Селеста Брэдли - Любовь меняет все

Да и сможет ли она когда-нибудь его завоевать? Под силу ли ей эта задача?

Дейдре имела весьма смутное представление о том, чем женщина может удержать мужчину, после того как период флирта благополучно закончился. Да и что она вообще знала о собственном характере? Была ли она великодушна? Или все же пагубное воздействие мачехи на ее личность оказалось сильнее, чем она думает? Почувствует ли она, что пришел решающий момент? Сможет ли сделать осознанный выбор? Или будет раз за разом терпеть неудачи, так ничему и не научившись на своих ошибках?

– Я хочу быть хорошей женщиной, хорошей женой для вас, – прошептала Дейдре без особой уверенности.

Его взгляд не изменился. Он ее не слышал. Похоть уже овладела им. Похоть, а не любовь, как ей того хотелось. Он снова смотрел на грудь Дейдре, и за взглядом последовала ладонь.

– Вы такая чудная. – Произнес он хриплым голосом. Тесса как-то заметила, что, когда кровь приливает к детородному органу мужчины, больше всего от кровопотери у них страдает мозг. Но при этом Дейдре вынужденно призналась себе, что прикосновение его руки нисколько не было ей неприятно, а скорее желанно. Получается, что одержимый похотью мужчина не такое уж страшное явление!

Дейдре, проигнорировав внутренний голос, призывавший ее повременить, уступила зову плоти и, со вздохом закрыв глаза, предоставила Колдеру полную свободу действий. Отдавая ему во власть свое драгоценное тело, Дейдре не считала, что остается внакладе. По сути, выигрывали оба. Что хорошего в унылом одиноком существовании?

Ладонь его обжигала грудь. Ноги отказывались держать ее. Колдер одним решительным движением приподнял ее грудь, обнажив полностью. Кто угодно на фабрике мог увидеть их. Впрочем, здесь было довольно сумрачно, и каждый занимался своим делом. Дейдре зябко повела плечами, подавшись навстречу Брукхейвену. Честно говоря, ей сейчас не было дела до того, увидят их или нет. Главное, чтобы Колдер не останавливался на достигнутом!

Обняв Дейдре за талию, Колдер не дал ей упасть, а сам, наклонив голову, принялся целовать ее грудь. Воспользовавшись тем, что руки ее сейчас были свободны, Дейдре погрузила пальцы в его густую шевелюру. Колдер втянул сосок в рот.

О, какое мучительно-сладостное ощущение! Оно словно пронзило ее тело молнией. Если бы она только знала… Но откуда ей было знать? Тело откликнулось бурно, в одно мгновение увлажнилось лоно, заставив Дейдре плотно сжать колени. Стиснув темные пряди его волос в кулачках, она застонала.

Колдер ответил невразумительным рычанием. Резко рванув вырез платья вниз, он высвободил ее вторую грудь. Целуя второй сосок, первый он ласкал рукой. Дейдре откинулась назад, едва ли не перегнувшись через перила, обнаженная грудь ее вздрагивала, поднимаясь и опускаясь с каждым судорожным вздохом. Колдер продолжал пощипывать, покручивать, посасывать, покусывать, ни на миг не оставляя ее бедные соски в покое.

Наконец, рука его соскользнула с соска вниз. Его ладонь и то место, где не осталось ни одного сухого участка, разделяли несколько слоев ткани, но, ощутив его руку, Дейдре тут же почувствовала, как увлажнились ближайшие к телу нижние юбки.

Он коснулся губами ее шеи.

– Ты хочешь меня? – хрипло выдохнул Колдер ей на ухо.

Дейдре кивнула, крепко обхватив его за шею.

И вдруг он опустил руки, и Дейдре, чтобы не упасть, судорожно схватилась за перила. Колдер отступил, насколько позволяли ступени, и окинул ее, растерянную и дрожащую от возбуждения, пристальным взглядом.

Дейдре внезапно захотелось прикрыться, что она и сделала.

Колдера трясло от похоти, у него все плыло перед глазами.

Ты дурак. Настоящий мужчина схватил бы это создание на руки, уложил в кровать и не отпускал ее, пока вы оба не умерли в сладострастном восторге!

Колдер пытался отдышаться.

Собственный страстный отклик ошеломил его своей силой, своей дерзостью и… возможно, своей неправдоподобностью? Он совершил роковую ошибку, женившись в свое время на красавице. Красота обманчива, разве жизнь его еще этому не научила? Думать надо головой, а не другим местом!

Ладно. Твой член победил. Так вознагради его за победу! Она все еще дрожит от возбуждения. Моли ее о прощении и перегни ее уже, черт возьми, через эти проклятые перила!

Колдер провел по лицу дрожащей рукой, и ее запах, что все еще не успел улетучиться с его ладоней, ударил в ноздри. Она с такой легкостью уступила его домогательствам… Что это: свидетельство ее распущенности? Как бы там ни было, Колдеру не хотелось в это верить.

И все же она вела себя так, словно одно его прикосновение доводило ее до неистовства, словно она всю жизнь ждала и, наконец, дождалась его ласки. Только безумец мог поверить в это!

