И они поработали... И даже Лодик в тот момент к ним не ломился, но работа супружеской пары успехом в тот день не увенчалась. Собственно говоря, успехом она так и не увенчалась вообще. За полугодие совместно прожитой с Заботиным жизни Тамара почему-то не смогла забеременеть, хотя врачи убеждали, что все у них с мужем нормально. Говорили, что такое бывает: нет-нет детей, а потом вдруг – раз – получите, распишитесь, а потому не стоит гнать лошадей, надо просто еще подождать.

Заботин ребенка не дождался. Его отношения с Лодиком накалились до такой степени, что он стал плохо спать и выглядел, будто тяжелобольной. Лодик же, наоборот, чувствовал себя очень неплохо, его мучнистое желтоватое лицо даже слегка порозовело, чего ранее никогда не наблюдалось.

– Этот гад высасывает из меня жизнь, – жаловался жене Николай. – Ты только посмотри, на кого я стал похож... – Он показывал Тамаре, как болтаются на нем брюки. – А он только пухнет, как на дрожжах! Скоро в двери пролезать не будет, и тебе придется не только еду ему в комнату подавать, но и сортир прямо там устраивать!

Ничего, кроме «Ну что ты такое говоришь, Коля!», Тамара сказать мужу не могла. Она и сама уже с трудом держалась молодцом в том аду, который ей с мужем устроил братец, но не видела выхода из создавшегося положения. Лодик уже и в ней вызывал раздражение самого серьезно свойства, но она чувствовала за него ответственность перед ушедшими из жизни родителями. Бросить его она не могла, перестать за ним ухаживать – тоже. Она металась между мужем и братом, пытаясь сгладить конфликт, который на самом деле никакому сглаживанию уже не подлежал. И однажды, вернувшись с работы несколько позже обыкновенного, вместо любимого мужа обнаружила на столе в комнате записку: «Я ненавижу твоего брата! Боюсь, что подсыплю ему в жратву крысиного яду. А еще боюсь, что возненавижу тебя вместе с ним. Лучше нам пожить пока раздельно».

Первым делом Тамара бросилась звонить друзьям в надежде на то, что Заботина удастся у кого-нибудь обнаружить, как-нибудь переориентировать и вернуть домой. Она была даже согласна забрать мужа в состоянии самого отвратительного алкогольного опьянения. Не удалось. Ни один приятель не знал, где находится Николай. Позже выяснилось, что он уволился и из мастерской по ремонту телефонов и вообще уехал в другой город.

Тамара много плакала, пеняла брату и даже не кормила его из принципа почти два дня. Обнаружив, что он грызет сухие макароны, сжалилась и сварила ему то, что осталось от початой пачки. От Николая она больше не получила ни одной весточки. Он исчез из ее жизни навсегда.

Лодик, утратив предмет для приложения изощренных издевательств в лице Николая Заботина, тоже как-то сдал, скуксился, если можно применить такое выражение для огромной туши, и перестал розоветь лицом. Двадцатишестилетний молодой человек неожиданно принялся стареть: резко поседел, на крутом толстом лбу появились глубокие, лоснящиеся морщины и залысины, уходившие длинными мысами прямо к жирному многоярусному затылку. Тамара, грешным делом, даже подумывала, не идет ли дело к концу, надеясь, что организм Лодика больше не в состоянии выдерживать нагрузку в виде собственного веса. Но брат вскорости оправился, замер в определенной степени поседения и сморщивания и продолжал требовать себе еды и зрелищ, а именно – кассет для видеомагнитофона, который успел купить для семьи Николай.

В конце концов Тамаре удалась заставить Лодика работать. Она сама нашла для него место экономиста в одной из множества образовавшихся фирм. Деньги брат стал зарабатывать неплохие, но любви сестры это не прибавило. Тамара жгуче ненавидела его за изломанную жизнь. Кроме Николая, она так и не смогла никого полюбить, несмотря на то что несколько мужчин пытались добиться ее благосклонности. Возможно, подспудно женщина боялась, что ничего не выйдет ни с одним из претендентов на ее руку и сердце, поскольку отвратительного жирного Лодика совершенно некуда девать. Даже если мужчина, с которым она согласится связать свою судьбу, окажется с квартирой, она все равно будет вынуждена бегать к брату, который растолстел уже до такой степени, что, как и прогнозировал Николай, не пролезал в дверь собственной комнаты и стал теперь ее пленником. Ему действительно пришлось соорудить отхожее место из старого бака для кипячения белья, который Тамаре приходилось выносить, мыть и чистить. Его комнату заполнил невыносимый застоявшийся запах общественного туалета, который грозил в скором времени пропитать всю квартиру. На работе или в других общественных местах бедная женщина постоянно принюхивалась к себе: не пахнет ли от нее так же, как от ненавистного Лодика, определить этого не могла и жутко комплексовала. Понятно, что в таких условиях не могло даже речи идти о каком-то устройстве личной жизни. Тамара пыталась выглядеть прилично: ежемесячно обновляла стрижку в дорогом салоне, покупала модные стильные вещи, несмотря на то что отлично шила сама, и даже однажды решилась нарастить ногти, но при этом продолжала чувствовать себя никому не нужной, несчастной и несправедливо обиженной судьбой. На мужчин она, конечно, поглядывала, но старалась это делать незаметно. К чему призывные взгляды, если она повязана по рукам и ногам своим братом Владимиром? Да и кому она нужна, измочаленная тяжким бытом и уже немолодая женщина? Разве она сможет поверить кому-нибудь после предательства Николая? Она была уверена, что он любит ее, – а он ее бросил, оставив один на один с гнусным Лодиком! Да и столько лет прошло, что она просто разучилась общаться с мужчинами, особенно один на один.

