— А ты… кто ты, Мадлен?

Он изучал ее маленькое, прелестное лицо. Широко посаженные глаза сверкали, словно янтарь, а ее волосы, боже, ее волосы изумительно блестели в тусклом свете. Квинтин погрузил в них одну руку и притянул ее нежный, полуоткрытый рот ближе к своему. Когда Мадлен попыталась отвернуться, он сильнее потянул за волосы, делая ее голову неподвижной до тех пор, пока она совсем не затихла, глядя на него, словно кролик, пойманный в силки.

Мадлен смотрела, как эти скульптурные, прекрасные губы опускаются все ниже и ниже. «Он собирается поцеловать меня». Она попыталась расслабиться, но неожиданно страх сменился другим, еще более тревожащим чувством. Она осознала, что его рубашка была расстегнута, и ее пальцы погрузились в завитки черных волос на его груди. Каждый дюйм его великолепно сложенного тела был смуглым и твердым. «Боже, помоги мне, я хочу, чтобы он…»

Квинтин поцеловал ее, вначале медленно, пробуя на вкус сладостный Жар ее рта, ощущая его податливость, когда он захватывал его своими губами, двигаясь ртом сначала в одну сторону, затем в другую до тех пор, пока не почувствовал, что она отвечает на его поцелуй. Его язык нежно касался ее сжатых губ, пока они не раскрылись для него; затем он скользнул внутрь. Он терял над собой контроль, ибо все сдерживающие рефлексы подавлялись вином. Поцелуй углубился, став более властным, более несдержанным.

Мадлен растаяла при первом же легком касании их губ, взволнованная тем, как твердо его рот управлял ее ртом, двигаясь и руководя ее ответной реакцией. Когда она раскрыла губы, и его язык вторгся внутрь, переплетаясь с ее языком, горячая волна первобытного наслаждения разлилась по всему ее телу. Ее пальцы непроизвольно сжались на твердых мускулах его груди, но постепенно поцелуй, казалось, стал выходить из-под контроля. Он прижал ее к себе, держа одной рукой за ягодицу, в то время как его ласки становились все настойчивее. Встревоженная Мадлен безрезультатно попыталась оттолкнуться от железной стены его груди. Квинтин тяжело дышал и вдруг начал дрожать, притягивая ее вниз на ковер.

Когда он опустился на колено, она сделала последний, отчаянный рывок и изогнулась в его объятиях. Потеряв равновесие, Квинтин ослабил хватку, и она отскочила от него, тихо вскрикнув от боли, когда его пальцы вырвали прядь волос там, где запутались в них.

— Ты ублюдок!

Она в ужасе отпрянула назад, но Квинтин так и остался стоять, застыв на одном колене, глядя на нее сверкающими глазами.

— Больше, чем ты думаешь, — прошептал он. Мадлен потерла висок, который жгла острая боль в том месте, где были вырваны волосы, затем подобрала складки своего пеньюара и, словно видение, ускользнула от мужчины, стоящего на коленях в залитой лунным светом комнате.


Утро было туманным и хмурым, когда она, изнемогая от духоты, сидела на отведенном ей месте в двуколке Роберта, излюбленном средстве передвижения по ухабистым дорогам Джорджии. Легкий экипаж был быстрым, но достаточно стойким, чтобы преодолевать грязь, выбоины и глубокие колеи сельских дорог.

Мадлен бросила осторожный взгляд на профиль Роберта, который держал поводья в своих сильных, загорелых руках. Она почти не находила сходства между отцом и сыном. Лицо Роберта было резким и грубым, а, черты Квинтина были красивыми и правильными. Должно быть, он походил на свою мать.

Не было сказано ни слова о давно покойной леди Анне, английской дворянке, вышедшей замуж за Роберта после того, как его семья разбогатела торговлей. Мадлен отчаянно хотела понять эту странную семью, но боялась спросить сурового и непредсказуемого Роберта о чем-то личном. И все же казалось неестественным, что о женщине такого знатного происхождения, какою ее отец описывал Анну Карузерс, не сохранилось никаких воспоминаний, ничего, даже ни одного портрета в огромном городском доме, изобилующем портретами всех Блэкхорнов.

Возможно, когда они прибудут в имение, она узнает больше о матери Квинтина. «Я действительно хочу узнать о нем больше», — призналась она себе. После его пугающего и необъяснимого поведения в библиотеке она провела остаток ночи в странных, волнующих эротических снах.

Одно лишь воспоминание о том, что он — нет, честно призналась она себе, — они чуть не совершили, наполнило ее чувством унижения. Но ведь скоро он будет иметь право на ее тело. Что произойдет тогда? Он был так зол на нее прошлой ночью, чуть ли не обвинил ее в своей несдержанности. «Но ты же отвечала на его поцелуй», — язвительно прошептал ей внутренний голос.

Поднявшись этим утром, она страшилась и в то же время ожидала конфликта с ним, желая посмотреть его реакцию на то, что произошло ночью. Извинится ли он? Или останется холодным и отчужденным? Мадлен тщательно подготовила примирительную речь, твердо вознамерившись положить конец пропасти, лежащей между ними, и понять демонов, которые, казалось, властвуют над душой Квинтина Блэкхорна. Но, черт бы его побрал, он не появился за завтраком.

