Громкий, тяжелый вздох вырывается из моей груди. Украдкой смотрю на тетю Грету. Она отвечает недоуменным взглядом. Я пантомимой показываю, что добавляла подарки в список Рен, но потом их оттуда удалила.

– Что? – шепчет она через стол.

Рен открывает следующую коробку и достает оттуда… вешалки. Пластмассовые детские вешалки. Сердце у меня проваливается в желудок. На секунду на лице Рен возникает гримаса ужаса.

Но затем она… улыбается? Нет, по-прежнему в ужасе.

Лихорадочно пытаюсь вспомнить, что же случилось в тот день. Помню, как удаляла ненужное и сканировала новые предметы. Я добавила красивые дизайнерские пеленки, желтые и зеленые ползунки и люльку цвета темной вишни.

– Я была уверена, что все исправила, – шепчу я через стол тете Грете. В недоумении качаю головой.

Тетя Грета повторяет одними губами: «Что?» Непонимающе разводит руками. И снова шепотом повторяет вопрос.

Так мы и общаемся пантомимой через стол. Я не понимаю, что случилось… А!..

Шейн, вот что случилось. Он пришел в «Фосси», и продавщица нас выпроводила из магазина. «Это Шейн!» – шепчу я.

Тетя Грета прячет смех за кашлем.

Спешу к Рен и шепчу ей на ухо:

– Я не сохранила список. Случайно добавила все эти предметы! Собиралась рассказать тебе, но забыла позвонить, а потом все исправила, но опять не сохранила. Прости, Рен. Я сама все верну в магазин. Клянусь. Не сердись, пожалуйста.

Кажется, я только запутала ее своими объяснениями. Рен выдавливает из себя кривую улыбку и берет из рук Грейсона последний сверток. С опаской надрывает светло-желтую бумагу, бросает на меня неуверенный взгляд.

– Это от меня, дорогая. – Тети Грета встает перед Рен и нацеливает на нее фотокамеру.

Рен отгибает слой бумаги и заглядывает внутрь. И морщится – то ли от смеха, то ли от отвращения.

Она вынимает… Ого!

Это зелено-розовая свинка-монстр с выпученными глазами. Зажимаю свой распахнутый рот обеими руками. Вспышка камеры. Рен оглядывается по сторонам и снова смотрит на чудовище.

Потом на меня… на тетю Грету… И смеется.

Все гости тоже смеются.

– Не смей ее возвращать! – говорит тетя Грета, чем вызывает новый взрыв хохота.

Звонок в дверь.

– Я открою! – кричу я, радуясь поводу смыться.

Заметив меня, бегущую к дому, официант, с которым я столкнулась, демонстративно отступает в сторону на три широких шага. Мечу в него укоризненный взгляд. Тоже мне, шутник.

Врываюсь в прихожую, открываю входную дверь… Шейн? В голове все путается. Ему сюда нельзя. Мы ведь с ним это обсуждали. Мне нужно некоторое время побыть одной, разобраться в себе. Выскакиваю на крыльцо и быстро захлопываю дверь.

– Что ты здесь…

Он прикладывает палец к губам. А в другой руке держит большие прямоугольные карточки.

– Шейн, зачем…

Он снова меня останавливает. Затем переворачивает карточки. Улыбается и указывает на них глазами. На картонках что-то написано.

«Не говори, что это исполнители рождественских гимнов…»

– Что? – шепчу я, совершенно сбитая с толку. – Зачем бы я стала…

О… Понятно.

Это «Реальная любовь».

Он решил разыграть эпизод? Сейчас? Здесь?

Краем глаза я вижу, как в окне гостиной отодвигается штора. Кто-то на нас смотрит.

Шейн меняет карточку, чем снова привлекает мое внимание.

Сцена с Джульеттой и Марком. Марк в нее отчаянно влюблен, но Джульетта вышла замуж. И поэтому Марк стоит у ее двери и признается в своих чувствах, не произнося ни слова. В фильме это происходит под Рождество. На первой карточке Марка написано: «Скажи мужу, что пришли певцы рождественских гимнов».

Шейн показывает следующую надпись, и мое сердце пропускает удар.

«Если повезет, к следующему году…»

В фильме Марк дальше показывает фотографии девушек-моделей, в том смысле что, если ему повезет, он станет встречаться с одной из этих девушек. Потому что Марк знает: Джульетта его никогда не полюбит.

Шейн показывает следующую карточку. На ней нет фото. Он не следует сценарию. Слава богу. Я улыбаюсь.

«…может, у нас будет собственная вечеринка».

Собственная вечеринка? В смысле по случаю нашей помолвки? Смотрю в его глаза. Он снова меняет карточку. По моей спине бегут мурашки.

«И я буду на нее приглашен».

Меня разбирает смех. Еще одна карточка.

«А сейчас позволь мне сказать…»

Улыбаюсь и закусываю губу, с нетерпением ожидая, что дальше.

«…Я люблю тебя, Кенсингтон».

Читаю эти слова, и сердце у меня поет.

Он меня любит. Шейн Беннет любит меня!

Я на грани обморока. Едва дышу. Шейн поднимает руку: подожди, еще не все. Есть еще что-то? Сейчас взорвусь от нетерпения. Он показывает следующую надпись.

«Я хотел бы пригласить тебя на свидание».

Шейн чуть склоняет голову набок.

«День святого Валентина. Нью-Йорк. Буду ждать тебя на вершине Эмпайр-стейт-билдинг. На закате».

Вдруг вижу перед собой того юношу, каким знала его много лет назад. Безрассудный мальчишка с великими идеями. Шейн опускает руку с карточками. Нет, он больше не мальчик, который просит о свидании. Он мужчина. Человек, в которого тот мальчик превратился.

