— Уже все нормально, — попытался успокоить их Рома, но Лена отмахнулась.

— Где Донских? Я ему дам сейчас по шее.

Рома поморщился и посмотрел на меня обеспокоенно.

Значит, не глюк! Все-таки это был его голос. Вот кого я, оказывается, ненавижу. Какая глупость! Пыль невозможно ненавидеть, она просто есть, и все. Ее нужно смахнуть и жить дальше. Вот и Александр Донских — всего лишь пыль. Странно, как я не увидела его раньше. И пусть он весь в черном — агентишка 007, но ухмылку его не узнать так же немыслимо, как немыслимы поцелуи Вадика с Алей над моим бездыханным телом.

— Чем ты думал?! — тем временем кричала Лена на Сашку. — Не умеешь играть без того, чтоб никого не калечить, не берись!

— Да не специально я!

Лена уперла руки в бока и отчеканила:

— Чтоб возле футбольного поля я тебя не видела!

Вокруг поднялся возмущенный вой, но наша вожатая хлопнула в ладоши.

— Поживешь без футбола месяц!

Рома застонал.

— Так! — Лена раздраженно сузила глаза. — Донских, ты сейчас берешь Таню за руку и ведешь в медпункт и не забудь прощенья попросить, футболист!

— Сама дойду!

Где находится медпункт, я не знала, но идти куда бы то ни было с этим червем, тем более за руку, мне бы и в голову не взбрело. Мало он меня покалечил.

Я пошла в сторону столовой, в надежде, что за мной никто не увяжется, но надежда умерла, не успев пожить. Саша поплелся за мной, спасибо, за руку взять не пытался.

Как могло произойти, что мы оказались в одном лагере?! Рома ведь наверняка знал! Почему мне не сказал? А если бы сказал, что было бы? Не поехала бы в лагерь? Вот еще! Велика честь, отказываться из-за этого… этого гнуса от радостей жизни. Пусть он хоть дорогу своими длиннющими ресницами передо мной выметет, чихала я на него. И вообще, другие у меня тут цели. Мне прислали моего суперпарня, пусть сегодня он сглупил, просто отвратительно сглупил, но в следующий раз все будет по-другому. Даже не стану записывать его промах в дневник, он исправится, и никто об этом не узнает.

— Ты думаешь, я специально в тебя мяч запустил?

Саша поравнялся со мной.

— Я не думаю ни о тебе, ни о мяче, — фыркнула я и так холодно посмотрела на него, что у самой аж мурашки по спине побежали.

— Мне жаль.

— А мне все равно, что тебе жаль!

Так хорошо на душе. Мне нравится быть жестокой. Пусть, поделом ему!

— Куда ты? Медпункт в другой стороне! — Он указал на покрытую еловыми иголками тропку между деревьями.

Я ее раньше и не замечала! Ну и заросли, не понимаю, зачем строить медпункт так далеко от корпусов. Пока до него доберешься, помереть можно.

Дальше мы шли молча, чему я очень радовалась. А почти у самого домика медпункта он неожиданно выдал:

— Могла бы и увернуться, кричали ведь все, а ты ворон считала!

Я остановилась.

Как у него еще язык поворачивается меня обвинять? Хватит уже молчать! Пора бы сказать ему…

— Так это я виновата? Ты испортил мое платье, возможно, сделал сотрясенье мозга, а я виновата, да?!

Он на меня не смотрел, прятал свои наглые синие глаза, отворачивался. И нехотя так произнес, точно одолжение мне оказывал великое:

— Платье твое могу постирать…

— Прекрасно, постирай!

Интересно будет на это посмотреть! Донских с тазом и хозяйственным мылом, то еще зрелище.

— Отлично, — он сложил руки на груди, — снимай!

Даже моя фантазия такой поворот не предугадала бы, я не знала, как ответить, стояла молча. Может, пора смириться, что он меня постоянно уделывает? Чего тратить нервы?

— Ну так что? Решайся, пока в медпункте проверяют, все ли твои извилины на месте, я замочу платье.

И почему на меня не находит озарение? Ну как же героиням книг удается так быстро и остроумно всем отвечать?! Ведь я обожаю острить! Хоть острого во мне только плечи, а ума не совсем палата, как кажется некоторым, — сдаваться рано! Если какая-то английская крестьянка в свое время могла дерзить герцогам и королям, уж мне грех теряться!

— Я тебе его занесу, — наконец нашелся в моей копилке ответ. И мне так понравилось, как уверенно это прозвучало, что я осмелела и прибавила: — Иди пока сточи на пальцах мозоли, чтоб зацепки на ткани не сделать. И порошок купи!

Он посмотрел на свои руки, а потом по сторонам. Я тоже.

Чего он ищет? Ой-ой! Не палку ли…

— Пойду поищу мыльный корень, как раз самое то для твоего… — он прикрыл один глаз, — как это называется… хм… платье, да?

А может, Ромка прав? Я ненавижу его!!! Мыльный корень, надо же! Остроумно, чертовски остроумно, ему бы позавидовала любая уважающая себя английская леди!

Я смотрю ему вслед, на прямую спину в черной футболке, и еле сдерживаюсь, чтобы не схватить шишку и не запустить ему в голову. Специально сбежал, чтобы я не успела ничего сказать. Он из той породы людей, которые оставляют последнее слово за собой. Но не время отчаиваться, этот неумеха-футболист еще узнает, как я пробиваю пенальти!

