Танька улыбнулась и потянулась к Варваре, словно еще раз хотела поцеловать. «Уж не пьяная ли Танька, что ко всем целоваться лезет без удержу?» — отшатнулась Варвара.

— А тебя Ди разыскивала недавно, звонила мне, — она постаралась сказать это безразличным тоном.

— Да? — удивилась Танька. — Почему же она мне не позвонила? — вытащила из кармана плаща крошечную «Нокию» и чертыхнулась: — А... ч-черт! Звонила, оказывается! Я, как всегда, звонок не услышала. Спасибо, что сказала, — кивнула Варваре, уже набирая номер Ди.

Варвара закусила губу и села на диванчик напротив Лехи. «Ну вот, сейчас опять умчится от меня к Ди этой...» Слыша, как Танька негромко и неразборчиво тараторит по телефону, Варвара залпом, почти как сосед, опрокинула в себя рюмку водки.

— Вот это по-нашему! — обрадовался Леха. — Татьяна, а вы чего отлыниваете? Ну-ка давайте-ка, давайте за наш стол, в коллектив!

— Да я не пью водку, Леха, — ответила Танька весело, спрятала телефон обратно в карман, закинула плащ на спинку диванчика и плюхнулась рядом с Варварой. — И меня вполне можно на ты, только Татьяной не называйте плиз. Ой, это что у вас, неужто капуста-провансаль, не ела сто лет, Варвара, ты вилку мне дашь?

В маленькой кухне, где почти все предметы были на расстоянии чуть вытянутой руки, Варвара потянулась к огромному, ручной работы буфету, прогнувшись и слегка прижав Таньку к спинке диванчика грудью. Кончики ее волос едва коснулись Танькиного лица, и та нежно дунула в них, едва коснувшись губами Варвариного уха. Словно электрический заряд прошел от мочки до пятки и потом обратно — вверх по телу и, добравшись до груди, замер: Варвара вздрогнула и задержала дыхание...

«Дзынь!» — отозвался старинный буфет, выдвинув один из ящиков. Она достала вилку и нож, положила их перед Танькой, сама тут же отпрянула назад, покраснела и отвела глаза...

— Как там Ди? — спросила Варвара сконфуженно. — Помчишься опять к ней сейчас?

— Ди собралась уезжать куда-то, ей не с кем оставить Осю, — ответила Танька несколько озабоченным тоном, сосредоточенно ковыряясь в капусте.

— Осю? — припомнила Варвара необычное имя. — Ах да, ведь у Ди есть ребенок?

— Ага, прости, что не говорила тебе раньше, как-то не пришлось к слову. У Ди есть сын — мой единственный и любимый племянник, ему сейчас четыре года, скоро исполнится пять. Он очень славный — такой круглый весь и косолапый — маленький увалень с лицом ангелочка. Я его нянчила, когда он еще был младенцем, меняла памперсы, учила ходить, он веселый и кудрявый и совсем не похож на меня внешне, но... похож на меня душой, — произнеся последние слова как-то иначе, Танька улыбнулась. В глазах заиграли золотистые искорки, бледные щеки порозовели, она, совершенно очевидно, была очень неравнодушна к этому ребенку.

— Танька, — мягко сказала Варвара, снова глядя той прямо в глаза, — сколько всего я про тебя не знаю еще... А у тебя самой дети есть?

— Не пришлось иметь. Но зато у меня есть Ося, практически мой. Он и зовет меня «мама Таня».

— А у меня есть дочь, — тихо произнесла Варвара.

— Я знаю. Нелида, — ответила Танька снова несколько странным голосом.

«Откуда она знает? — подумала Варвара, но не слишком удивилась, — Возможно, я ей когда-то сама говорила».

— Нелида как раз на тебя внешне очень похожа — или ты на нее, — сказала она вслух. — Когда-нибудь я вас познакомлю. Если ты никуда не пропадешь.

— Глупая. Никуда я не денусь. Дурочка.

Они посмотрели друг другу в глаза, и обе увидели отражения увеличивающихся зрачков. Незаметно их лица начали медленное и напряженное сближение.

— За Нелиду надо выпить! — раздался зычный голос соседа. — Девочки, это что же такое, почему у нас снова пустые рюмки?

Танька встрепенулась:

— Давайте тогда вина нальем. Леха, ну честное слово, я водку не пью, — и пропела:

— Нальем с тобой вина, включим с тобой Москву...

— И будет все не так, как было наяву-у-у! — гармонично подстроился Леха вторым голосом. — Варька, тащи гитару, щас споем!

Варвара принесла из комнаты давно расстроенную Нелидину гитару с проржавевшими колками и три старинных хрустальных фужера. Танька откупорила бутылку.

— Ни-ни, мне лучше водочки! — возразил Леха. — Несерьезные все эти каберне-совиньоны!

— Но это же Шатонеф! Впрочем, как хотите, нам больше достанется, тем более что сейчас еще Ди придет, — Танька посмотрела на Варвару виновато. — Извини, что не предупредила тебя сразу, но она ненадолго, только Осю со мной оставит, сама уже спешит на самолет. А Ося давно хотел с тобой познакомиться, он решил, что у тебя живут гномы, и хочет покатать их на паровозе, выдумщик еще тот, почище своего папы-фантазера будет... Варвара, мы с ним тут не будем долго, чего тебя стеснять, — Танька бросила быстрый и несколько подозрительный взгляд на Леху.

— Ну вот еще глупости! — воскликнула Варвара. — Я вас с Осей никуда не отпущу, тем более ночью, не говоря уже о том, что в Новый год. И спальные места всем найдутся, — похлопала она по сиденью диванчика, почувствовав новый прилив радости. — Так за что же мы выпьем?

