— Откуда ты знаешь? — спросил Бог еле слышно. Наверное, это можно было бы назвать «на воре шапка горит». Интересно, разоблачили ли хоть одного шпиона, шутя задав ему вопрос: «А вы случайно не шпион?»

Но Варвара даже и не догадалась, что внутри Таньки находился Бог. В этот миг она подумала, что жизнь — на удивление любопытная штука. Будто нарисованная в ФотоЛете[21]. И тут и там есть прозрачные и полупрозрачные слои — будто человек рисует на кусках стекла, а потом совмещает их или меняет местами.

Общая схема, самый нижний слой. Краски чистые, границы обозначены, все ясно, понятно и донельзя скучно.

Потом маски пошли, полутона, жизненный опыт накладывается, всякие бредни и фантазии, самой разнообразной формы. Какая-то часть четкого нижнего слоя маскируется, какая-то подчеркивается. Самый нижний — у многих одинаковый, а дальше у каждого свои. У одного все слои соединились и закостенели, а у другого жизнь их может двигать, вертеть, удалять, добавлять...

Настроение — это фотофильтр. Все вдруг раз — и золотом сияет. Или наоборот, синеет-зеленеет, все равно что положить сверху кусок цветного стекла — и нижние слои все поменяют оттенок.

А самое интересное — когда возникает Любовь. Настоящая, «крышесносная», когда все слои едут в разные стороны, и даже первый, самый дальний, может взять и перерисоваться. Или вдруг вылезет то, чего никогда не было видно. Или пропадет то, что всем давно глаза мозолило. Замордованный жизнью ханурик может превратиться в орла, а орел заворковать, как горлица... Ну, если все слои совместились, тяжело, наверно, может вообще картинка испортиться...

Однако нормальный ФотоЛет подобных катастроф не допускает... Значит, этот ФотоЛет — безумный.

Варвара — если действительно со всей дури влюбилась в Таньку — могла бы вдруг, сходу, и осознать, какая их связывала карма...

А вот не осознала. Так что, может, это все просто глупости, наваждение и морок. А может быть, и нет. Может, никакая карма не связывала никого, и это Бог все намудрил, кто же знает...

Танька вдруг вскочила, побледнев:

— Мне срочно нужно ехать домой, к брату! — но тут же заметно сменила тон. — Сейчас вот только посмотрим, нет ли тут еще пленных, и покинем этот негостеприимный дом…

Из запертой комнаты выбираются разными способами. Можно сломать дверь или разбить окно. Еще вариант — долго и отвратительно шуметь, пока кто-нибудь не придет, дать ему по башке, устроить бойню и со скандалом убежать. Намного легче, если среди беглецов есть Бог. Вооруженный Всемогуществом, он способен, например, дунуть в потолок и снести крышу или плюнуть в пол — и дыра возникнет, ведущая в подземный переход. А то и вовсе разнести весь дом на кирпичики. Богом все же быть очень выгодно, хотя на планете с исчезающей Магией творить много чудес рискованно, так что на этот раз он не устроил чуда — просто гном Вася взломал замок. Для его племени замки не преграда, гномы прирожденные взломщики. Люди и поэтому еще не любят их: если обидеть гномов, то укрыться от мести за запертой дверью невозможно. Хорошо хоть не грешат воровством.

В соседнем помещении, за похожей дверью с железной решеткой, лежала на диване бывшая брутянка — ныне продавщица, пьяная Маруся. Она лежала на спине и, похоже, пыталась одновременно приподнять верхнюю и нижнюю половины тела, оставив в соприкосновении с диваном поясницу. Она была так сосредоточена, что даже не сразу заметила своих «спасателей».

— Х-эй! — крикнула Маруся, когда это все же случилось. — А вы знаете, что я — инопланетянка, причем очень богатая?

Она перевернулась на живот и смотрела, прищуривая то правый глаз, то левый, то странно вращала головой, будто пыталась сосчитать присутствующих.

— Не похоже, — ответила Танька. — А что вы здесь делаете?

— Отдыхаю. Богатый человек может себе позвол-иТЬ? — Маруся громко икнула и, выставив вперед руку, посмотрела на накладные ногти, украшенные цветочками и бабочками через один. — А на родине моей мода была другая. Там ногти стригли коротко. Я — инопланетянка в прошлой жизни. А мой муж кто, знаете? Он призрак, вот!

Она повернулась набок, поджала колени и печально сообщила:

— Ну я и напилась! Вас, кстати, заложила обеих. Наверное, я свол-ОЧЬ?

— А пьяная вы более общительная. Не хотите пойти с нами домой? — спросила Варвара.

— Домой? Дом я куплю себе на днях, а пока… Пока тут жить буду… Вот! А может, и не буду. Брутяне эти — косоглазые все и придурки. И мужа моего ведь так и не поймали ни фига. Он улетел. Я, может, тоже бываю косоглазая, но придурком — никогда! — она захохотала, но тут же притихла и внимательно уставилась на Таньку. — Я помню. Главная тут — ты. Я тебя нанимаю. Мужа моего поймай!

— Я не работаю по найму, — Танька улыбнулась весьма вежливо и отстраненно, как умеют улыбаться бизнес-аналитики солидных компаний в Сити Лондона.

