Молодой человек врал легко и непринужденно, однако удивляться этому не приходилось – вся эта ложь являлась политикой компании, была тщательно отрепетирована и озвучивалась – в тех или иных вариациях – уже много раз до этого. Весь мир должен был знать, что загадочная, окруженная тайной Казарес, тем не менее, продолжает творить. Каждый из ее высокопоставленных сотрудников врал на свой лад. Кто-то делал упор на ее внешность, кто-то – на обаяние или одухотворенность, а вот Бертран, который, кстати сказать, ни разу в жизни не встречался с Казарес, решил сделать ставку на утонченную артистичность своей недосягаемой хозяйки. Это, как ему казалось, срабатывало лучше всего остального.

– Необычайная женщина, – проговорил полисмен, покрутив головой.

Бертран торжественно кивнул, показывая, что не может оспаривать столь очевидный факт, но дальше предпочел не распространяться. Дело в том, что о других, еще более необычных качествах, присущих личности Марии Казарес (о которых, впрочем, Бертран мог догадываться лишь благодаря слухам и собственной интуиции), он не посмел бы поведать никому, даже собственной жене.

Инцидент был исчерпан. Полицейская машина уехала. Бертран, все еще дрожа, сел за руль своего «Мерседеса», закурил очередную сигарету, пытаясь успокоить нервы, и решил, что по возможности постарается не упоминать об этом незначительном происшествии мсье Лазару. Затем он продолжил свой путь по направлению к Парижу, но уже с гораздо более умеренной скоростью.

Его нервы, однако, вновь разыгрались, когда он въехал во внутренний дворик изумительного особняка семнадцатого века, купленного Лазаром примерно пятнадцать лет назад специально для штаб-квартиры империи Казарес. Лазар не выносил, когда его заставляли ждать, и это было общеизвестно, а уж если во время вынужденного ожидания ему не на ком было сорвать гнев, он вообще превращался в тигра. Поэтому Бертран приготовился к неизбежной экзекуции. В том, что она состоится, молодой человек не сомневался ни на секунду. Миновав привратника, он знаком остановил кинувшегося было к лифту лифтера и пошел вверх по лестнице. Поднявшись на два пролета и убедившись в том, что его никто не видит, молодой человек перешел с шага на рысь.

Причудливый лабиринт кабинетов, составлявших царство Лазара, располагался на верхнем этаже здания. Его святилище охранялось целой армией секретарей и помощников, наполнявших длинную анфиладу смежных комнат. Поскольку Бертрана ждали, остановить его никто не пытался. Лишь в самой последней из комнат при его появлении главная секретарша Лазара обратила взгляд к элегантному циферблату настенных часов и сделала предупреждающий жест.

– Сосредоточьтесь, – сказала она.

Бертран поправил узел галстука, покрепче вцепился в ручку атташе-кейса и открыл дверь, которая вела в знаменитый «предбанник». Это была вытянутая, полная зеркал комната с высокими стрельчатыми окнами, откуда открывался вид на улицу Сент-Оноре – самый дорогой вид в мире, как с гордостью говорил Бертран своей жене.

Дверь в святилище Лазара была обита звуконепроницаемым покрытием толщиной в десять сантиметров, а сверху – дорогой черной кожей. Бертран помедлил, прочистил горло и только затем благоговейно приоткрыл дверь. Он знал, что о его приезде шефу уже доложили. Как всегда, входя сюда, он на несколько секунд задержался на пороге, чтобы глаза привыкли к полумраку, в котором предпочитал работать хозяин этого кабинета.

Пройдя по паркету, Бертран остановился перед письменным столом и стулом, составлявшим всю обстановку комнаты, и согнулся в почтительном полупоклоне, ожидая расправы, которую неминуемо должно было повлечь за собой его опоздание.

Однако громы и молнии не торопились обрушиться на повинную голову несчастной жертвы. В кабинете царила тишина. Расправы так и не последовало. Лазар медленно поднял голову. Он словно не замечал своего помощника. Взгляд его был прикован к одному только атташе-кейсу в руке последнего. Затем, протянув руку с необычно длинными пальцами, он передвинул лежавшие перед ним документы на край стола.

– Никаких сложностей? – спросил он.

– Нет, сэр, никаких. Я приношу извинения за то, что опоздал, но на шоссе было очень интенсивное движение.

– Новый продукт – у вас?

– Да, сэр, как и было оговорено.

– У нас достаточно времени?

– Да, сэр. Изготовители советуют в течение первых четырех дней произвести мониторинг, выяснить уровень восприимчивости организма. Принимать лишь по одной таблетке в день – утром, вместе с пищей…

Бертран запнулся.

– Продолжайте, – велел Лазар.

– Пища рекомендуется, сэр, жидкая. До и после приема таблетки. Они особо подчеркнули это.

– Побочные эффекты?

Бертран снова замешкался. Лазар подался вперед, и свет от настольной лампы упал на его лицо.

– Вы слышали мой вопрос. Побочные эффекты: да или нет?

