Ехать пришлось на другой конец города, но Майя обрадовалась и этому. Да, далеко, но эта работа на первое время обеспечит им с Кирюхой сносное существование, учитывая, что после смерти Романа остались еще кое-какие деньги. А потом видно будет, как жить дальше.

Встреча была назначена в маленьком кафе «Буше». Оно находилось в том же доме, где жила мать Ирины, за которой предстояло ухаживать. Кругленькая розовощекая Ирина сразу понравилась Майе. От нее веяло спокойствием и добротой. По долгу службы она часто уезжала в длительные командировки и искала человека по уходу за престарелой матерью именно во время своего отсутствия. Зарплата, которую Майе предложили, показалась ей вполне достойной, и две женщины, допив кофе, отправились в квартиру Анны Степановны, матери Ирины.

Однокомнатная квартира была обставлена старой, давно вышедшей из моды, но ухоженной мебелью. Анна Степановна оказалась приветливой светлой старушкой с лучистыми прозрачно-голубыми глазами. Она давно не вставала с постели в связи с тяжелым сердечным заболеванием, но сохранила ясность мысли и живую заинтересованность во всем. Работы по обслуживанию Анны Степановны было немного. Поскольку та не перемещалась по квартире, в ней все оставалось на своих местах. Майе только и надо было иногда вытереть пыль да пройтись мокрой тряпкой по линолеуму. Ела старушка как птичка, а потому и приготовление пищи особого труда для Майи не составляло. Конечно, довольно сложны и не слишком приятны были гигиенические процедуры, но все искупалось незлобивостью и добротой Анны Степановны. Она всеми силами пыталась облегчить Майины труды по ее обслуживанию и ни в чем не была привередлива. Очень скоро женщины подружились, и Майя даже ловила себя на том, что скучает по Анне Степановне, когда Ирина приезжала из командировки. Незаметно Майя рассказала пожилой женщине о своей жизни, а та делилась с ней воспоминаниями о своей, неумолимо двигавшейся к концу. Однажды Анна Степановна предложила вместе посмотреть фотографии из ее семейного альбома, и Майя с радостью согласилась. Она уже знала всех ее родственников по именам, и было интересно, совпадет ли представление о них с лицами на фотографиях.

Давно умерший муж Анны Степановны Иван Матвеевич долго работал хирургом в местной больнице. На многих фотографиях он был запечатлен на работе, в белой врачебной шапочке, надвинутой на лоб, и белом халате старого образца, застегивающемся сзади, с накладными карманами на груди. Он оказался точно таким, каким представлялся Майе: высоким, дородным, с львиным породистым лицом и внимательными умными глазами. Сама Анна Степановна в молодости была такой же обаятельной и кругленькой, как дочь Ирина. На снимках, где их сфотографировали вместе с мужем, она еле доставала ему до подмышки. Внешне супруги являлись полными антиподами, но было видно, что их связывало сильное чувство взаимной любви и привязанности.

Сестра Анна Степановны, напротив, совершенно не соответствовала тому образу, который возник у Майи. Валентина показалась ей угрюмой и недоброй.

– Нет, ну что вы, Майечка, – возразила ей Анна Степановна. – Просто у Валюшки очень непростая жизнь. Она с самого детства страдала астмой, ее часто мучили приступы удушья, и потому она на всех фотографиях выглядит такой набычившейся. Она всегда жила в ожидании приступа. Это сейчас появились лекарства в баллончиках, из которых прыснешь в рот – и все как рукой сняло. Тогда таких средств не было. А уж когда они с мужем потеряли сына, ей вообще стало трудно держать лицо. Она и фотографироваться-то никогда не хотела. Соглашалась, чтобы не приставали и не расспрашивали ни о чем. Вот посмотрите, Майя... – Анна Степановна взяла в коротенькие сморщенные пальчики старую черно-белую фотографию. – Это Валечкин сын, тот самый, который пропал без вести... Ему тут лет двадцать. Красивый был парень, видный такой...

Майя взяла фотографию и чуть не лишилась чувств. На нее смотрел муж ее, Роман, совсем юный, но вполне узнаваемый. При жизни он почти никогда не расставался с усами и небольшой бородкой. Только однажды решился сбрить. Как сказал, для пробы, но Майя тут же попросила его отрастить все обратно. Усы и борода придавали Роману значительность и даже некоторый шарм, которые начисто улетучивались с бритого лица. Майя вдруг сообразила, что Анна Степановна ни разу не назвала сына сестры по имени. Все племянник да племянник...

– Да... Интересный молодой человек, – с трудом выдавила она и спросила как могла менее заинтересованно: – А как его звали?

– Никитой... Но я даже в мыслях редко называю его по имени. Не могу ему простить, что он так поступил с родителями: взял, да и исчез, никогда больше не казал глаз. Валюшка до сих пор считает, что он скрылся, поскольку на него в городе собирались навесить чуть ли не всех собак. Их, собственно, и навесили. Вскрылись какие-то злоупотребления на стройке, где он работал. Во всем обвинили его. Думаю, именно потому, что исчез. Вряд ли двадцатилетний мальчик смог успеть за неполный год работы столько наворовать и навредить. Может, и участвовал в махинациях, но, конечно же, главой преступной группы не был.

– Вы рассказывали, что вместе с ним исчезла его жена... – осторожно проговорила Майя.

