Тони только недоверчиво смотрела на него. Ее муж, который только что был так скуп… и вдруг охотно выплачивает деньги, чтобы помочь молодой женщине, которую даже никогда не видел… Да и женщина — одна из ненавистных ему англичанок!

— Ты дашь сестре деньги? — выдохнула она, когда к ней вернулся дар речи.

Его брови на мгновение удивленно приподнялись:

— Когда не даю денег тебе, да?

— Точно.

Дарес вытер губы салфеткой, бросил ее на стол и поднялся со стула.

— Но ты их тогда требовала, Тони, — сказал он и слегка погладил ее по щеке.

— Я твоя жена.

— Теперь да. Но ведь ты ею не была, не так ли? — Он покосился на нее, а в глазах у него светилось довольство. — Ты производила впечатление практичного маленького золотоискателя, но я уже говорил — ты здорово озадачиваешь меня.

Она откинула голову немного назад и посмотрела прямо на него. Он утонул в ее глазах и ласково погладил ее прекрасные волосы и загорелые щеки цвета персика. Ее губы были полуоткрыты, и он наклонил голову, чтобы поцеловать их, впервые не показывая власти или желания.

— Дарес, — сердце Тони учащенно забилось.

— Ты… я…

— Да?

— Я напишу Пэм сегодня же и маме тоже, — сказала она, задохнувшись, а на его губах появилась улыбка легкого удивления.

— Да, дорогая, ты уже говорила.

— Они перестанут волноваться.

— На самом деле…

— Дети будут в восторге.

— Не сомневаюсь.

— Но может, а вдруг они не захотят…

— Не захотят?

— Луиза недавно очень много говорила о матери.

— Тони, это будет тянуться до бесконечности. Если ты хочешь успеть на почту сегодня, иди и напиши письма.

Она наблюдала, как он уходил, ее мысли совершенно перепутались от перемены, произошедшей в нем. Может, это сумели сделать дети… но нет. Не дети вызвали этот поцелуй — поцелуй, который так сильно отличался от жадных поцелуев без мягкости и уважения.

Он несколько раз повторил, что озадачен ею. Означало ли это, что его мнение о ней изменилось? Странно, но она страстно желала, чтобы это произошло… после всех ее попыток быть настолько неприятной, насколько она могла.

Когда Тони поднималась к себе за бумагой и конвертами, она напевала что-то про себя. Она забыла его замечания об английских девушках, она сожалела о своих действиях, направленных на то, чтобы отомстить ему, она даже простила ему все угрозы расправы с нею.

Через неделю пришел ответ от Пэм. Тони прочитала его Даресу, который слушал с острым интересом, изредка хмурясь, как будто слышал что-то неприятное. "Это прекрасная новость, Тони, и передай мою глубокую благодарность своему мужу. Доктор Бенсон говорит, что дело не терпит отлагательств, но я собиралась отложить операцию, потому что не представляла детей у мамы. Но теперь я могу спокойно лечь в больницу. Думаю, что у тебя замечательный муж, и я хочу отблагодарить его лично, поэтому поклялась себе копить деньги, как только выйду из больницы и вернусь на работу, чтобы в следующем году приехать в отпуск за свой счет…"

Тони прервалась, у нее перехватило дыхание. Пэм очень оптимистично смотрела в будущее или, быть может, уговаривала себя. Но она не сможет скопить денег на четыре билета до Родоса. Дарес качал головой и хмурился, и Тони решила, что он думает о том же.

"Что касается денег, которые Дарес хочет прислать, — писала Пэм, — то фунтов будет вполне достаточно. Я только хочу купить что-нибудь приличное из одежды для больницы, более пристойное для общественного места…"

Тони положила письмо на стол.

— Разве она не отважная женщина? Ты даже не представляешь, что она пережила с тех пор, как умер ее муж.

— Могу себе представить, — последовал решительный ответ. Наклонившись, Дарес взял письмо и перечитал его еще раз. — Ты писала, сколько я собирался послать ей денег? — коротко спросил он.

— Нет.

— Тогда она неправильно поняла?

— Нет, она поняла. Я ведь говорила тебе об ее гордости, Дарес. Она не возьмет деньги от меня. Поэтому я вынуждена покупать детям вещи.

Он странно посмотрел на нее поверх листа, который держал в руках. Может, он подумал о счете, который пришел из магазина в Родосе и удивился, как она посмела сказать, что накупила детям подарки? Она отвела взгляд, не

желая напоминать ему о счете, который ему пришлось оплатить.

— Ей нужны деньги… и, конечно, не фунтов. Это никуда не годится.

— Она будет настаивать на возвращении долга, — предупредила она.

— Мы разберемся с этим. Дай мне знать, какая сумма необходима, и я немедленно приму меры, чтобы перевести деньги в Англию. — Он замолчал, а потом задумчиво добавил: — И я думаю, что тебе лучше поехать туда, сможешь навещать ее в больнице, а затем привезти ее сюда, как только она сможет. — Его слова, произнесенные спокойным холодным тоном, ошеломили ее так, что она потеряла дар речи.

