами, огромными карими глазами и плечами, которые можно было бы сравнить по ширине с.вагонной осью.

— А вот и Дотер, — сказал Даниель, снимая шляпу. — Дотер, это Миссис Бекэм.

Джоли была довольна, что ее представили так официально. Она отчасти даже перестала ощущать себя чем-то вроде беспризорного ребенка, подобранного на обочине дороги. Теперь же, несмотря на то, что случилось в ее жизни, в ней снова появилась какая-то гордость.

— Привет, Дотер, — вежливо кивнув, сказала она

Между тем свиное сало растопилось на небольшой сковородке, и Джоли проворно вылила его в кастрюлю с сосисками, а затем переложила мясо на сковородку с длинной ручкой.

— Достаточно мила, чтобы всю ее обцеловать, — заметил Дотер.

Краем глаза Джоли заметила, как отвернулся Даниель, чтобы скрыть усмешку. Джоли вспыхнула.

— Я была бы благодарна, если бы подобные комплименты вы держали при себе, мистер Дотер, — задыхаясь от гнева, сказала она.

— Просто Дотер, — ответил работник. — Я привык не таясь говорить все, что приходит мне в голову. Сам не знаю почему.

— Пойдем умоемся, — предложил ему Даниель, протягивая ковш с горячей водой, которую зачерпнул из бака, стоявшего на печи, захватил большой кусок желтого мыла и вышел на двор Дотер вышел вслед за ним.

Какое-то время до Джоли доносились плеск воды и громкие голоса во дворе, потом Даниель и Дотер снова появились на кухне. Даниель сел за стол и нахмурился, увидев только два прибора.

— А ты разве не будешь есть с нами?

Отведя глаза, Джоли покачала головой:

— Нет, мистер Бекэм, не сейчас. У меня желудок не в порядке.

Даниель вздохнул и потянулся к кастрюле с сосисками, которую Джоли поставила на стол.

— Надеюсь, ничего страшного нет, — буркнул он, ставя на этом точку.

Дотер повесил эмалированный тазик на гвоздь, вбитый в стену рядом с печью, затем тоже подсел к столу. Он выглядел удивительно бесхитростным и простым с причесанными волосами, чистыми руками и лицом, словно студент-первокурсник, желающий понравиться преподавателю.

— Я… я… мне хотелось бы осмотреть дом, если вы не против, — выдавила из себя Джоли и прикусила нижнюю губу, ожидая ответ Даниеля.

— Ты можешь делать все, что хочешь, например, воспользоваться щеткой, — заметил Дотер, кромсая вилкой сосиску и противно скребя при этом по тарелке.

И снова Джоли заметила тень улыбки, тронувшей губы Даниеля, хотя и на этот раз он промолчал.

— А тебе не мешало бы поучиться хорошим манерам, — ответила Джоли.

Дотер не остался в долгу:

— Ха, бесполезно! Это уже пытались сделать моя мать и все мои учителя. Не вышло!

— Иди и посмотри все, что хочешь, — подал наконец голос Даниель. Он был вежливо-дипломатичен, хотя глаза его просто искрились весельем.

С облегчением получив разрешение достойно удалиться, Джоли пролетела через столовую и попала в настоящий дамский будуар. Здесь были невероятных форм и расцветок подушечки, китайские статуэтки, пальмы в глиняных горшках и много фотографий в вычурных серебряных рамках. Тут же прямо перед окном стоял орган. Тонкие шторы, подвешенные на крепких шнурах, чуть колыхались над полированной поверхностью инструмента в такт порывам ветерка.

Джоли подошла к камину, сложенному из белых и серых камней, и посмотрела украдкой на дагерротип, стоявший на каминной полке. Это была явно свадебная сцена, а женихом был Даниель. Рядом с креслом, где он сидел, положив руку ему на его плечо, стояла блистательная, затянутая в шелк невеста, изящная, словно ожившая камея, с пышными темными волосами и очень выразительными глазами.

Гладя на это красивое лицо, Джоли почувствовала себя униженной. Она страстно захотела узнать, как ее звали и что с ней случилось. Но поскольку Джоли была не в том положении, чтобы задавать вопросы, она быстро выскочила из будуара и попала в небольшую комнату, скромно обставленную под кабинет. Здесь Даниель держал свои бухгалтерские счета и другие книги всех видов и размеров.