«Может быть, Танька сама попросила Ди, чтобы та ее адреса никому не давала? Может быть, Таньке нужно какое-то время побыть одной?» Такую возможность Варвара с горечью допускала. Оставалось лишь верить, что желание уединения у Таньки пройдет, даже если тоску свою она этим не вылечит, но, по крайней мере, вернется в Москву — к ней и к Осе. Да ну, куда же от своего любимчика денется? Вернется, конечно. А пока... хоть бы письмами глупыми ее отвлечь... успокоить... Эх, докричаться бы...

— Ту-ту-у-у-у! — Ося припарковал паровоз возле дивана и подбежал к столу, зажав в кулачке гнома, как пупсика.

— Варвара! Мы с Гришей кушать хочем. Что у нас сегодня на ужин?

— Не знаю пока, Осенька, надо бы за продуктами в магазин сходить.

— Тогда пойдем поскорее! Как насчет супа гаспачо и бутербродов с авокадо и курочкой?

Варвара послушно надела любимую куртку со шнурками и заклепками, которая свисала теперь с нее, как плащ-палатка, и, проследив, чтобы Ося не вышел из дому без шапки, привычным жестом усадила гномика во внутренний карман. Двух малышей без присмотра она дома не оставляла, так и ходили везде втроем. Ося обычно весело прыгал рядом, держась за Варварину руку, а Гриша тихонько сидел за пазухой. Когда они ездили в метро, пассажиры небось думали, что у нее там котенок, потому что Ося периодически спрашивал «Как он там?», расстегивал молнию сверху куртки, заглядывал внутрь и говорил что-то вроде: «Веди себя хорошо!»

Авокадо в супермаркете не оказалось. А в других магазинах неподалеку не было самообслуживания, и потому как Варвара, по обыкновению своему, не находила контакта с продавщицами, идти туда в поисках авокадо ей совсем не хотелось.

— Ничего! — заключил жизнерадостный Ося. — Можно поужинать без авокадо. Сыр «Эмменталь» купим. И баночку ананасов. Я знаю отличный рецепт, — он сидел верхом на тележке с продуктами и беззаботно болтал ногами.

Неулыбчивая кассирша лениво сканировала упаковки товаров, не глядя на покупателей; очередь двигалась медленно, пока не дошла до Варвары. И тут произошло невероятное: кассирша подняла на Варвару глаза и улыбнулась ей крайне кокетливо. От неожиданности Варвара обалдела. Взяла пластиковый пакет, чтобы покупки сложить, но пальцы лишь бестолково заскользили по слипшимся стенкам. Минуту кассирша наблюдала за ней, улыбаясь, потом взяла пакет из Варвариных рук, подчеркнуто медленно облизала наманикюренный палец, открыла пакет и протянула обратно, продолжая смотреть в глаза. Варвара могла поспорить, что кассирша с ней флиртовала, тем более что, отведя наконец беззастенчивый взгляд, та не переставала стрелять глазками в ее направлении.

«Господи, неужели я теперь явно похожа на лесбиянку? И всем это видно? — забеспокоилась вдруг Варвара. — И ко мне теперь будут приставать женщины?»

Она выбрала в толпе покупателей здоровенного мужичищу с серьгой в левом ухе и криво ему улыбнулась. Тот немедленно отреагировал:

— Девушка, я смешной? А я еще очень полезный, хотите, сумки донести помогу?

Давно ее не называли девушкой, однако Варвара не обольстилась. Схватила пакет с продуктами одной рукой и крепко сжав Осину ладошку в другой, она выбежала из магазина.

«А мужики кое-какие еще находят меня привлекательной, — усмехнулась она, придя домой. — Интересно, а видит ли меня привлекательной Танька? И какой вообще меня видит?»

Варвара подошла близко к зеркалу. Вместо пышной блондинки с кудряшками там уже давно отражалась стройная женщина с темными волосами, волнисто струящимися по плечам. Все одежды висели на ней так же свободно, как белый вязаный свитер на Таньке, когда стояла она в то утро на кухне и казалась такой маленькой и беспомощной... «Какая же ты тонкая вся...» — Варвара улыбнулась в зеркало нежно, словно оно перепутало отражения.

И все же нелепая история с кассиршей странным образом зацепила, и поздним вечером, уложив спать детей, Варвара впечатала в поисковой строке интернета ключевое слово «лесбиянки». На мониторе возник огромнейший «Харлей-Дэвидсон»; верхом на нем, коленями врастопырку, сидели две невообразимо толстые фигуры неопределенного пола: коротко стриженные, почти бритые, головы, кожаные куртки, блеклые джинсы, тяжелые ботинки, татуировки, пирсинг в ноздрях и надпись внизу фотографии: «Настоящие лесбиянки, а не те, на которых вы дрочите, смотря порнуху!»

Варвару аж передернуло. «Во гад, шовинист несчастный!» — со злостью подумала она про автора комментария. Ниже другой идиот оставил свое мнение: «Мужики-геи выглядят в тыщу раз краше!» А «шовинист» все не унимался: «Даже если мотоциклистки сядут на диету и начнут заниматься спортом, то они выглядеть лучше не будут. Куда же денется их нарушенный гормональный баланс?»

«Интересно, как сильно меняется внешность под воздействием гормонального дисбаланса?» — снова встревожилась Варвара и еще раз глянула в зеркало. У нее почему-то никакого желания коротко стричься или протыкать в носу дырку для серьги не было. И лишний вес она не набрала, наоборот, несколько килограммов сбросила за зиму.