Баня

— За Конец Света! — провозгласил Амвросий. Пятеро чокнулись бокалами с шипучим напитком, разлитым из зеленой бутылки с этикеткой «Тархун».

— И как москвичи пьют такое? — поморщилась Евстахия, выпив залпом, и рыгнула протяжно и дико.

— Думаешь, шампанское лучше? — Пантелеймония едва пригубила из своего бокала. — Я тут пробовала недавно, не впечатлилась ничуть.

Вкус еды и напитков все еще приводил Богов то в растерянность, то в расстройство, хотя культурный шок, который они испытали при вселении в аватары, прошел давно. Шестеро вполне могли бы обойтись без шока, но, отключив сознание аватар, самостоятельно осваивали человеческий опыт. Не понимая, почему на Земле люди отдавали гастрономические предпочтения одним продуктам, но игнорировали другие, Всеведущие и Всемогущие возомнили себя Всеедящими и Всепьющими. Не задумываясь о последствиях, совали в рот все, что попадалось им в холодильниках, в кухонных шкафах, на рынках, в супермаркетах, в ларьках с вывесками «Шаурма», в ресторанах, в мусорных баках… Потребляли сырое мясо из морозильника, сыр с плесенью, образовавшейся вовсе не индустриальным путем; кетчуп, зацветший на подоконнике; черствые пряники, аджику, пшено, сухие спагетти, дошираки, не заливая их кипятком; скорлупу от яиц, арбузные корки, заварку, просроченный растворимый кофе, цыплят-гриль из палаток-шашлычек, гамбургеры в кафе «Мак-Дак», где заодно туалет посещали бесплатно; рыб из аквариумов, сладкую вату, карамель «дунькина радость», собачий сухой корм, кошачий мокрый, дождевых червяков, чистый спирт, кумыс, брагу, солому, кактусы, красивые грибы мухоморы…

Если бы кто-то надумал снимать скрытой камерой, что вытворяли спустившиеся с небес на Землю Боги, забавные сюжеты получились бы, хоть комедию лепи. Изголодавшийся Филимон, например, в свой первый день в аватаре пошел «на запах» — купил сосиску в ларьке, горячую, еще дымящуюся. Схватил ее пальцами, обжегся, вскрикнул, сосиска упала в пасть подбежавшей бездомной собаке, собака ее тут же слопала, вильнула хвостом и, сытая, убежала прочь. Задумчиво посмотрев на овал картонной тарелки, Филимон начал жевать ее с перекошенным от обиды и отвращения лицом. Два грузчика, стоявших за соседним столом и запивавших сосиски пивом, до того изумились, что забыли прихлебывать из жестяных банок «Крепчаковское № 3». Сосисок с тех пор Филимон больше не покупал, а марку пива запомнил, когда те двое, очухавшись, пригласили его «третьим быть».

Пищеварение у шестерых Богов нарушалось: шутка ли — есть и пить все подряд. Не понимая, что с ними происходит, они паниковали: Всеведение — это одно, но уточнение деталей — другое, а вот именно этим никто из них себя не утруждал — думали, им тела достались некачественные; в общем, их поведение мало кто назвал бы эстетичным[45]. Однако пищеварение еще полбеды, его отлаживали, магическим, разумеется, способом, иначе загнали бы эти тела в крематорий быстрее, чем удалось бы произнести что-нибудь вроде: «А на второе у нас бьен-кюи из чешуйницы вздутоспоровой под жюсом алоэ». Куда неприятнее им казалось возбуждение половое: приняв его за физическое расстройство, пришлось и это нормализовать. А то что ж: непорядок! Да нет, Боги очень многое понимали про секс, зря Всеведущи, что ли, но сам процесс их привлекал мало — они считали себя выше этого.

Лучше всего было б не думать о сексе совсем, отключить что положено в наличествующих телах — и делов-то, но Богов проблемы женского и мужского пола весьма занимали. Ужасно хотели они на своей шкуре понять, почему, например, женщины на Земле настолько предпочитают форму содержанию, что обожают получать даже совсем бессмысленные подарки, и главное — почему у большинства женщин Магии больше, чем у мужчин. Никакие особенности женской физиологии этого вроде не предполагают: Боги неоднократно экспериментами проверяли, посылая дамам подарки. Иногда вместо подарков слали пустые коробки, затейливо перевязанные тесьмой и бантиками, но Здравый Смысл у женского пола все равно отключался напрочь при виде одного только бантика.

Парадокс заключался в том, что, пока на Земле хватало Магии, общество тем не менее двигалось в ту сторону, куда развивались самцы, это был очень мужской мир. Для воплотившихся Богов из этого проистекало два неожиданных следствия. Во-первых, они решили, что, раз уж на то пошло, авторитетные люди должны говорить мужским голосом, поэтому несколько басовитые голоса были у всех аватар. Даже у Таньки голос ниже был, чем у большинства женщин. Во-вторых, Боги начали воспринимать себя как мужчин, хотя по сути они бестелесны и пола не имеют.

Воплотившись в аватарах, шестеро приступили к изучению гендерных отношений вплотную. В их распоряжении имелось четыре мужских тела и два женских — экспериментировали, как могли. Масса магических сил уходила на испытания любви. Ревность тоже испытывали, так как у многих землян бытовало мнение, что без нее любви не бывает, и поэтому Боги устраивали между собой то оргии, то скандалы. Новой Магии из всего этого не возникало, так что согласиться с Богом, чьего имени вслух не называли, они никак не могли.