Тамара Ивановна Заботина преподавала технологию швейных изделий в колледже технологии и дизайна, который иногда называли инженерной школой одежды, где учились в основном девушки. Преподавателями, естественно, тоже были большей частью женщины, если не считать полковника в отставке Мозгалева Дмитрия Ерофеевича, который вел ОБЖ, и физкультурника Вадика. К Мозгалеву, смешному коротконогому старику, все в колледже давно привыкли, а поначалу бились над загадкой, каким образом столь мухортенький мужичонка смог дослужиться до полковника. Вадик, напротив, был излишне долговязым, тощим и сутулым. Сутулость, как, впрочем, и излишняя худоба, не к лицу преподавателю физкультуры, но другие в девчачий колледж работать не шли, и администрации приходилось довольствоваться тем, что есть. Именно поэтому приход в колледж преподавателя математики Ильи Петровича Садовского, вполне приличного мужчины с висками, элегантно тронутыми сединой, взбудоражил весь женский коллектив. Не только преподавательский состав. Даже девушки как-то приободрились и перестали прогуливать математику, которую до этого считали необязательным предметом.

Тамаре тоже с первого взгляда понравился Илья Петрович, но она ни на что не рассчитывала. Во-первых, у нее на руках Лодик. Во-вторых, то же самое! И в-третьих! И в-десятых! Кроме того, такой симпатичный мужчина в летах непременно должен быть женат и отягощен детьми, а семья – это святое, и разрушать ее она ни за что не станет. После мыслей о разрушении чужой семьи Тамара Ивановна посмеялась над собой, поскольку никто не склонял ее к разрушению и вряд ли примется склонять. Кому она нужна-то, старая вешалка? Уж никак не Илье Петровичу, на которого, фигурально выражаясь, уже разинул рот весь педагогический коллектив колледжа технологии и дизайна. А среди преподавательниц есть такие стильные штучки, что о-го-го! Одна тридцатипятилетняя англичанка Регина Константиновна чего стоит! Мало того что Регина была стройна, полногруда и симпатична – не далее как в прошлом году она развелась с мужем и сосредоточенно искала ему замену, ибо, по собственному ее утверждению, не привыкла существовать без мужчины. Даже если предположить, что математик Садовский в данный жизненный момент холост, на что Тамаре уже намекала русичка Зинаида Семеновна, понятно, на кого он скорее обратит внимание, – разумеется, на Регину. И Тамара старалась лишний раз не поднимать на Илью Петровича глаз.

Но однажды Тамаре и Садовскому пришлось вместе сопровождать на городские соревнования по легкой атлетике девушек из групп, в которых они были кураторами, или, как сами предпочитали говорить, классными руководителями. Англичанка Регина поехала с ними, так как ее девчонки тоже добились права выступать на этих соревнованиях. Тамара старалась быть как можно незаметнее, специально садилась поближе к тем девушкам, которые дожидались своей очереди на забег или прыжок, лишь бы подальше от Садовского и Регины. Пусть коллеги в неформальной обстановке познакомятся поближе, приглядятся друг к другу и, возможно, наладят романтические отношения, коли уж оба свободные люди.

Девушки из колледжа технологии и дизайна взяли два первых места в забеге на пятьсот метров и второе – в метании гранаты. Когда отправили победительниц, да и всех остальных спортсменок по домам, Регина предложила зайти в кафе, чтобы отметить победы подопечных.

– Я не могу, – сразу сказала Тамара.

– Что, опять братику нездоровится? – радостно спросила англичанка, явно надеясь на то, что наконец останется с Садовским без посторонних глаз.

Чтобы избежать досужих вопросов, Тамара давно объявила в колледже, что брат у нее неизлечимо болен самой тяжелой формой диабета. Чем он болен на самом деле, сослуживцам знать вовсе не обязательно.

– Да, он опять не в лучшей форме, – ответила она, махнула рукой и вскочила в подъехавший автобус.

На следующий день в преподавательской, захлебываясь от восторга, Регина рассказывала, как они хорошо вместе с Садовским посидели в кафе. Последним, что услышала Тамара, выходя в коридор, была фраза:

– Девочки! Уверяю, у нас все на мази!

Возле столовой, где собралась выпить чаю перед следующей парой, Тамара Ивановна неожиданно столкнулась нос к носу с самим Ильей Петровичем. Женщине вдруг сделалось неловко оттого, что она знает о том, каким замечательным образом устроились его отношения с Региной. Англичанка ничего и не скрывала, но Тамаре казалось, будто она подглядывала за ними в замочную скважину.