Подобно Боудикке грозной,

Что мчась на колеснице боевой,

Ввергала римлян в страх

И в бегство обращала,

Разила их копьем и проклинала,

Меня ты как копьем пронзила взором,

Наполнив душу мне живительным огнем… —

и дальше в этом роде.

Если даже забыть о хромающей рифме и спорных эпитетах, ода Баскина страдала неточностями, заставлявшими усомниться в том, что он действительно сохранил в памяти день их знакомства. Сравнение Дейдре с Боудиккой было, мягко говоря, притянутым за уши по ряду причин. Во-первых, в тот день Дейдре благополучно дошла пешком до дома одной жившей неподалеку от Примроуз-сквер баронессы, которая регулярно устраивала у себя чаепития, приглашая на них не слишком перспективных, но пылких и романтичных молодых людей, среди которых в тот ранний вечер был и начинающий поэт Баскин. Во-вторых, волосы у Дейдре были светло-русыми с золотистым отливом, а не рыжие, как у легендарной королевы древних британцев, и, хотя порой у нее и чесались руки от желания придушить Тессу, но даже с ней Дейдре в открытое противостояние вступать не решалась, что уж говорить о римских легионах!

Хотя Софи… Взгляд Дейдре скользнул к окну, у которого сейчас стояла ее высокая рыжеволосая кузина. Что-то в ее позе наталкивало на мысль, что она раздражена и, если ее по-настоящему разозлить, гнев ее может быть страшен. Вот же она, воинственная грозная Боудикка! Что же Баскин за поэт, если этого не видит!

Удивительно, какие причудливые ассоциации рождаются в голове, когда изнываешь от скуки. Как можно было уподобить безобидную, вечно уткнувшуюся носом в книгу Софи королеве-воительнице?

Наконец, ода закончилась, на этот раз, слава богу, эта пытка тянулась меньше часа. Баскин смотрел на нее в молитвенном ожидании.

– Что скажете?

Да, именно в этом и заключалось для Дейдре истинное обаяние Баскина. Уж ему точно важно было ее мнение. Он не обращался с ней так, словно она – солдат на плацу, обязанный беспрекословно выполнять приказы, какими бы бессмысленными, вздорными и даже вредными они ни казались, он не прожигал ее взглядом, полным мрачной похоти…

Дейдре передернула плечами, почувствовав, как при воспоминании о черных глазах Брукхейвена у нее побежали мурашки по спине. Она ласково улыбнулась Баскину и поняла, что улыбка вышла слишком теплой, если судить по блеску, появившемуся в голубых глазах незадачливого поэта. Продолговатое лицо его залил густой румянец, и он пододвинулся ближе к предмету своей романтической страсти.

– М-м-м, – задумчиво протянула Дейдре и, коснувшись густо исписанного листка, добавила: – Я всегда буду хранить их в сердце. – После этого Дейдре торопливо отошла, а Баскин чуть было не упал на пол лицом вниз на то самое место, где только что стояла она. Дейдре с тоской взглянула на улицу. Как бы ей хотелось, презрев приличия, сбежать отсюда прямо сейчас. Хоть через окно! – Софи, взгляни, Баскин подарил мне свою поэму!

Софи, которая стояла лицом к окну и спиной к присутствующим в комнате людям, не поворачивая головы, покосилась на кузину.

– Какой волнующий дар. Должно быть, ты счастлива.

Все с той же приторно-радостной улыбкой Дейдре обернулась к развалившемуся в кресле Грэму. Судя по издаваемым Грэмом звукам, он спал, и спал крепко.

– Грэм, стихи чудные, правда? – громко сказала Дейдре и на всякий случай незаметно пнула Грэма по лодыжке.

Грэм встрепенулся.

– Какого… Какие чудные стихи!

Грэм всегда умел соображать быстро. Дейдре выгнула брови и скосила глаза на Баскина.

– Ты выглядишь усталым, Грэм, – продолжала Дейдре. – Ты уверен, что не заболел? Софи, тебе не кажется, что Грэм выглядит каким-то… нездоровым?

– О, да, – Софи с радостью ухватилась за возможность сбежать отсюда. Она была едва жива от скуки. – Вы должны беречь силы, Грэм. Я провожу вас домой.

К счастью, Грэм мечтал вырваться отсюда так же сильно, как и Дейдре и, хотя Баскин, возможно, и хотел бы задержаться еще на какое-то время, но не был настолько груб и невежлив, чтобы, презрев правила хорошего тона, остаться в доме.

Софи выскочила за дверь, едва не сбив с ног Фортескью. Софи не понимала, как Дейдре терпит этого идиота Баскина. Ему еще повезло, что она, Софи, была слишком застенчива, но даже она на протяжении всего того часа, когда Баскин декламировал свои жуткие вирши, представляла в красках сначала, как душит его, а потом, как убивает садовыми вилами.

Грэм отстал от Софи всего на секунду. К парадным ступеням уже подали карету с фамильным гербом Брукхейвенов, для того чтобы отвезти Софи домой.

– Подвезете меня? – попросил Грэм. – Пешком до моего дома идти отсюда долго, а провести еще полчаса в обществе этого юного дарования у меня мочи нет. – Грэм оглянулся на спускающегося по ступеням Баскина. – Не нравится мне этот тип. Дерганый он какой-то.

Софи не питала к Баскину никакой симпатии, и все же сочла себя обязанной встать на его защиту.