Анна Степановна полистала альбом и ткнула пальчиком в свадебную фотографию, на которой ее племянника Никиту держала под руку нежная девушка в белом костюме и коротенькой фате.

– Вот тут он запечатлен со своей женой, Марусей, – сказала пожилая женщина. – Такая милая девушка была. Мы все радовались Никитиному выбору. Они совсем юными поженились. Поглядите, Майечка, какое замечательное у нее лицо!

Майя вгляделась и чуть не расплакалась от жалости к девушке на фотографии. Та спокойно глядела в объектив, доверчиво прижавшись к молодому мужу, даже не подозревая, что ждет ее в самом ближайшем будущем. Маруся действительно была хороша собой, нежна и абсолютно бесхитростна. Эта бесхитростность взгляда совершенно сразила Майю. Но жалела она именно эту доверчивую, бесхитростную Марусю, а вовсе не Маньку, которой сейчас уже ничем не поможешь. Манька давно всему знает цену, а девушка с фотографии совсем не знала жизни. Она была уверена в том, что стоит в самом начале длинного и счастливого пути, который так и пройдет рука об руку с любимым мужем.

– Да, очень хорошее лицо, – согласилась Майя. – Вы говорили, что она тоже пропала...

– Да... пропала... Они с Никитой успели разойтись к тому времени, – отозвалась Анна Степановна. – Не развелись, а именно разошлись. Маруся ушла жить к родителям, а потом они с Никитой исчезли в один день. Сначала все думали, что Никита бежал от суда, который ему грозил, а Маруся с ним, поскольку все-таки продолжала его любить...

– А потом стало известно что-то другое?

– Потом разное говорили. Молва ж никого не щадит. Ходили слухи, что Валюшкин сын чуть ли не продал Марусю в какой-то притон, но даже я отказываюсь этому верить. Я никогда не идеализировала Никиту, но думаю, что он такое сделать не смог бы.

– А может, они просто где-то погибли? – опять решилась спросить Майя.

– Честно говоря, я так и думала. Сбежали совсем юные люди, не знающие жизни... Всякое могло с ними случиться... Но, понимаете, Майечка, мне кажется, что я встречала племянника в Глебовске... ну... когда еще могла выходить из дома. Валюшка-то со своим мужем Сергеем и дочкой Олечкой уехали от пересудов к Сереже на родину, в Белоруссию, но я их адрес знаю и всегда могла бы его дать Никите, но он не захотел...

– Не захотел? – переспросила Майя. – Не захотел взять адрес родителей? Вы с ним разговаривали? Вы же сказали, что узнали его...

– Да, разговаривала. Однажды в торговом центре я столкнулась с мужчиной, очень похожим на племянника. Он был в бороде и усах, дородный и широкоплечий, но мне показалось, что именно так и должен был возмужать Никита... Мы ж с Валюшкой детей вместе растили... даже жили тогда в одном подъезде... Не могла я обознаться... Я подошла и спросила мужчину: «Вы Никита Каплун?»

– А он?

– А он отшатнулся как от душевнобольной. Крикнул чуть ли не на весь магазин: «Да вы что, женщина! Вы меня с кем-то путаете!» А я ему: «Как я могу с кем-то спутать своего родного племянника, которого с пеленок знала! Я же тетя Аня! Неужели не узнаешь?» Тут-то он меня и назвал ненормальной и сразу пошел к кассе.

– Может быть, это все-таки не он, Анна Степановна?

– Конечно, я не могу утверждать, что тот мужчина и мой племянник – одно и то же лицо. Столько лет прошло... Но мне показалось, что даже интонации у него точно такие же, как у Никиты. Ну а если это действительно был он, если снова живет в Глебовске и даже не пытается узнать, где родители, грош ему цена. Валя с Сергеем... они же сразу лет на десять постарели после его исчезновения. Так вот, если это все же был он, то наверняка все, что о нем говорили, правда... Валюшку только жалко... Да и мужа ее... достойный человек... Жаль, сын не в него пошел... да и не в Валечку... Впрочем, больше всего мне хочется думать, что тот мужчина не был моим племянником. Так мне легче жить... то есть доживать...

Пожилая женщина замолчала, видимо, погрузившись в свои воспоминания. Майя тоже молчала и, вглядываясь в лицо племянника Анны Степановны, пыталась увидеть на нем печать порочности, но так и не нашла ее. Молодое лицо было чистым и открытым. Когда же в Никите появилось то, что позволило ему взять себе чужое имя и всю жизнь прожить в шкуре другого человека? Впрочем, порочность наверняка не оставляет отпечатка на лицах. Если бы оставляла, окружающие шарахались бы от таких людей и не давали им возможности себя провести. Да, скорее всего то, что жители Глебовска говорили о Никите Каплуне, и есть правда. Не зря Манька сказала, что Никита-Роман сделал с Майей то же самое, что с ней. Эта бомжиха ничего не могла знать про семейную жизнь Майи, но все чувствовала. Роман Савельев точно так же сдал ее, свою жену, Николаю Заботину, поскольку этого требовали обстоятельства его жизни, как когда-то – жену свою, юную Марусю. Он привык отдавать своих женщин во имя собственного благополучия. Женщины ничего не стоят. Они – всего лишь товар. Пожалуй, не надо ничего говорить Анне Степановне. Пусть у нее останется хоть какая-то надежда на то, что встретившийся в магазине мужчина все же не ее племянник. Так ей действительно легче жить.