По мнению Мистера Джона, вторым Вавилоном стал нынешний Лондон. До того как толпа людей своими глазами увидела в Сити живого дракона, этот город вполне можно было считать оплотом Здравого Смысла. У исполнителей намеченных мероприятий по подготовке Земли к Концу Света давно стояла четкая галочка в графе «Лондон»: все в этом городе было логично, последовательно и упорядоченно; все проявления Магии случайны и незначительны. Лондонцы, даже те, для кого английский язык родным не был, понимали друг друга безукоризненно, были подчеркнуто вежливы и крайне неэмоциональны. Событие на Спиталфилдс-маркете всю их ненапускную сдержанность как ветром сдуло: оно не было красочным новогодним шоу, галлюцинацией одинокого наблюдателя или же групповым гипнозом — даже самые здравомыслящие были не в состоянии объяснить его. Когда двуглавый дракон, совершив «круг почета» над Сити, исчез в облаках, зеваки долго еще стояли, застыв на месте с широко раскрытыми от изумления ртами и глазами, полными ужаса.

Неизвестно, сколько прошло времени, пока свидетели не начали приходить в себя. Вернее, они изо всех сил пытались прийти в себя, но безуспешно — слишком велико было потрясение. Переглядываясь, они искали поддержку в толпе, но и там ее не находили. Вполне типичные на вид лондонцы вели себя совсем нетипично. Раньше, на более мелкие проявления Магии типа отмены поездов (хоть их вряд ли кто-либо считал магическими), все реагировали иначе: спокойные были, как слоны в зоопарке, разве что языками прицокивали да зрачками вращали. А тут ни один человек языком не прицокнул и не пробурчал себе под нос: «Typical![75]» — ища подтверждения, что, дескать, им не пригрезилось двуглавое чудо-юдо в деловом центре Лондона. Свидетели во все горло орали: «Вы видели?.. Видели?! Что это было-то?!!», но с ужасом осознавали, что не понимают ответов. Кто-то заговорил с акцентом, ранее старательно маскируемым, кто-то вообще не мог вспомнить английских слов, а большинство лишь бессвязно мычали, тыкая пальцем в небо. Забыли, что в этом городе такой жест приличным считать не принято.

Медленно-медленно толпа рассосалась, но чудеса на том не закончились. Люди отправились в офисы, где все у них вдруг закружилось и кувырком помчалось, вовлекая, словно в огромный торнадо, даже тех, кто весь ланч просидел на работе, не подозревая, что за окном драконы летают. Свидетели от шока забыли язык, на котором всегда общались с коллегами, будто раньше у них был скрытый переводчик, а теперь его взяли вдруг да отключили. Либо за время ланча коллеги успели выучить новый жаргон и перейти на общедоступный язык им было невмоготу.

От отчаяния сразу несколько человек написали заявления об уходе — что еще оставалось делать в учреждении, где никого понять невозможно? Другие работники вдруг осознали, что многие годы вообще не свое место там занимали и намного правильнее было бы посвятить себя не торговле акциями в Сити, а благотворительной миссии в Замбии. И тоже уволились. Еще нескольких человек начальство уволило за тупость и за то, что в рабочее время долго гуляли. Причем ему стоило большого труда объяснить причины уволенным: никто никого не понимал, и все разговоры велись, как у глухих со слепыми. Работать в банках стало практически некому, а от тех, кто остался, не было толку — исчез у людей общий язык, а вместе с ним и полная согласованность. Стране угрожал экономический кризис.

— Ох, если бы только экономический! — продолжил с горечью Мистер Джон, снова переходя на «человечий» язык. Англию он считал своей страной и тяжело переживал последствия «магической катастрофы», учиненной Богом, имени которого нельзя называть, и его дочерью. Мистер Джон подключил присутствующих к своему каналу Всеведения — истощившие магические ресурсы пятеро смотрели картинки из жизни лондонцев, как новостной репортаж по телевизору.

Уволенные и уволившиеся работники Сити возвращались домой и обнаруживали, к еще большему своему ужасу, что и там не понимают никого: ни жен, ни мужей, ни детей. Малыши, еще утром умевшие складывать слова в предложения, совсем разучились разговаривать; подростки на вопросы родителей отвечали нехотя и на языке, кажется, инопланетном; жены приобрели невразумительный акцент; мужья забыли про устную речь и уткнулись в газеты. Тут и там пошли вспыхивать семейные ссоры, без воздействия слов они перерастали в драки. Царившее ранее взаимопонимание, которому прежде слова и не требовались, будто улетучилось из домашних очагов через каминные трубы. В конторы по расторжению брака обрушились кипы заявлений, их число за день побило рекорды Гиннеса, а рассматривать их было некому, ибо бюрократы не понимали, что в них написано.

— Вот уж Вавилон так Вавилон! — прокомментировал расстроенный Амвросий. Теперь даже с него оптимизм слетел, как пух с одуванчика. Наглядно продемонстрированные Мистером Джоном события были чистейшей воды Магией, хоть и не лучшими из ее проявлений. Ожидаемый со дня на день Конец Света с такими всплесками отодвигался на срок весьма неопределенный.

— Помогите принять меры! — обратился к коллегам Мистер Джон. — Среди англичан есть представители и ваших народов, одному мне не справиться в любом случае.