* * *

С моей головой оказалось все нормально, а женщина в белом халате угостила жвачкой и попросила в следующий раз быть аккуратнее. Нет уж — никакого следующего раза, с меня хватит. Я, как умудренная опытом личность, двумя ногами в одну коровью лепешку не встаю.

— Бедный Сашка, ходит как в воду опущенный, — вздохнула Настя, усаживаясь на подоконник.

— Ха-ха, — Жанна скинула шлепки и села по-турецки на свою кровать. — Это он из-за футбола переживает!

Люся закивала.

— Да-а, их вожатая не даст ему теперь играть. В прошлом году один мальчик из ее отряда подрался на заливе с парнем из третьего отряда. Не помню, что там произошло, но бедняга из третьего чуть не захлебнулся. Хорошо, откачали! Так тот драчун потом ни разу не был на заливе. Все купались, а он на территории лагеря сидел.

Настя махнула рукой.

— Но Сашка-то не драчун! Он случайно!

— За случайно бьют отчаянно! — фыркнула Жанна.

— Мне тоже его, конечно, жаль, — призналась Люся, — но нужно же его как-то наказать!

— Он ведь случайно! — снова, уже громче, повторила Настя.

Я отложила мокрое полотенце и поплотнее укуталась в халат. Терпеть не могу, когда с кончиков волос после душа за шиворот катятся холодные капли.

— Дать фен? — участливо спросила Люся.

Девчонки меня жалеют, угождают во всем, точно я не в медпункте десять минут провела, а из больницы после тяжелой болезни выписалась.

Я облачилась в серый спортивный костюм, посушила волосы, причесалась и уже собралась засунуть в пакет грязное платье, как Настя воскликнула:

— Тань, ты же не заставишь его стирать, правда?

— А что тебя удивляет?

Жанна с Люсей с интересом посмотрели на меня.

Люся хихикнула.

— Ты серьезно?

— Ага!

— Вот и зря! — насупилась Настя. — Опозоришь его перед парнями.

Пилившая ногти Жанна глянула на нее.

— Насть, тебе-то что, пусть делает, как считает нужным, если бы тебе в башку кто-то зарядил мячом, посмотрела бы я на тебя!

— Девки… — Настя вовремя осеклась, — то есть девчонки, вам его не жаль?

Люся вынула зеркальце и, подавив зевок, начала ватным тампоном снимать косметику, рассуждая при этом:

— Настюха, Донских красавчик, я бы с ним, честно говоря, хотела встречаться… думаю, в этой комнате никто бы не отказался, но уж поверь мне, я его хорошо знаю. В прошлом году мы были неделю в одном отряде, с девушками он обращаться не умеет. Тот еще грубиян, пусть Таня его проучит! Я «за»!

— Я тоже, — тут же сказала Жанна, сосредоточенно разглядывая свои ровные розовые ноготки.

— Люся, ты не одна с ним знакома, я его не хуже тебя знаю! — не унималась Настя. — Он два года уже в этот лагерь приезжает. Никогда никого не обижал, очень хороший друг.

— Ой, — Жанна засмеялась, — тебе-то откуда знать, Насть, какой там из него друг. Прям такого знатока из себя корчишь, а небось и не знакома с ним толком!

— Ладно вам, девчонки, — встряла Люся, — чего мы, в самом деле, ссоримся из-за него. Пусть Таня делает как хочет.

Мне смешно. Уж кто-кто, а я знаю этого синеглазого червяка лучше всех! Саша то, Саша се — всю свою жизнь слышу! Для Ромы он как свет в окошке! «Мама, а у Саши есть солдат», «Папа, а Саше купили новый велосипед», «Бабушка, а Сашина бабушка носит кичку»[1], «Таня, а Сашина сестра готовит ему завтрак», «Мама, папа, а Саша будет учиться в гимназии», «Мы с Сашей пойдем служить в ВДВ», «Мы с Сашей пойдем в один университет», «Мы с Сашей откроем своей бизнес»… Мы с Сашей… У моего брата друзей воз и маленькая тележка, но Саша — это зараза, которую Рома подцепил в самом детстве, да так и не смог от нее вылечиться. Его дружок выпил немало моей крови, но, конечно, я не вспоминаю, как в детском саду он дергал меня за косички, бросался лягушками и подкидывал в постель хомяков — у меня к нему претензии глобальнее! Поэтому я целенаправленно пошла в сторону корпуса первого отряда. Кто-то сегодня ночью не будет спать, кто-то будет стирать мое платье! И, кажется, этот кто-то о моем коварстве даже не догадывается.

На первом этаже меня поймала Лена.

— Танюша, ну как ты? Как голова? Не болит?

— Все нормально.

Вожатая взглянула на свои часы.

— А ты куда? Отбой через пять минут.

— Брату хочу кое-что сказать. Я на секунду!

— Хорошо, давай, только быстро, все уже в палатах. Рома в четырнадцатой.

Нужную мне дверь я нашла сразу. Из палаты доносился смех.

Жуууть. Не каждый день мне приходится врываться в мужскую комнату. А если они там голые? У меня ступни от страха покалывает. Ну что же, если они голые… тем хуже для них!