Гномы — мистические существа: для совокупления по-настоящему, по-гномьи, как положено, им нужна Магия — и достаточно много. А где же ее было взять в нужном количестве молодоженам, если приближался Конец Света? Даже в Варвариной квартире им Магии не хватило бы, а на волшебной поляне зимой не устроишься просто так под кустом. Но Вася предусмотрел все, что можно. Даже вычислил время, благоприятное для интимных сношений с женой согласно его личному гороскопу.

***

Тридцатого декабря прошло уже три дня после взрыва в Измайлово и последней встречи с Танькой. Варвара грустила, если попытаться охарактеризовать ее состояние помягче. На самом деле не грустила она. Она впала в ступор. Три дня превратились в вечность. По какой-то неясной причине Танька стала ей необходима, ее отсутствие вызывало боль — можно сказать, физическую. Даже разлука с единственной дочерью не доставляла таких страданий: Нелида, очень тихая и серьезная, была обособленна, иногда как будто в иной параллели существовала. Варвара не всегда понимала ее взгляды и умозаключения еще в дошкольном возрасте, порой удивлялась, что за затейливое существо родила. Конечно, как мать, любила ее и скучала, но часто удовлетворялась общением через интернет и разговорами по телефону. А вот желание быть с Танькой доходило до мании, Варваре даже иногда думалось, не сошла ли она с ума.

Танька не появлялась, хотя находилась в Москве, возможно, где-то неподалеку. По много раз на день Варвара отправляла бесконечные эсэмэски и ждала с трепетом, когда та ответит. Ответы приходили быстро, всегда — полные типичной Танькиной иронии, которая выводила Варвару из себя. Иронию она не воспринимала, будь ее воля, запретила бы иронию законодательно и брала бы за нее штраф. Варвара считала, что сам факт наличия иронии приводит к тому, что любого, кто говорит правду, можно воспринять так, будто он иронизирует, и понять все в противоположном смысле. И наоборот, того, кто полон иронии, кто-то может понять буквально...

Например, про «безотлагательное совещание» Танька могла сыронизировать, а Варвара, не проводившая границ между иронией и обычным враньем, не сумела заглушить обиду. Вместе с тем желание увидеть Таньку усиливалось и усиливалось, но ее эсэмэски и намека не содержали на то, что она тоже хочет встречи. Больше всего Варвара боялась, что Танька может исчезнуть так же неожиданно, как и появилась в ее жизни, и это было невыносимо. Порой хотелось написать: «Танька, я жить без тебя не могу», — но как-то это было бессмысленно и немотивированно.

Варвара худела. На килограмм в день — как и наколдовала себе с тем спамным письмом — про него, впрочем, уже успела забыть, так что худела скорее от душевных страданий. И вообще она внешне весьма изменилась: в Измайлово сколько-то дней назад выглядела дурочкой с расслабленным лицом, потом не дурочкой, а просто обычной женщиной, какой выглядела с давних пор, а теперь черты лица вроде остались прежними, но облик приобрел завершенность. Будто художник дорисовал картину, а до того все были так, подмалевки. Вздумай она теперь войти в заполненное людьми помещение, на нее бы все обернулись. Но она почти из дому не выходила, все думала, а вдруг Танька придет — просто так, без звонка, без предупреждения, еще разминулись бы, не дай Бог...

Тридцатого вечером Вася нарушил Варварино заточение, потребовав, чтоб она отвезла их с женой в лес к святому источнику. Гномы могли бы и сами туда добраться, но им зачем-то понадобилось взять с собой коробку из-под телевизора, наличие которой Вася считал таким же обязательным, как и присутствие квартирной хозяйки.

— Мне нужно присутствовать на поляне? Зачем? — изумилась Варвара.

— Надо! — Вася не стал вдаваться в подробности и посоветовал одеться теплее — морозец-то на дворе стоял уже вполне декабрьский, хотя снега по-прежнему во всей Москве не было.

 Коробку из-под телевизора она тащила в руках, а обоих супругов — за пазухой, не в кошачью же переноску их сажать. До поляны добрались поздно, коробка была водружена на траву рядом с замерзшим ручьем. Варвара приоткрыла створку сбоку и увидела, что внутри приготовлено комфортное ложе для парочки особей ростом по двадцать пять сантиметров. Изнутри исходило тепло, и морозный воздух задрожал над коробкой.

Гномы взялись за руки и направились к створке. Евпраксия Никитична вошла внутрь, а ее супруг повернулся к Варваре и торжественно произнес:

— Я — Главнокомандующий Великой Армии, которой предстоит много сражений во имя спасения мира. Мы обезвредили инопланетян, ворующих Магию с Земли. Но очень скоро на подкрепление резервов прибудут их соотечественники с планеты Брут, так что настоящие бои еще не наступили. Не могу же я отправиться воевать, ни разу не занявшись сексом с женой! Так что мы тут… в общем, это… сама знаешь что. Пожелай мне удачи. Сама сиди тут, не уходи никуда, тебе будет полезно посмотреть.

— Посмотреть?! — гном вогнал ее в краску, он что, с ума сошел или у них ритуал такой? — Не могу, — добавила Варвара как можно вежливее. — Это ж интимный процесс, даже если он гномий, вы там раздеваться, наверное, будете.

— Обязательно! — откровенно подтвердил гном.

— Ну вот! А у меня предрассудки — порнографию смотреть не могу, я пробовала. Даже когда вижу по телевизору, как звери совокупляются, и то стесняюсь.