— К-какие меры принять предлагаете? — спросил обескураженный Филимон.

— И каким образом, интересно? В нас самих запасы Магии на нуле, что тут можно сделать? — добавила Евстахия. — Мы совершенно не в форме!

— Как раз Магия наша лондонцам не потребуется, дорогая, у них со Здравым Смыслом сейчас напряженка, — Мистер Джон подмигнул лукаво. — А насчет «форм» извольте не беспокоиться, я знаю прекрасный оздоровительный клуб в Мэйфере[76] — найдете там все, что вашему телу угодно: массаж, сауну и парилку. Только веники прихватите.

— Вы г-гений, Ливерий! — оживился Филимон. — Я, собственно, давно мечтал побывать в Лондоне, так с-сказать, во плоти. Слышал, там в пабах прекрасное п-пиво. Вот только для пу-путешествия немагическим способом потребуются паспорта, визы, деньги, б-билеты...

Лукьян вынул калькулятор:

— Нельзя ли еще раз подключиться к вашему каналу Всеведения, сэр? Необходимо уточнить курс обмена валюты и...

— Спрячьте эти ненужные гаджеты. Сэр! — подчеркнуто выговорил Мистер Джон и кивнул на морскую раковину. — Вот это приспособление переместит всех вместе с вашими аватарами прямо в пятизвездный отель с видами на Гайд-парк. Отдельные номера уже забронированы, я обо всем позаботился. О нет, нет, ни в коем случае! — добавил поспешно, заметив в руках Амвросия увесистое портмоне. — Сделайте одолжение, примите все это как мой скромный новогодний подарок. Надеюсь, он будет последним на этой планете, если нам с вами удастся привести наш второй «Вавилон» в одноязычную норму в кратчайший срок.

Один за другим Боги вставали с мест. Каждый почтительно жал руку Мистеру Джону, делал шаг внутрь морской раковины и всасывался в нее с легким свистом, словно джинн в бутылку.

Развалившись в «летном» кресле, Мистер Джон принимал благодарность Богов с небрежностью щедрого крестного. Последним к нему приблизился Филимон. Вместо того чтобы пожать руку, он целовал ее подобострастно, льстиво смотрел в глаза и кланялся в ноги «наим-мудрейшему Д-дио Ливерио»[77]. Мистер Джон его не торопил, давал волю чувствам наитактильнейшего.

— До встречи в п-пабе, Дио Ливерио! Я приглашаю вас с-сегодня вечером! — Филимон шагнул в раковину.

— Спасибо, но я равнодушен к пиву, — сказал Мистер Джон, скорее самому себе, но, вспомнив что-то важное, поспешно поднялся с кресла, опустился на корточки перед раковиной и крикнул вслед исчезающему в ее недрах Богу: — Но только будьте добры, Филимон! Не называйте меня при англичанах Ливе-е-е-е-ри-ем!

— ...е-ри-e-м-м-м-... — отозвалась раковина гулким эхом. Мистер Джон поднялся, стряхнул пылинки с отглаженных брюк, снова уселся в кресло, как летчик перед штурвалом, и щелкнул ремнем безопасности.

— To London![78] — произнес Мистер Джон и через миг растворился вместе с креслом. Только фуражка с синим околышем еще какое-то время маячила в воздухе, да сквозняк, гуляющий из угла в угол опустевшей квартиры, попадая в раковину, шумел в ней, словно набегающая на берег волна.

Война

Прошла минута, а может, две, прежде чем до Варвары дошло, в чьи глаза она смотрела так завороженно.

— Боже мой... не будь я абсолютно уверена, что рожала тебя сама, то решила б сейчас, что ты дочь... моей близкой подруги.

— Привет, мамуль, — Нелида обняла ее за плечи и потерлась лбом о влажную щеку.

— Хорошо, что ты вернулась, дочка, — улыбнулась Варвара и вытерла слезы рукой. — Я очень скучала по тебе, — и вздрогнула, услышав чей-то низкий голос: «А по мне?».

Она еще раз обвела глазами присутствующих: кроме Нелиды — малыш Ося и два недовольных гнома в его руках.

— Варвара! — различила она Васин голос, писклявый такой… Нет, конечно, это не он ее спрашивал: «А по мне?». Может быть, ей показалось? — Уйми этого гнусного ребенка, а то он затискает меня и жену мою, слышишь?

Гном изо всех сил пытался выкарабкаться из Осиных объятий. Он делал страшные глаза и выгибал спину, как независимый и упрямый кот, которого подхватили на руки против его суверенной воли.

— Ему наплевать на нашу беременность, а у меня-то Евпраксин токсикоз уже во где сидит! — Вася провел ребром ладони поперек горла.

Она еле сдержала смех — рожицы у гнома и его «мучителя» были одна другой уморительнее. Погладила ласково Осю по всклокоченным кудряшкам, осторожно взяла гномов из его рук и повела всю компанию на кухню.

Из неповрежденных благ цивилизации в квартире еще наличествовали газ, холодная вода и старомодный чайник со свистком. Отопление не работало с утра, а потом отключили и электричество. Нелида уже вторично набирала номер домоуправления, но притворяющийся автоответчиком голос повторял одно и то же про «аварию в блоке» и «работы по устранению последствий».