Отражение в зеркале излучало истинно женское обаяние.

«Ну а Танька и вовсе красавица, такая вся нежная девочка-эльф...»

Недостатков Танькиной внешности она не замечала в упор. Нездоровая худоба, вечно растрепанные волосы, асимметричные черты лица, порой искажаемые еще сильнее непонятной гримасой ничуть не смущали Варвару. Даже со всеми объективно нелестными характеристиками Танька казалась ей эталонной красавицей, способной сразить наповал кого угодно — мужчину, женщину, ангела или черта. В какой-то степени ей даже хотелось, чтобы Танька была противная, лишь бы никто, кроме нее самой, Варвары, ее больше не любил и не пытался бы, не дай бог, отнять. Она представила Таньку с бритым затылком, располневшей на шестьдесят кило, с татуировками по всему телу — и рассмеялась: «Красавица все равно...»

Я люблю тебя не потому, что ты красивая, и лохматая, и такая хрупкая вся. Если бы ты была толстая, страшная или причесанная волосок к волоску, я бы тебя любила тоже. Даже если бы ты была лысой старухой с клюкой, я бы любила тебя всю — от клюки до лысины — и твое лицо, и твое тело. Больше всего на свете я люблю твою душу, Танька, хоть полюбила ее — во плоти... И когда эту плоть вспоминаю, весь мир пропадает и теряет значение, если можно тебя трогать и обнимать и...................................................

Пальцы замерли на клавиатуре, безымянный запал в одну клавишу, превратив целую страницу в сплошное многоточие, когда окошко с фотографией «Харлей-Дэвидсона» и жуткой фразой «нарушенный гормональный баланс» непроизвольно открылось в нижнем углу монитора.

«О Господи... — пронзила ее нехорошая мысль. — А что если в этом и есть причина Танькиного молчания? Что если она не хочет со мной сближаться опять, потому что боится вот этого гормонального дисбаланса? И ярлыков, которые развешивают шовинисты всякие?..»

Только чужих ярлыков Таньке и не хватало, будто ей недостаточно было своих... Вспомнилось, как когда-то в неуютном белом домике в Измайлово она корчилась от самокритики и со слезами выкрикивала: «Я тощая и противная!» и еще что ее, мол, никто не любит из-за того, что «чокнутая». И хотя Варвара узнала потом, отчего в тот момент у бедной девочки было столько тревоги и беспокойства на душе, сама сцена вдруг показалась немножко комичной. «Глупая девочка, — подумала она, а дыхание будто перехватило от нежности. — Не нужны тебе все эти ярлыки».

Варвара закрыла окно с «Харлей-Дэвидсоном», послушные пальцы вновь легко забегали по нужным буквам:

Жила-была хорошая девочка Танька. Жила — всяко. И скучно, и весело, и печально, и радостно — все как у людей, но составила о себе незаметное мнение, прикрепила его к себе незаметной булавкой и ходила так, с ярлыком; все ее по ярлыку и оценивали.

Где-то рядом жила-была женщина, у которой от жизненных пертурбаций совершенно снесло башку, и не замечала она ярлыков никаких. До того была странная женщина, что даже имя свое позабыла бы, если бы ее им не называли по много раз каждый день. Стояла однажды Танька на улице со своим ярлыком на груди, а та женщина просто мимо шла да вдруг увидела Таньку. Настоящую, прекрасную и красивую Таньку, а не ярлык на ней, ярлыка-то совсем не заметила...

«Вот напишу про нас длинную сказку, — подумала Варвара, потирая уставшие глаза, — и картинок смешных нарисую к ней в ФотоЛёте. Изображу героев, злодеев, ведьм, гномов, чертей, ангелов, может, инопланетян даже и Конька-Горбунка… или нет, пусть там лучше дракон будет, дракон интереснее... И пусть в этой сказке будут загадочные события, приключения, Любовь, Конец Света и глупости всякие».

Она выключила компьютер, тихонько, чтобы не побеспокоить спящего гномика, вытащила из шкафа постельное белье. Уже почти засыпая, думала о героях, вернее, о двух героинях сказки. Они уже встретились в самом начале — и не случайно, конечно. Потом, завтра, может быть, Варвара придумает, почему им суждено было встретиться... И наверно, по ходу сюжета придется их разлучить, а то какой интерес в истории, если все будет гладко в ней? Но расставанием не закончится, раз это сказка — там хороший конец должен быть. Героини потом встретятся как-то раз. И еще много раз. И спасут мир от Конца Света. А потом будут жить вместе долго и счастливо и умрут в один день.

Медиум

Прямо на Таньку смотрели два разноцветных глаза. Выражение радости переливалось из серого в зеленоватый, смешиваясь с удивлением, которое будто даже их обладателю казалось необъяснимым. Эти глаза она знала прекрасно — двух лет, пожалуй, еще не прошло, как их в последний раз видела. А до того каждый божий рабочий день они мелькали перед ее лицом.

Если на протяжении, скажем, полутора лет приходится пять раз в неделю по восемь и более часов в день видеть перед собой нос к носу одних и тех же людей, общения в офисе, по идее, должно б за глаза хватать. А вот нет! Именно с теми людьми общения бывает совсем недостаточно — невероятно, но факт. Вот потому коллеги, случается, вместе ходят в кино, устраивают пикники, ужинают в ресторанах и зовут сослуживцев к себе домой.