Селеста Брэдли - Любовь меняет все

– Итак, вы видите, – говорил между тем Колдер, – как, собрав под одной крышей все производственные участки, мы консолидировали процесс и смогли добиться намного большей эффективности.

Дейдре смотрела на него со смесью нежности и легкого раздражения, спрашивая себя, сколько еще раз за сегодняшний день она услышит слово «эффективность» в разных падежах.

– Раньше пряжу, а затем и ткань делали кустарным способом, на дому. В таких условиях невозможно было добиться единого стандарта качества: условия, в которых выполнялись работы, всякий раз были разными, не говоря уже о мастерстве и прилежности работников, – говорил Колдер. – Теперь все не так.

Дейдре заставила себя посмотреть вниз. Действительно, здесь все трудились не покладая рук. Но хмурых или недовольных лиц Дейдре не заметила. Здесь была совсем другая жизнь, и люди были совсем не такие, как там, снаружи. Брукхейвен хоть и требовал полной самоотдачи, хорошо платил своим работникам, и они, похоже, уважали его и ценили за щедрость.

А ты чем лучше их?

И все же ей не хотелось ставить себя на одну доску с его наемными рабочими. Возможно, она делает из себя посмешище, воюя с ним, но в ее случае цель оправдывает средства.

Дейдре смотрела на мужа с тайным вожделением. Он стоит того, чтобы за него бороться, еще как стоит!

– А теперь, если вы посмотрите наверх, вы поймете, что выделяет эту фабрику из всех прочих и что помогает нам добиться беспримерной эффективности.

Глаза его сияли, его распирало от гордости, и эта, наверное, вполне заслуженная гордость вызывала в Дейдре искреннее восхищение. Она бы с радостью смотрела только на него и на него одного, но все же послушно подняла голову.

Над ними, как ей казалось, хаотично переплетались канаты. В полусумраке она не сразу заметила, что эти канаты или, скорее, ремни еще и двигались! Проследив глазами за движением этих переплетающихся лент, Дейдре обнаружила, что все они сходятся в том месте, где громко пыхтит спрятанный в железном корпусе паровой двигатель. Из этого железного ящика торчал стальной кривошип толщиной с ее бедро, который и управлял движением всех этих ремней.

Вся эта конструкция, казалось, была придумана и создана безумцем, но Брукхейвен, очевидно, думал по-другому. Он смотрел на всю эту адскую паутину с чувством глубокого удовлетворения и нескрываемой гордостью.

– Как видите, присоединив каждый из отдельно стоящих станков к ведущему зубчатому колесу парового двигателя с помощью системы приводов, мы добились того, что вся фабрика работает как одно целое. – Ей показалось или он улыбался? – Как один живой организм.

Дейдре видела, как исчезла хмурая складка между бровями Брукхейвена, как смягчился абрис скул. В этот момент она поняла нечто очень важное о своем муже. Колдер был человеком, потерявшим веру во все, кроме машин. Они, механические создания, не способны на предательство, а если что-то с ними случается, их всегда можно починить. Эта фабрика, этот грохочущий, скрежещущий организм и был настоящим домом для Колдера – не для маркиза, не для взрослого мужчины, а для умного одинокого мальчика, что жил в нем. Только здесь, внутри этого механического мира, в объятиях этих металлических рук, он был беспечен и счастлив. Он был таким, каким Дейдре никогда не видела его прежде.

Она взглянула вниз всего на миг и вдруг ощутила гармонию в движении, что на первый взгляд казалось хаотичным. Это все напоминало ей гигантскую карусель, которая разве что в кошмаре может привидеться. И еще вся эта фабрика походила на гигантского монстра, что вдыхал нити и пар, а выдыхал готовую ткань. Дейдре зажмурилась, и когда вновь открыла глаза, то увидела перед собой то, что видела раньше: неисповедимый хаос.

– Это очень… – Ничего не поделаешь. Придется произнести ненавистное слово. – Эффективно.

В системе оценок Брукхейвена это была высокая похвала.

– Спасибо, – просияв, сказал он.

Все это, конечно, хорошо и приятно, в особенности с учетом того, что он был рядом, но Дейдре приехала сюда не из праздного любопытства. У нее была причина. Она боролась не за одну лишь Мегги, она сражалась за себя. Но если собственная дочь не в состоянии до него достучаться, каковы шансы на успех у весьма далекой от совершенства жены?

Зная, что ее слова нарушат возникший между ними хрупкий мир, Дейдре заняла оборонительную позицию.

– Выходит, эти машины заняли место людей?

Брукхейвен удивленно моргнул, но пока не вышел из роли терпеливого учителя.

– В какой-то мере так оно и есть. Фабрике требуется меньше рабочей силы, чем при надомном труде.

Брукхейвен старался обходиться меньшим числом людей не только ради своей пресловутой эффективности, но и потому, что старался свести к минимуму общение с себе подобными. Меньше людей – меньше эмоций – меньше проблем. Дейдре перегнулась через перила заграждения, притворившись, что наблюдает за работой станков.

– Так, значит, вы их покупаете…

– Мне делают их по специальному заказу.

Сколько нежности и страсти вложил он в эти слова. Дейдре едва не всхлипнула от умиления.

