— Мы очень спешим, Варвара... Прости.

— И вовсе мы не спешим никуда, зачем нам спешить? — удивился Ося. — Мы даже еще не позавтракали, и я не успел поиграть с гномами.

— Танька! Куда ты, в самом деле, заторопилась вдруг? — Варвара обошла вокруг ее спины, обняла за хрупкие плечи...

Какая ты тонкая вся... И свитер этот топорщится на тебе беспомощно, как будто тела под ним вовсе нет, а глаза такие огромные, стоит только поймать взгляд — и утонешь в нем...

Но Танькины глаза смотрели в никуда, руки бессмысленно сжимали уже почти сухое полотенце, капризный рот застыл, только вздрагивала нижняя губа. Она молчала.

Словно перед грозой, обстановка вдруг стала скучная и премерзкая: душно, давит, дышать нечем. Не в силах понять, что изменилось, Варвара спрятала руки за спину и выжидательно смотрела на Таньку.

— Мы пойдем с Осей, ага? — спросила та и впервые за все утро посмотрела Варваре в глаза. Не было в этом взгляде ни страсти, ни горя, только печаль и неясный испуг.

— Стой, — сказала Варвара сдавленным шепотом. — Ты все-таки можешь сказать, что случилось?..

— Ничего, — пожала плечами Танька. — Все нормально.

Не собиралась она ничего говорить ей о намерении сегодня же вылететь в Лондон, торопилась уйти быстрее — лишние разговоры могли привести только к слезам и ссоре, отнять время, растрепать нервы обеим. Лучше расстаться без ненужных объяснений и вспоминать потом о случившемся без содрогания и угрызений — как о нелепом казусе, чего не бывает по пьяни, мол. Со временем все равно забудется. В конце концов, кто они друг другу? Не давнишние подруги, не родственницы, так — случайные встречные, по большому счету, чужие люди совсем... Она опять отвела глаза и повернулась к племяннику:

— Одевайся скорее.

Ося насупился, стоял неподвижно, смотрел на тетушку исподлобья, сжимая маленькие кулачки. Бледная как мел Варвара глядела на Таньку прямо, превозмогая желание хорошенько ее потрясти.

— Я тебя сейчас ударю подушкой по голове! — сказала она хрипло.

Танька еще раз пожала плечами. Варвара шагнула к диванчику, схватила подушку, занесла ее над собой и со всего маху применила, как намеревалась.

— Ты что? — удивилась Танька, слезы снова блеснули в глазах зелеными искорками.

— Ничего, — прошипела Варвара и еще раз попыталась ударить подушкой, но Танька загородилась рукой. — Все было так хорошо! Мы собирались спасать мир! И начали! И... я тебя люблю! А ты! — закричала она, размахивая подушкой. Танька едва успевала загораживаться и уворачиваться. — Мы так летали ночью, я думала, что мы не расстанемся с тобой вообще никогда! А ты! А ты…

Варвара плюхнулась на диванчик и заплакала навзрыд, уткнувшись в подушку.

Танька вдруг растерялась. Смешанные чувства жалости и вновь всколыхнувшейся нежности охватили ее: «А ведь Варвара действительно любит... По-настоящему, сильно и страстно. Меня никто больше так не любил...»

— Ну, Варвара, — сказала она вслух, опустилась рядышком на диванчик и погладила по голове рыдающее и содрогающееся существо, которое, несмотря на возраст и крепкое телосложение, показалось ей маленькой несчастной девочкой. — Ну, маленькая. Прости.

Она почувствовала непреодолимое желание снова обнять эту женщину, как и прошлой ночью, прижать к себе, покрыть поцелуями заплаканное лицо и... лежать потом долго-долго в теплых объятиях, обо всем на свете забыв. Но в голове засвербило злобным жучком, напоминая о пережитом стыде. «Я не лесбиянка!» — сказала она себе твердо и убрала руку с Варвариной головы.

«Не лесбиянка, — отозвалось внутри. — Но Варвара — прекрасная женщина... А я, как скотина последняя, причиняю ей боль. Разве она это заслужила? Именно ссоры и слез избежать и не удалось. Надо расстаться по-человечески, а потом... постараться забыть. Когда-нибудь это пройдет, чувства заглохнут, ее и мои, время вылечит...»

— Я должна вернуться в Англию сегодня же, — Танька шагнула к плите, зажгла конфорку, поставила чайник и продолжила говорить, повернувшись к Варваре спиной. — Понимаешь, если я завтра не выйду на работу, меня, скорее всего, уволят.

Варвара вытерла слезы ладонями и уставилась на Таньку непонимающим взглядом:

— А тебе очень нужна та работа? Странно вообще, что ты заговорила о ней вдруг, все равно же Конец Света наступит скоро, если мы мир не спасем. Или ты его на своей работе в Лондоне спасать собираешься?

— Ха-ха. Иронизировать ты все же умеешь, оказывается, — усмехнулась Танька.

— Не умею. Не люблю и не понимаю иронию. Вот ты как-то мне говорила, что твоя лондонская работа не приносит тебе никакого удовлетворения, кроме материального — сама, случайно, не иронизировала?

— Нет, — нахмурилась Танька. — Только без работы мне нельзя все равно, даже если Конец Света наступит в ближайшем будущем, — в подробности своих материальных потребностей и обязательств она вдаваться не собиралась — незачем Варвару грузить, да и таким образом можно чересчур разговор затянуть, а Таньке нужно успеть на самолет сегодня.

— Ну, раз так, почему бы тебе не попробовать найти работу в Москве? Или ты вчера меня обманула, сказав, что никуда отсюда не денешься?