Роберт информировал ее, что она последует с ним в Блэкхорн-Хилл. У Квинтина были какие-то дела в городе, и он приедет немного позднее. Она получила немного удовольствия, думая о головной боли, которая должна была мучить его после такого количества выпитого спиртного.

По пути на плантацию Роберт большей частью был угрюм и молчалив. Наконец, после нескольких неудачных попыток завязать беседу, она втянула его в обсуждение различных деловых предприятий.

Он был безмерно горд богатством, накопленным им благодаря покупке и продаже земли и выращиванию крупного рогатого и другого домашнего скота, особенно великолепных породистых лошадей. Блэкхорн-Хилл также давал значительный урожай риса и был поистине самообеспечивающимся королевством, во владениях которого выращивались все основные продукты.

— Это место принадлежит нашей семье с тех пор, как мой отец купил первые участки у мистера Одлетхорла еще в тридцать пятом. Конечно, первый дом был деревянным и намного меньше, чем кирпичный. Расположен на крутом берегу реки. Я могу видеть свои поля и стада прямо с переднего крыльца. — В голосе Роберта звучали нотки гордости.

— Насколько я поняла, семья Блэкхорнов является также посредником его величества в торговле с крикской Конфедерацией. — Она не осмелилась прямо спросить о Девоне, но очень хотела узнать все о нем и об Эндрю.

— Мы торгуем с полдюжиной крикских поселений. Оленьи шкуры обмениваются на оружие, железные инструменты, ткани, ром и тому подобное. Это очень прибыльное занятие, — сказал он сдержанным тоном, как если бы это мало его интересовало.

— Разумно ли продавать ром индейцам? Я видела его разрушительное влияние на низшие классы белых людей.

Роберт негодующе фыркнул.

— Это держит их в узде. Дикари хлещут ром еще сильнее, чем белые, но они пьют у себя, за пределами колоний. Только мятежники, которые бродят по их земле, подвергаются риску попасться в лапы пьяных индейцев. Поделом им.

— Да, полагаю, это правда. Конечно, Бешеный Индюк и его воины были очень добры ко мне. Они торговцы. Они тоже привозят свои шкуры в Блэкхорн-Хилл?

— Не совсем так. Те, которые привозят нам товары, ведут дела в торговом складе на реке. Чаще наши люди сами отвозят партии товаров в их поселки.

— В этом заключается работа Девона? Жить с индейцами и регулировать товарообмен?

Его лицо потемнело, и он остановил на ней взгляд серо-голубых глаз, таких холодных, что они напомнили ей такие же ледяные, но только зеленые глаза Квинтина.

— Настоятельно советую ни с кем не обсуждать Девона, Мадлен. Он метис и негодяй. Он сам и его поведение позорят семью.

— Мне показалось, что Квинтин дружен с ним, — рискнула вставить Мадлен.

Лицо Роберта было холодным и жестким, когда он ответил:

— Они одного возраста и росли вместе, когда мой брат Аластер был еще жив. Я уверен, что Квинтин подружился с Девоном только для того, чтобы бросить мне вызов.

— Напротив, я думаю, они на самом деле близкие друзья.

Роберт повернулся и посмотрел на нее своим самым устрашающим взглядом.

— Квинтин был прав, вы самоуверенная и дерзкая девчонка. Боюсь, Тео ввел меня в заблуждение насчет вашей якобы кроткой натуры.

Мадлен ощетинилась, но сдержала свой гнев.

— Это едва ли удивительно. Мой отец видел меня не больше, чем несколько дней в году с тех пор, как умерла моя мама, когда мне было пять лет.

Громкий крик прервал их спор. Один из слуг, скачущий впереди, поднял руку и помахал.

— Вон за тем поворотом откроется вид на Блэкхорн-Хилл, — сказал Роберт в качестве объяснения.

Мадлен с волнением смотрела вперед, когда коляска повернула, следуя по узкой, ухабистой дороге, и выехала на широкое открытое пространство вдоль берегов реки Саванны. Река здесь была медленной и извилистой. Как раз в этом месте, где она делала резкий поворот, огромный отвесный утес величественно возвышался над равниной, простирающейся вдоль ее берегов. Загоны с лошадьми, коровами и свиньями располагались у северного края. Большая сыродельня, птичник и дубильный сарай распространяли свои острые запахи. Громкий звон кузнечного молота по наковальне прорывался сквозь шумы скотного двора. Прямо на берегу реки стоял большой деревянный дом на сваях, предохраняющих его от затопления во время разлива реки в сезон дождей.

— Это торговый склад? — спросила Мадлен, очарованная видами, звуками и запахами оживленной плантации.

— Да. Во время паводка торговые лодки могут подплывать прямо к переднему крыльцу, чтобы загружать и разгружать товары.

Несколько огромных, плоскодонных лодок, нагруженных товарами, покачивались на воде рядом с пристанью. Когда Мадлен разглядывала лодки, солнце неожиданно пробилось сквозь серую пелену туч, ослепительно отражаясь в грязной воде Саванны. Она прикрыла глаза и отвернулась, обратив взгляд на утес. Роберт улыбнулся, когда она ахнула от изумления.