— Привезти ее сюда? — выдохнула она наконец. — Ты хочешь сказать, что оплатишь ее билет?

— Пэм надо восстановить силы, и здесь, где прекрасный климат и море, она поправится быстрее. И она будет с детьми.

Тони изумленно покачала головой, бормоча, что не понимает его. Он улыбнулся на это и ответил ей с юмором:

— Тогда это относится к нам обоим. Я совершенно уверен, что не понимаю тебя.

И, не удивляясь, Тони покаянно вынуждена была согласиться. Она была такой, какую ненавидит любой мужчина — жадной, непокорной, пренебрежительной. С важным видом она беззаботно влезла в долги, заставив Дареса оплачивать то, что никакими способами не могла вытянуть из него. Она пыталась опозорить его в его деловых кругах, она притащила в его дом трех невоспитанных детей с единственной целью — досадить ему.

Единственное, что ее оправдывало, — ее глубокая любовь к детям, ответная любовь их к ней всегда была легко различима. Ее забота о Пэм и о матери, когда она решила забрать детей. Ее изменившееся отношение к мужу. Он, должно быть, заметил более дружелюбные манеры Тони, исчезнувшие враждебность и презрительность. Но он не мог знать о странной тоске в ее сердце и о всепроникающем желании создать с ним настоящую семью.

Он все еще смотрел на нее, и она улыбнулась. Выдала ли она себя? То, что она понимает его язык, и все причины, провоцирующие ее действия. Она вспомнила сцену, когда требовала первую выплату, и которую получила.

Оправдывают ли это ее мотивы? Дарес бы не простил, она была в этом уверена. И в любом случае, как он отнесется к ому унижению, узнав, что она понимала все, что он говорил? Он так горд… Нет, Тони чувствовала, что ему не надо пока это знать. Когда-нибудь она обязательно заговорит по-гречески, коль скоро она здесь живет, но он должен думать, что она узнала его язык позже, в результате общения с жителями Линда.

Глава восьмая

К середине сентября Пэм прибыла на Родос в сопровождении Тони.

— Не надо со мной так носиться, — протестовала она поначалу, когда Тони принесла ей завтрак. Пэм сидела на огромной белой кровати, укутанная в сатиновое покрывало, на плечи была накинута пижамная куртка. Балконная дверь была широко распахнута, и через нее на постель падали солнечные лучи.

— Дарес с самого начала говорил, что тебе нужен полноценный отдых.

Тони накрыла на стол и налила сестре кофе.

— И Дарес ждет, чтобы все его инструкции были выполнены. Тут половина молока и ложка сахара. Как ты любишь.

Пэм подняла глаза на Тони, и в них блеснули слезы.

— Ты очень счастливая Тони — он замечательный.

Тони забралась с ногами на кровать рядом с Пэм и задумчиво посмотрела в окно на Акрополь с его башенными стенами глубокого золотисто-коричневого цвета в косых лучах утреннего солнца. У нее вырвался вздох. Отношения между ней и Даресом не стали развиваться дальше так, как ей хотелось бы. Правда, на прошлой неделе он на несколько дней уезжал по делам, так что они немного пробыли вместе с тех пор, как она вернулась в Линд. Но в те редкие встречи он не был ни холоднее, ни горячее, чем до того дня, когда поцеловал ее, выразив этим, как ей хотелось бы думать, свою признательность и любовь к ней.

— Ты права — он замечательный, — сказала Тони и улыбнулась своему признанию. Странно было, что она согласилась с Пэм. Совсем недавно она считала своего мужа самым жадным, жалким и заносчивым человеком, которого она когда-либо встречала.

Две недели спустя Тони и Пэм, с разрешения доктора выкупавшись в прохладном море, стали сушиться на горячем солнце. Дети были в школе, а Дарес работал дома. Но наконец он присоединился к ним на пляже. Он был одет в ярко-голубые шорты и белоснежную рубашку, а глаза от солнца защищали темные очки. Он принес с собой книгу, но отложил ее в сторону и сел, подогнув колени. Его взгляд замер на голубой воде бухты св. Павла, окруженной вулканическими камнями.

Тони мельком увидела, что ее сестра задумчиво смотрит на Дареса. Совершенно ясно было, что он ей очень нравится, но сегодня она была озадачена и взволнована из-за того, что Дареса видели с другой женщиной.

Об этом ей стало известно только сегодня утром. И рассказал об этом Харитос, который думал, что Тони одна.

Она и Пэм вышли в Линд сделать кое-какие покупки, и, пока Пэм была в газетном киоске, а Тони ждала снаружи, подошел Харитос. После приветствия ее своим обычным "kalimera", он серьезно спросил:

— Кто эта женщина, которую я видел в Родосе с Даресом? Покраснев, Тони внезапно помрачнела и пробормотала:

— Я не знаю.

Но она знала, потому что слышала, как Дарес договаривался о встрече по техтрону. Оливия звонила несколько раз еще до отъезда Тони к сестре, и Тони, как только вернулась, не переставала думать о том, виделись ли они в ее отсутствие.

Она хотела бы встретиться с Оливией и оценить ее.