«Что ж я ей еще-то наобещала вчера по пьяни?» — подумала Танька стыдливо. Переезд из Англии в Москву в ее трезвой голове совершенно не укладывался, но надо было завершить разговор по-хорошему — достаточно с Варвары расстройств. Танька бросила в три чашки пакетики чая и налила туда кипяток.

— Варвара, а у тебя есть лимон? Я не люблю пить чай с молоком, хотя это очень по-английски. Зато Ося у нас на этот счет — настоящий британец. Ты уже вымыл руки, хороший мой?

Ося побежал в ванную. Варвара достала из холодильника лимон, молоко, масло и сыр, поставила на стол сахарницу и корзинку с порезанными кусочками белого батона.

— Не уезжай. Пожалуйста... Мне очень плохо будет без тебя, — сказала она тихо.

«А мне без тебя», — сказал робкий внутренний голос. Внешний и здравомыслящий озвучил совсем иное:

— Если я на работу завтра не выйду, меня уволят. Хорошей характеристики уволенным не дают, найти другую работу хоть в Лондоне, хоть в Москве будет проблематично. Но есть и другие сложности — у меня срок действия паспорта истекает. Если я даже забуду про работу вообще, в Англию вернуться мне все же необходимо — хотя бы ради того, чтобы его продлить.

Варварины глаза снова наполнились слезами. Она мучительно придумывала доводы, которые убедили бы Таньку остаться.

— Ося! — почти вскричала она.

— Сейчас иду-у-у! — отозвался из ванной гулкий голосок.

— Танька! Ты забыла про Осю! С кем ты оставишь его здесь?

— Ну что ты, — улыбнулась Танька. — Я вовсе не собираюсь его с кем-то оставлять. Он полетит со мной, поэтому я и тороплю его, нам нужно еще успеть собрать его вещи, своих-то у меня практически нет.

— Ты не можешь его взять с собой, — Варвара заговорила вдруг деловым тоном, — вот про то, что у тебя истекает паспорт, а без него тебе нельзя будет путешествовать, ты знаешь. А Ося в этом возрасте может путешествовать только по паспорту своих родителей, вместе с ними. Ну, или в каких-нибудь исключительных случаях в присутствии других близких, но лишь с согласия родителей, заверенного письменным подтверждением! Про это ты знаешь?

— Не-ет... — Танька в растерянности опустилась на табуретку. — Что же делать, Варвара? Ди вернется не раньше чем через неделю, пожалуй, а оставаться здесь даже на день мне никак нельзя... — Ее лицо вытянулось, подбородок задрожал, глаза заблестели от навернувшихся слез.

Выражение Варвариного лица само за себя говорило: «Трюк не удался...»

— Пусть он останется у меня, — грустно сказала она, кивнув на умытого Осю, протягивающего Таньке свои чистые ручки «для инспекции».

— Я согласен! — обрадовался Ося. — Мама Таня, можно я у Варвары поживу? Мне тут очень нравится.

— И я даже очень хочу, чтобы ты мне его оставила, раз сама остаться не можешь. Если бы ты могла хотя бы кусочек себя оставить... ну вот Ося как раз и будет этим кусочком... — Варвара закусила губу, ее голос дрогнул. — Мы будем вместе ждать тебя, и уж к нему-то ты точно вернешься, ведь ты его любишь, — и не добавила вслух «а меня нет», но это и без того прозвучало громко.

 «Какая она хорошая все-таки... — с благодарностью думала Танька. — Тем быстрее расстаться с ней нужно, а то прилипну — не оторвусь. Нет смысла нам быть с нею вместе — у меня свои обязанности: муж, работа, дом, и... я не лесбиянка», — повторяла она себе, наверное, в сотый раз. В отношении Оси уже созрел вполне приемлемый план: надо будет договориться с Ди, чтобы та его в Англию привозила как можно чаще, или даже на учебу его там пристроить, английский он так лучше выучит. Можно еще в отпуска его брать с собой — в любую точку земного шара, кроме Москвы. В этом городе, где из родных никого не осталось у Таньки, кроме племянника, а другие люди и воспоминания вызовут только боль или стыд, ей больше делать нечего.

Она поспешно допила чай.

— Ну... пока?

— Танька моя... — снова заплакала Варвара, — а ты... скоро вернешься?

— Не знаю, — Танька отщелкала заклепками зеленого плаща и не осмелилась заявить вслух о своем твердом намерении: никогда.

Эспрессо

О Варварином грехе Нелиде было известно давно. Возникли смутные подозрения еще до того, как довелось узнать, откуда берутся дети, когда однажды увидела свое и папино отражение в трюмо. На маму еще временами она становилась похожей, если, допустим, выгибала от удивления бровь или закусывала губу от обиды. И глаза у нее были точно такого же цвета — темно-карие, как у Варвары. А с папой ничего общего. Так что новость о том, что у нее был другой отец, Нелиду ничуть не шокировала.

Внезапное появление «тайного покровителя» тоже особо не удивило — она ведь ждала его всю свою жизнь. И нисколько не сомневалась, что он не был плодом воображения или, как говорят психиатры, «частью личности». Он был реальным человеком — ну, если можно назвать «человеком» того, кто способен вселяться в тело другого. И нет, по фазе Нелида не сдвинулась и не развила ни с того ни с сего слуховые галлюцинации — в этом она была абсолютно уверена. Только одна деталь в сознании не усваивалась: как существо, возможно, само по себе бестелесное, могло зачать ребенка? И что это за существо вообще? Инопланетянин? Ангел? Дьявол? И как его зовут?