– Да, сэр, разумеется. Препарат пока еще не испытан в достаточной степени, но меня заверили, что он не должен вызвать каких-либо антагонистических реакций со стороны организма. В ряде случаев было зафиксировано учащение пульса, однако оно продолжалось всего несколько часов. Возможна бессонница, однако она наблюдается лишь при увеличении дозировки или когда препарат принимается непосредственно перед сном…

Лазар прервал говорившего коротким взмахом руки и таким же скупым жестом велел ему положить чемоданчик на стол перед ним. Кейс моментально оказался на указанном месте, и некоторое время хозяин кабинета молча созерцал его. Лазар умел молчать. Раньше Бертран полагал, что эти знаменитые паузы его хозяина предназначены для устрашения, однако со временем перестал воспринимать их как некий театральный эффект. Он понял, что молчание Лазара означало высшую степень концентрации, которой за долгие годы научился этот человек. Вот и сейчас, глядя на Лазара, он понимал, что для того перестало существовать все на свете, кроме лежавшего перед ним чемоданчика.

Он молча стоял и глядел на Лазара, тонкие руки которого покоились на крышке атташе-кейса. Бертран работал с ним с девяносто первого года, но и сейчас понимал своего шефа не лучше, чем в день своего прихода сюда. За все эти четыре года Лазар ни разу не сделал ни одной попытки сблизиться, не сообщил ни единого факта о своей личной жизни. Бертран знал лишь то, что Лазару около пятидесяти, что по происхождению он, вероятно, не француз, что он свободно говорит на пяти языках, много работает, мало спит и, по слухам, живет один. Если верить сплетням, Лазару также принадлежала собственность в Париже, его окрестностях и за границей.

Что было известно Бертрану наверняка и по собственному опыту, так это невероятная трудоспособность и самоотдача Лазара. Его преданность деловой империи Казарес была вне всяких сомнений. Вот только верить ли слухам о том, что причиной этой фантастической преданности являлось особое отношение Лазара к самой Марии Казарес?

В кабинете по-прежнему висела тишина. Глядя на этого аскетичного, пугающего человека – своего работодателя, – Бертран, не любивший Лазара, но уважавший его, испытывал смесь страха, восхищения и жалости. Гордость Лазара ни за что не позволила бы ему признать собственную слабость, и тем не менее, свидетельство этой слабости лежало сейчас на его письменном столе.

Если он считал, что без этого допинга не сможет дотянуть до показа новой коллекции, значит, его переутомление было гораздо сильнее, нежели полагал ранее Бертран. Разглядывая Лазара сейчас, он видел явные признаки этого переутомления и удивлялся, как мог не заметить их раньше. Шеф выглядел усталым и поникшим. Когда он поднял глаза на Бертрана, тот был потрясен болью, поселившейся в них, видимо, очень давно.

– Откройте кейс, – велел Лазар.

Бертран немедленно выполнил приказание. Внутри чемоданчика находилось несколько маленьких свертков, каждый из которых накануне вечером был скрупулезно – согласно полученным инструкциям – упакован Бертраном в номере его амстердамского отеля. В каждом из них было по небольшой – два на два дюйма – белой коробочке, а там, в свою очередь, – по одной таблетке, завернутой в плотный золотой шелк. Коробочки были обтянуты белым шелком – фирменной тканью Лазара – и перевязаны серебряной шелковой тесьмой. Они мягко переливались в свете настольной лампы, притягивали взгляд, завораживали. Казалось, что в них находятся какие-нибудь редкостные сокровища или драгоценные миниатюрные фиалы. Это была идея Лазара – упаковать товар таким образом, чтобы он походил на дорогие подарки.

Всего в кейсе находилось шесть коробочек. Лазар разложил их так, что четыре оказались возле его левой руки, а две – возле правой. Он снова поднял глаза на своего молодого помощника. В свете лампы черты Лазара заострились еще больше, взгляд темных глаз казался всевидящим.

– Итак, четыре дня мониторинга. После этого до показа коллекции у меня останется один день. Что потом?

Помощник сглотнул ком в горле.

– В день показа коллекции можно принять сразу две таблетки, сэр.

– То есть удвоить дозу?

– Да, сэр. К тому времени организм выработает восприимчивость к препарату.

– Результаты?

– Ощущение благополучия, оптимизм. Внутренний подъем, уверенность в себе.

– Приятно знать, что даже такие вещи можно купить за деньги.

– Все это сопровождается заметным улучшением общего самочувствия, сэр. Этот эффект – временный, но весьма заметный. Наблюдается также омоложение кожи и…

– Что произойдет с глазами?

– Всего лишь небольшое сужение зрачков, сэр. Заметить это можно будет только с очень близкого расстояния.

– Речь? Движения?

– Никаких изменений, сэр.

– Вы опробовали препарат на себе?

– Да, сэр, как вы и велели. – Бертран смотрел прямо в глаза шефу. Он всегда так поступал, когда лгал ему. – Я принял одну таблетку вчера утром…

– Целую таблетку?

– Да, мсье Лазар, – ответил помощник. На самом деле он принял лишь половину. – Я принял таблетку после завтрака, в десять часов утра, в своем гостиничном номере. Эффект был мгновенным и, должен вам сказать, просто потрясающим.