– Полагаю, трудно любить того, кто не отвечает тебе взаимностью.

Грэм презрительно хмыкнул.

– Не думал, что вы настолько сентиментальны. Вы ведь выше всех этих девчачьих нежностей?

Софи отвернулась, чувствуя, как краснеет. Грэм рассмеялся.

– Ну, будет вам. Признайтесь мне, кого вы любите, Софи Блейк? Назовите мне его имя, чтобы я смог его похитить и заставить пойти с вами под венец!

И тогда Софи повернулась к нему, серые глаза ее были как грозовые тучи, переполненные гневом.

– Спасибо, но, если жениться на мне по доброй воле никто не захочет, я бы предпочла обойтись без жертв! И подвозить я вас не стану: прогулка пойдет вам на пользу! Если бы вы меньше играли в азартные игры, то у вас нашелся бы пенни на кэб!

Ошеломленный, Грэм наблюдал, как Софи прыгнула в карету. Все так же стоя на ступенях с открытым ртом, Грэм смотрел, как карета тронулась и покатилась по дороге.

– Вот черт! – сказал он самому себя. – Кажется, я сказал что-то не то. – Пожав плечами, он сунул руки в карманы и поплелся домой.

Грэму не пришлось терпеть компанию Баскина по дороге домой, поскольку тот так и остался стоять у входа в Брук-Хаус, с тоской глядя на окна.

Глава 30

Гости ушли, и Дейдре вновь осталась одна. В наступившей тишине она закрыла глаза, пытаясь расслабиться.

Сбросить напряжение отчего-то не получалось.

Колдер. Дейдре открыла глаза. Как тут расслабишься, если источник ее тревоги по-прежнему был где-то рядом, где-то в доме, скрывался за толстыми стенами своего кабинета. Трус.

А сама-то ты кто? Не трусиха? Зачем же тогда было столько времени выслушивать весь этот бред, что несет влюбленный в тебя щенок, да еще и поощрять его, строя глазки? Не проще ли было сказать ему напрямик, что тебе не нравится его поэзия?

Дейдре все еще не успела избавиться от исписанных убористым почерком Баскина листов со стихами, написанными от всего сердца человеком, который был ей безразличен. А тот, кто был ей далеко не безразличен, хранил холодное молчание. Дейдре в сердцах скомкала листы и швырнула в холодный камин.

Не нужны ей ни стихи, ни красивые слова. Ей нужен собственный муж, черт возьми!


Баскин топтался на ступенях Брук-Хауса, не решаясь уйти. Вообще-то он не собирался дарить драгоценную рукопись Дейдре, вернее сказать, леди Брукхейвен. Вначале надо было хотя бы переписать стихи. Она сама назвала его оду одним из лучших его произведений.

Стучаться в дверь после того, как только что распрощался с хозяйкой, как-то неловко, а тем более просить Дейдре вернуть ему стихотворение…

Может, лучше зайти без стука? А вдруг ему повезет, и он найдет рукопись на столе в пустой гостиной? А завтра он мог бы преподнести ей красиво переписанную копию.

Приободрившись мыслью о том, что ему тут всегда рады, Баскин открыл дверь и вошел в дом. Холл был пуст. Баскин быстрым шагом направился по коридору в сторону гостиной.

Услышав голоса, Баскин замер. Впереди он увидел дворецкого со спины. Его собеседницу Баскин видеть не мог, поскольку она стояла за углом. Как тут быть? Если его заметят, неловкости не избежать. Придется объяснять, как он сюда попал и что делает. Баскин уже хотел было повернуть назад, но, прислушавшись, решил задержаться.

– Что же получается? Дверь между спальней его светлости и моей хозяйки по-прежнему закрыта?

Баскин, вместо того чтобы попятиться к выходу, на цыпочках приблизился к дворецкому, пытаясь заглянуть за угол. И его усилия увенчались успехом. Фортескью разговаривал с хорошенькой молоденькой горничной. Вид у нее был несчастный.

– Ее светлость даже близко к той двери не подходит, – докладывала горничная. – Она даже попросила меня придвинуть к двери большое кресло!

Дворецкий покачал головой.

– Не лучшее начало для семейной жизни. Предыдущая леди Брукхейвен сумела продержаться несколько лет до того, как расколола каминную полку, когда промахнулась, швырнув вазой в его светлость.

– Я хотела у вас спросить, – запинаясь, сказала Патриция, – может, мне с ней поговорить? Если она просто боится… отношений с мужчинами, я могла бы… Вообще-то, по правде сказать, я бы не могла, но, может, кухарка могла бы с ней поговорить?

Баскин воспрянул духом. Надо ли понимать, что Дейдре не допускает своего мужа – этого неотесанного чурбана – к телу? И это, если он все правильно понял, началось с самой свадьбы?

Дейдре боится мужчину, которого называют Брукхейвеновским Зверем! Проклятие, чего же такого дикого и извращенного он от нее потребовал, если ей пришлось запереть дверь и забаррикадировать вход?

Или… Стоит ли надеяться? Или она лишь бережет себя для настоящей любви? Для него, Баскина?

Здесь, в этом логове Зверя, у Дейдре не было союзников. Послушные сатрапы Брукхейвена уже плетут заговор. Когда они уговорят ее вступить в немыслимые отношения с извращенцем – лишь вопрос времени. Помочь ей некому.