Но в то, во что отказывался верить мозг, орган, расположенный значительно ниже, верил охотно. Он даже встрепенулся при этой мысли, настоятельно предлагая провести проверку делом. Немедленно. Основательно. Более чем основательно.

Колдер безжалостно подавил попытки детородного органа взять командование на себя. Сухая логика и холодный расчет – только им может доверять настоящий мужчина.

Наконец, Колдер смог поздравить себя с тем, что вновь обрел способность ясно мыслить.

И тогда она подняла на него глаза: синие, блестящие от слез, злости и… неужели любви? Из горла его вырвался какой-то странный звук, который испугал его самого. Ни о чем более не думая, он протянул к ней руки и…

И в этот момент начался хаос.

Мегги в ужасе уставилась на гигантский, судорожно вздрагивающий в предсмертной агонии ткацкий станок. Она не хотела его убивать. Ей всего лишь хотелось понять, что заставляет вращаться колеса внутри. И, когда она просунула челнок между вращающимися колесами, ей всего лишь хотелось посмотреть, смогут ли они перемолоть дерево. Ей даже пришлось отпрыгнуть, потому что застрявший между колесами челнок стал раскачиваться так сильно, что едва не ударил ее по голове.

А сейчас он лишь вздрагивал, словно копье в животе умирающего зверя.

Рабочий в недоумении уставился на станок, а потом заметил ее, Маргарет. И с воплем бросился к ней. Маргарет, не на шутку испугавшись, пустилась бежать. Нырнув за соседний прядильный станок, она притаилась, подождала немного, а потом боязливо выглянула. Оказалось, что тот рабочий уже не гнался за ней, а безуспешно пытался вытащить застрявший челнок. Его крики привлекли внимание других рабочих. Челнок застрял намертво! Маргарет видела, что все с ужасом задрали головы к потоку.

На что они смотрели? Мегги видела, как спускается по лестнице ее отец и Ди следом за ним. Отец что-то кричал. Мегги ни разу не видела, чтобы он так быстро бегал. И вдруг раздался душераздирающий вой. То ли громадный раненый пес издавал этот звук, то ли гигантская стая разгневанных ос. Источник звука находился над почившим всуе станком. Длинный, спускающийся с потолка цилиндрический стержень, приводящий в движение станки, замер, но ремни продолжали движение. С потолка, с того места, где ремень терся о неподвижный стержень, потянуло дымом, струйка дыма превратилась в облако, после чего раздался оглушительный треск – это лопнул приводной ремень.

Обугленные по краям, с потолка, касаясь пола, печально повисли концы приводного ремня. Вой стоял такой, словно разгневанные пчелы сошли с ума. Любопытство победило страх, и Мегги выбралась из укрытия и, как все, задрала голову. Со смесью восхищения и благоговейного ужаса она смотрела, как один за другим с оглушительным треском лопаются трущиеся о неподвижные стержни ремни. И это еще не все: под воздействием неравномерно распределенной нагрузки эти стержни стали прогибаться! Стоило ей испортить один станок, как один за другим стали выходить из строя все остальные, словно сраженные стремительно распространяющейся заразой. Рабочие жались друг к другу, словно испуганные осиротевшие дети перед лицом беспощадной стихии. С потолка сыпались искры – от трения горели ремни. Гул нарастал. Мегги, не выдержав, зажала уши руками.

Но ее это не спасло. Не выдержал самый мощный кривошип – тот самый, что питался энергией от парового двигателя, – и лопнул с жутким скрежетом. Вот так погибла современнейшая, самая совершенная из всех существующих фабрика, убитая любопытством маленькой девочки.

– Вот черт, – прошептала Мегги.

Все взгляды были устремлены на нее: возмущенные, негодующие. Она всех настроила против себя, и в первую очередь самого главного человека в ее жизни – собственного отца.

– Я не хотела, – заикаясь, проговорила Маргарет. – Это случайно вышло, папа.

– Она нарочно это сделала, милорд! – выступив вперед, возразил мужчина, что управлял тем станком, который Маргарет сломала первым.

Отец смотрел на нее с тем выражением лица, которое она больше всего ненавидела. Когда у него было такое лицо, Маргарет хотелось исчезнуть. Когда у него было такое лицо, она жалела о том, что появилась на свет.

– Папа, я не хотела этого, – жалким тоненьким голоском произнесла Маргарет.

И тогда вперед протиснулась Ди. Мегги видела, как побледнела ее мачеха, глядя на каменное папино лицо.

– Колдер, не надо, – произнесла Ди. Затем она посмотрела на Маргарет. – Это был несчастный случай. – Но даже если Ди действительно так считала, голос ее звучал совсем не убедительно.

– Леди Маргарет, что вы сделали? – Голос отца был каким-то совсем чужим и холодным.

Маргарет судорожно сглотнула.

– Папа, ты можешь купить еще машины. Я могу продать пони.

– Что. Вы. Сделали?

– Я… Я открыла маленькую дверку сбоку на станке.

– И?

Маргарет съежилась.

– И заглянула внутрь.

– И?

Мегги показалось, что ее сейчас стошнит.

– И они все ворочались и ворочались, цепляясь друг за друга. Эти маленькие металлические зубчики. Как у моей лошадки, когда она ест морковку.