— Глупости! — возмутился Вася. — Что естественно, то не безобразно, эту пословицу, между прочим, люди придумали, а не гномы. Но мы будем в коробке. А ты увидишь лишь спецэффекты, стеснительная ты наша.

— Какие еще… — в «спецэффектах» мерещилось что-то совсем неприличное, но задать вопрос она не успела — гном скрылся в коробке.

— А подглядывать все равно не буду! — крикнула Варвара и, отойдя на несколько шагов от «брачного ложа», устроилась на пеньке поудобнее. Уходить далеко и оставлять их вдвоем в темном холодном лесу, таких маленьких, она все-таки не решалась.

Что-то неуловимо приятное проскользнуло в его словах, если не принимать во внимание дурацкую просьбу за ними подглядывать и какие-то «спецэффекты», а также излишний пафос «Главнокомандующего Великой Армии». Что же? Что могло ее зацепить в выражениях типа «во имя спасения мира», будто содранных с заголовков передовиц? Вот когда Танька говорила о спасении Земли от Конца Света перед тем, как научить Варвару летать, все звучало прекрасно, а из «Главнокомандующего» слова вылетели словно реплики персонажа комиксов — неужели такое могло ее взволновать?

Над головой послышался грохот — и по небу рассыпались искры. «Кто-то рядом пускает салют», — решила Варвара, и тут же ее осенило: «Настоящие бои еще не наступили!» Именно эта фраза так необъяснимо обрадовала ее: ведь если гномам предстоит воевать с инопланетянами, значит, им с Танькой тоже дел хватит!

Раздался еще один залп — и его подхватили медные трубы: «Та-ам-та-та, та-та-та-та-а-ам!!!» Варвара узнала начало «Голубой рапсодии», и запела сама: «Та-ам-та-та, та-а-ам! — через миг воспарив над поляной. — И снова будем летать с ней вдвоем над Москвой, взявшись за руки…»

В переливающихся радужных бликах салюта отразилась тысяча картонных коробок, и та, что стояла, слегка покачиваясь, на замерзшей траве, поднялась в воздух вслед за Варварой. Музыка нарастала, учащались залпы, и все больше разноцветных искр рассыпалось над лесом.

 «Так вот он какой, гномий секс! — поняла Варвара. — Значит, это и есть те спецэффекты, которые Вася имел в виду...»

Она опустилась на землю и продолжала смотреть на иллюминацию и на картонный домик, парящий над поляной в розовом облаке.

Существа магические любовью занимаются с душой — в прямом, а не в переносном смысле. Они обнимаются не только телами, они сливаются душами. Их личности объединяются в одну, и эта единая личность находится в полном экстазе, испытывает недоступные здравомыслящим существам удовольствия и абсолютно ничего не соображает. Она думает что-то вроде: «А-а-ах», и еще «М-м-м-м», и еще «Как же это прекрасно!», — но ни к каким отвлечениям и умозаключениям в принципе не способна. Прекратить этот процесс невозможно — магический он.

Когда занимаются любовью гномы, все прочие особи в радиусе семи километров влюбляются — неважно в кого, неважно во что даже. Горожанин может влюбиться в природу, кошка — в своего хозяина, поросенок — в корову, фотомодель — в бомжа, а принимающий ванну сосед — в гель для душа. Не влюбленных в кого-то или во что-то вокруг не остается, а рядом с парочкой гномов летают звезды, искры, шары и прочие светящиеся фигуры, раздаются хлопки, хохот природных сил и рычание неизвестной этиологии — в общем, похоже на фейерверк. И все это вокруг двух маленьких слившихся фигурок. Парадокс, иначе не скажешь.

Иногда и с людьми случается, что любовью занимаются одновременно тела и души, но если бывает такое, то без влюбившихся в гель соседей и без пиротехнических эффектов. У гномов притом это еще и зрелище необычайное, но все реже и реже такие события случаются на Земле — Магии катастрофически не хватает.

Время замерло или растянулось, никто не смог бы сказать с полной точностью, сколько минут, а может, часов прошло с тех пор, как вокруг разыгрался этот праздничный фейерверк, пока звуки музыки и петард резко не прекратились и над лесной поляной на мгновение не нависла полная тишина. Коробка застыла в воздухе. И вдруг раздался хрустальный звон — произошло фантастическое и наиредчайшее событие.

Две слившиеся гномьи души, не сговорившись заранее, одновременно, едино подумали: «Как же это великолепно, я хочу от тебя ребенка, причем немедленно!»

Евпраксия Никитична забеременела.

Праздник

Множество широкоскулых, добротно одетых людей, преимущественно мужского пола, собирались встречать в Москве Новый год. Атмосферу праздника они почуяли инстинктивно, как звери в сейсмической зоне чуют приближающееся землетрясение: о значении Нового года эти люди не знали совсем ничего, будучи инопланетными пришельцами. Правда, с какой планеты пришли, как, когда и зачем, они не помнили: из всего прошлого всплывали в памяти только лица двух женщин — круглое и худое. Круглое было с кудряшками, а худое — с неровной челкой, падающей на глаза. У кого-то в памяти вместе с лицами выплывал силикатный кирпич, а потом — пустота и покой. Позже, когда стали вновь различаться звуки, пришло знание языка — хоть и вполне понятного, но чужого по ощущениям, а своего вспомнить они не могли, как ни тужились, встречаясь на улицах с себе подобными: широкоскулыми и узкоглазыми. Да уж, две женщины мозги им промыли как следует, не схалтурили.