— Я работаю, — предложила Варвара охотно и неулыбчиво. Редакторы и переводчики мало общаются с клиентами: о том, как им положено улыбаться в официальных случаях, она никогда не задумывалась. Как и о том, стоит ли улыбаться в присутствии клиентов детективам или экстрасенсам.


— Так я вас вызову, — величественно сказала продавщица и, повернувшись на другой бок, заснула.

Призраки

Марусин муж, в прошлом брутянин-убийца — ныне призрак, витал неподалеку, в облаках. Витал в буквальном смысле, да и не он один. Вовсе не для того, чтобы глазеть на оргии разнузданных пенсионеров и обалдевших маньяков или на зрелищные драки голых граждан с милиционерами, слетались призраки в Измайлово, как воронье на свалку, со всех сторон Москвы. Когда брутяне включили излучатель и человеческая Магия поднялась в воздух, призраки почувствовали неимоверный прилив сил. Они не ели Магию — призраки не питаются. Если только у кого-нибудь энергии чуть позаимствуют, но это питанием не назовешь. Человек, с которым призрак такое сделает, вряд ли похудеет — вся плоть останется на месте, но духовно ослабеет обязательно. В больших объемах Магии призраки расцветают. Поэтому и слетались этой ночью в парк, купались над ним в магическом озере, бурлили и наслаждались.

Если душа становится призраком, она вовсе не отправляется в бесконечное путешествие по Вселенной. Она ищет себе подобных, пытается в кого-нибудь вселиться или насыщается Магией того места, к которому привязана судьбой. Чем больше Магии, тем лучше чувствуют себя призраки, а чем больше Здравого Смысла — тем хуже. Поодиночке они ослабевают, хиреют, превращаются в кусочки мусора на асфальте. Вот потому-то в Москве столько мусора: одинокие призраки мрут как мухи, если про них можно так выразиться. Так что обычно они объединяются в группы, которые нередко враждуют между собой — надо же развлекаться как-нибудь. Проще всего сказать, что хорошие объединяются против плохих, но не все так просто. Не каждый разберется, где зло, а где добро.

Всюду на Земле, где живут люди, существуют и призраки, чем больше население, тем и они кучнее. Поэтому в Москве их тьма тьмущая — и «хороших», и «плохих». Люди, которым иногда удавалось их заметить, вздумали называть «плохих» чертями, а «хороших», соответственно, ангелами, да еще и легенд о них всяких напридумывали.

Вообще-то «чертям» толпы нравятся, а «ангелы» больше любят простор и чистое небо, но это лишь потому, что у каждой из этих групп специфика работы разная. Ну да, объединяясь в группы, они придумывают разные виды «общественной деятельности», по привычке называя это «работой». Разговаривать с людьми они не могут, в физический контакт тоже не вступают, ну то есть ни за шиворот удержать, ни подтолкнуть человека, ни подножку поставить им не дано. Они только на чувства воздействуют. Даже такие чувства способны в человеке пробудить, для которых у него нет органов. Зависть, например, или сострадание. Вот вы хоть у кого-нибудь видели орган совести или орган ненависти? Нету! А чувства — есть, это все «ангелы» с «чертями» устраивают...

Самое благоприятное для призраков время — лето, самое противное — зима. Поэтому активнее всего их невидимое воинство весной — в предвкушении лета и осенью — перед зимним затишьем. Зимой они чаще кучкуются в закрытых помещениях, кто-то отсыпается, как медведь в берлоге, другие в азартных играх коротают время.

Как-то раз «черти» от скуки задумали жуткую акцию. Они решили осуществить ее по всей Москве одновременно, даже специально для этого из Московской области свои резервы подтянули. «Ангелы»-то радовались, какая в области благодать наступила, все переполнены любовью и благоволением, ходят, цветочки нюхают, никто не злится, не ругается — ну прямо рай. И потому «ангелы» поддались своим добрым наклонностям, и почти все перелетели на дачи, тем более что на природе куда приятнее, чем в городе, — устроили себе каникулы. А в это время «черти» в Москве копили силы.

Надо сказать, что и «чертям», и «ангелам» легче воздействовать на женщин — в них Здравого Смысла меньше. И стали «черти» одновременно всем московским дамам внушать ненависть к мужчинам. Что мужчина ни сделает — женщина сразу думала: «Фу, какая же гадость! Животное! Пахнет от него плохо, говорит о скучном, а об интересном не хочет, меня не слушает, ходит быстро, дышит громко...» Ну и всякое такое.

«Черти» в женщинах все эти настроения нагнетали, а те, как существа воспитанные, все старались внутри себя их удержать, зубами скрипели, но молчали, и вот «черти» дали большой усилительный импульс, и тут...

Все женщины одновременно! Схватили самые тяжелые предметы, какие только под руку подвернулись! И как дали всем мужчинам по голове! И дворникам дали, и инженерам, и милиционерам, и министрам, и даже самому президенту его жена сковородкой по голове закатила!

Конечно, был ужасный скандал. «Ангелы» прилетели, крылышками замахали, всех стали умиротворять, женщины каялись вовсю. «Не знаем, — говорят, — что на нас нашло такое, просим нас простить, мы никому зла не желаем, мы вообще все пацифистки...»