– Итак, их для вас изготавливают по специальному заказу, потом привозят сюда, а затем… – Дейдре кивком указала на потолок, – затем вы расставляете их по местам, словно оловянных солдатиков, и они делают для вас ткань?

Превосходную ткань.

Ну конечно, превосходную. Кому нужна некачественная продукция, с дефектами, с недостатками, как у людей? Дейдре вытянулась в струнку и посмотрела ему в глаза.

– Что было бы с ними, если бы вы их забросили?

Ах! Вот он и насторожился.

– Что вы имеете в виду?

Дейдре скрестила на груди руки.

– Что было бы с ними, если бы вы забыли их под дождем? Что бы с ними случилось, если бы вы перестали их смазывать? Или проверять эти штуки? – Дейдре горько рассмеялась. – Что бы случилось с ними, если бы вы, отправив их в Брукмор, забыли бы о них до тех пор, пока им не исполнилось бы семь лет? Что бы случилось, если бы вы заперли их в доме и поставили бы крест на какой бы то ни было светской жизни?

Брукхейвен помрачнел и насупился, но Дейдре продолжала говорить на повышенных тонах.

– Что случится, если вы не будете говорить с ними сутками, если они не услышат от вас ни одного, черт побери, доброго слова за всю жизнь?! И будут жить с мыслью, что они для вас навсегда, слышите, навсегда, останутся пустым местом!

– Довольно! – Брукхейвен одним окриком остановил ее тираду. – Я не имею представления, о чем вы говорите.

– Так ли? Вы самый упрямый, самый эгоистичный, самый… – У Дейдре не хватало слов, и она сдалась. – Вы… Вы – негодяй!

И тогда она развернулась, вихрем взметнув юбки, и побежала вниз по узким ступеням, не думая о том, что может упасть, и бежала до тех пор, пока Брукхейвен, догнав ее, не взял крепко под локоть и не развернул к себе, прижав к твердой, как камень, груди.

– Маленькая дура, – хрипло произнес ей на ухо Колдер. – Вы себя убьете.

Попытаться вырваться, чтобы его позабавить? Нет, Дейдре решила, что не доставит ему этого удовольствия.

– Отпустите меня, – прошипела Дейдре. И, хотя одна ее нога так и болталась в воздухе, Дейдре ни за что не стала бы к нему прижиматься.

– Если я вас отпущу, вы упадете и разобьетесь насмерть, – прорычал Колдер, и низкие вибрации его голоса вызвали у нее реакцию, не имеющую со страхом ничего общего.

– А вам-то что? – с предательской дрожью в голосе крикнула она в ответ.

И тогда Брукхейвен, крепко прижав Дейдре к себе, прошептал ей на ухо:

– Еще одна погибшая жена – и мою репутацию уже ничто не спасет.

Его невозмутимость в ситуации, когда Дейдре прижималась к нему всем телом, и он не мог не ощущать того, как она дрожит: от страха или по иным причинам – неважно, лишь утвердила Дейдре в мысли о том, что ее муж – бесчувственная ледышка!

И она не допустит, чтобы он заморозил и ее. Дейдре медленно подняла глаза, встретила его взгляд и затем легко, едва касаясь, нежно погладила его по высокому лбу, по впалой щеке. Одним пальчиком коснулась уголка его губ.

– Тогда вы должны прекратить провоцировать нас. Чтобы у нас не возникало желание сбежать от вас, милорд, – прошептала Дейдре.

Выражение его лица не изменилось, но она почувствовала, как что-то твердое уперлось ей в низ живота. Взгляд его опустился туда, где, прижатая к его груди, вздымалась ее грудь, упругая и сливочно-белая. Дейдре набрала в легкие побольше воздуха. Чего не сделаешь, чтобы угодить мужу.

Колдер оторвал взгляд от декольте супруги и посмотрел ей в глаза. Под скулами его ходили желваки.

– Вы предлагаете, чтобы я заточил вас в башне?

О, да! Дейдре прильнула к нему, глядя на его губы.

– А вы обещаете навещать меня каждую ночь?

Колдер судорожно сглотнул. Дейдре сделала вид, что не заметила своей маленькой победы. Возбудить мужчину нетрудно, но она нацелилась на то, чего добиться куда сложнее. По силам ли простой смертной пережить хотя бы ночь в качестве любимой, по-настоящему любимой женщины этого мужчины? А как насчет любви на всю жизнь?

Дейдре изнемогала от желания получить ответ на этот вопрос.

– Вы играете со мной, – прорычал Колдер.

Дейдре, глядя Брукхейвену в глаза, попыталась донести до него весь жар своего желания, все томление плоти.

– Я не даю обещаний, которые не в состоянии сдержать.

Темные глаза Колдера сделались совсем черными. Одним движением он развернулся так, что поясница Дейдре оказалась прижатой к перилам заграждения. Во время резкого поворота она непроизвольно ухватилась за жилет Колдера, и теперь Дейдре не стала убирать руку. Нет, она широко развела пальцы и погладила его мускулистую грудь. Прогресс налицо, но сердце, что билось у нее под рукой, по-прежнему не принадлежало ей.