Человек, которого я люблю.

Киваю, улыбаясь сквозь слезы.

Дверь позади меня открывается.

– Кенсингтон? – из дома выглядывает папа. – Кто?.. – Он осекается, увидев Шейна.

Тот быстро прячет карточки за спину.

– Здравствуйте, мистер Шоу.

Протягивает руку.

– Шейн. – Папа твердо пожимает его ладонь. Оборачивается ко мне. – Кенсингтон, пойди посмотри, не нужна ли Рен или маме твоя помощь.

– Хм… – с тревогой перевожу взгляд с папы на Шейна и обратно. – Я… э-э…

Папа ждет. Ох, ну ладно. Пятясь, захожу в дом. Папа быстро закрывает дверь.

О мой бог, что он собирается ему сказать? Что мне делать? Бегу к окну гостиной – и да, за занавеской стоит Рен, держа в руках свинку-монстра. Я так и знала, что кто-то подсматривает.

– Боже, Кенсингтон! – Она отходит в сторону, чтобы я проскользнула внутрь, затем выглядывает из-за моего плеча.

Мы обе полностью скрыты шторами. Только внизу торчат ноги.

В окно мне видно лишь спину отца и голову Шейна. Папа жестикулирует, что-то говорит, но до нас не долетает ни звука. Все, что я слышу, – это Рен над моим ухом.

Она прижимает руку к груди.

– Карточки? Боже мой, так мило, я даже прослезилась. Мы все знали…

– Что? – Я разворачиваюсь к ней. Пульс у меня зашкаливает. – О чем вы все знали?

– Ну, Брэдли постоянно названивает Грейсону, Шейн общался с твоим отцом… – Она пожимает плечами.

Я лишаюсь дара речи. Качаю головой.

Штора резко отдергивается – кольца вжикают по карнизу с металлическим свистом.

От неожиданности мы обе подпрыгиваем. Я хватаюсь за сердце.

– Что вы тут делаете? – спрашивает Эшлин.

Мы с Рен заговорщицки переглядываемся.

– Ничего. Девчачьи разговоры, – отвечает Рен, выходя из-за занавески со свинкой-монстром под мышкой. – Как раз собирались идти обратно за стол. Да, Кенсингтон?

Бросаю взгляд назад. Папа держит руки в карманах, Шейн качает головой.

Эшлин хватает меня за локоть, и мы отходим от окна.

– Отлично. Я хочу поменяться местами, сяду рядом с вами, девчонки. Лиза меня раздражает. Решила почему-то, что Брэдли англичанин, и…

Я не слушаю ее болтовню. Шейн меня любит. Папа разговаривает с Шейном. Рен ведет себя дружелюбно. Вся моя семья знала, что происходит. Может, не в деталях, но…

Дверь открывается. Мое сердце замирает. Шейн все еще здесь. Эшлин с любопытством смотрит на Шейна, потом на меня и на Рен.

– Рен, Эшлин, почему бы вам не вернуться к гостям? – произносит папа. Это не предложение. – Шейн, похоже, мы теперь будем встречаться чаще. Раз в месяц мы все собираемся на семейный обед. Будем рады тебя видеть.

– С удовольствием приду, благодарю вас, сэр. – Они снова пожимают друг другу руки. Папа мне подмигивает и направляется к патио.

Папа подмигивает?

– Я сейчас, – говорю я папе и иду проводить Шейна.

Мы останавливаемся на середине дорожки, и он берет меня за руку.

– Что ты сказал моему отцу?

Шейн улыбается.

– Я сообщил ему о своих намерениях в отношении его дочери. Сказал, что, хотя я не отказался бы от их благословения, на сей раз мне нужно только твое согласие.

Расплываюсь в счастливой улыбке. Папа пригласил его в дом. Шейн любит меня. У нас свидание в День святого Валентина.

Слышится какое-то шипение – и нас окатывает брызгами.

Я визжу.

За пару секунд вся наша одежда пропитывается холодной водой. Придя в себя от шока, мы с Шейном переглядываемся и хохочем.

Прошлой весной папа установил спринклерную систему «Супер-3000». Выливает на газон буквально тонны воды за рекордно короткое время. Мама, видимо, забыла отключить таймер.

Шейн бросает свои карточки на землю, притягивает меня к себе и крепко обнимает.

– Вот мы и получили эпизод из «Бриджит Джонс».

– Ну, если строго по фильму, вымокнуть должна только я, – отвечаю я со смехом.

Шейн наклоняется ко мне для поцелуя. Привстаю на цыпочки, обхватываю ладонями его мокрую голову, притягивая к себе, и целую. Его щетина покалывает мои пальцы. Я растворяюсь в его объятиях, медленно опускаюсь, откидываю голову и с акцентом произношу реплику Бриджит:

– Подожди минутку. Хорошие мальчики так не целуются.

Он издает хриплый смешок.

– О да! Они… – Договорить ему не удается – мешают мои губы. Я – бомба счастья замедленного действия. Я могу взорваться брызгами конфетти, добавив их к струям воды. Пуф! И от меня ничего не останется.

Слышу, как мама зовет Рен, прося ее отключить систему полива, и оглянувшись, вижу, что с порога на нас смотрит вся семья. Тетя Грета и Эшлин смеются. Папа улыбается. Только мама выглядит недовольной.

Ее, вероятно, беспокоит, что подумают гости. Грейсон обнимает Рен, и она машет мне лапой свинки-монстра. Ролли стоит позади них и показывает мне оба больших пальца.