Маша подошла к стойке, заказала себе большой двойной капучино с колечками крошечных сушек и обернулась, прикидывая, куда бы присесть. Свободным оказалось только одно место в самом углу этого маленького заведения. За столиком, спиной к Маше, сидел мужчина в строгом темном костюме. Она подумала: «Раз в костюме, значит, приличный человек», подошла к нему и дежурно спросила:

– У вас свободно?

Мужчина обернулся, и Маша чуть не выронила маленький подносик, который и без того с трудом удерживала одной рукой, поскольку другую оттягивал пакет с продуктами. Перед ней сидел ее бывший одноклассник Лешка Задворьев, который много лет был в нее безнадежно влюблен и даже раза три предлагал руку и сердце.

– Лешка! – радостно воскликнула она, а Задворьев уже перехватил ее подносик и устраивал его на столике.

– Машка! – так же радостно отозвался он. – Сто лет тебя не видел! Что ты? Как ты? Замужем, конечно?

– Тебе, разумеется, хотелось бы, чтобы я была не замужем? – спросила она, улыбаясь.

– Ну почему… Такие красивые женщины, как ты, непременно должны быть замужем, иначе теряется смысл…

– Какой еще смысл?

– Смысл жизни. Женщинам нужно выходить замуж и рожать детей. Красивые женщины будут рожать красивых детей, и род людской на земле улучшится…

– А сам-то ты женат? – Маша решила отвести разговор от собственной персоны. – Как насчет детей?

Алексей сделал глоток из своей чашечки и, сразу посерьезнев, ответил:

– Не женат я. И детей у меня, увы, нет.

Чтобы не спрашивать дальше, Маша срочно занялась кофе с сушками, но он продолжил и без ее вопросов:

– Как-то не сложилось. Так и не нашел хоть чуток похожую на тебя.

– Леш, вот только не надо начинать все сначала, – попросила Маша.

– Я ничего и не начинаю. Ты спросила, я ответил. Я же знаю, что никогда тебе не нравился. Обидно, что ведь не нравился в основном внешне. Твой прекрасный принц непременно должен был быть брюнетом, а я, понимаешь, вышел блондином…

Маша поставила чашечку на блюдце, с улыбкой оглядела одноклассника и сказала:

– Тебе, Лешка, время на пользу пошло. Заматерел. Исчезла излишняя есенинская женственность, которая мне действительно не нравилась.

Задворьев хлопнул себя по колену и огорченно проговорил:

– Ну вот! Когда я наконец вышел лицом, ты замужем! Обидно, понимаешь! Ну и кого ты осчастливила, Машка?

Маша сначала хотела сказать, что замужем за серьезным человеком, и описать ему Павловского, потом вдруг с удивлением вспомнила, что вовсе и не замужем за ним, да и вообще все у нее скверно, гадко, отвратительно…

Видимо, по ее лицу пробежала тень, потому что Задворьев спросил:

– Что-то не так? Ты прости, если я не то ляпнул…

– Нет-нет… все нормально… – поспешила заверить его Маша. – Просто я, Леша, не замужем. Так получилось. Конечно, есть человек… и все такое…

– Развелась?

– Нет! – Маша взяла себя в руки и очень твердо и членораздельно произнесла: – Я никогда не была замужем. То есть… как бы была, но…

Задворьев накрыл ее руку своей, отчего она вздрогнула. Он сразу руку убрал и сказал:

– Не надо, Маша… не оправдывайся. Ты жила, как жила. Это твоя жизнь, и у меня нет никаких прав лезть тебе в душу.

Некоторое время они пили свой кофе молча, потом Алексей сказал:

– Ты не думай, что я вообще никому и никогда не был нужен… Конечно, у меня случались романы, я нормальный мужик…

– Ничего я такого не думаю! – перебила его Маша уже с улыбкой. – Я тоже вполне нормальная, а вот почему-то все у меня неудачно складывается. Да и вообще, давай поговорим о чем-нибудь другом! Как тетя Рита? Василий Леонидович?

Алексей как-то нервно стукнул чашечкой о блюдце и ответил:

– Мои родители умерли, Маша… Уж лет пять назад. Один за другим.

– Прости, Леша, я не знала. Они же еще не старые люди. Что-то случилось?

– Мама заболела жутчайшей… какой-то дикой ангиной. Температура под сорок держалась недели две, а потом вдруг раз – отек легких, и все. А отец… Он просто без нее не мог. Он вообще потерял смысл жизни. Он ни в чем без нее не мог разобраться: ни где что лежит, ни что в каком шкафчике, в каком ящичке находится. Все это были мамины заботы. Отец не мог даже смотреть телевизор, потому что привык, что мама всегда у него под боком, привык с ней все обсуждать. Стал плохо есть, перестал за собой следить и как-то тихо угас. Я однажды пришел с работы, а он вроде спит. Я еще часа два ходил на цыпочках, чтобы не разбудить, пока наконец не понял, что он вовсе не спит…

– Ну а ты, Леш! Неужели ты не мог его как-то поддержать?

– Я все делал, что был в состоянии… но заменить ему маму… невозможно… Тут уж как ни старайся…

Они помолчали, а потом Задворьев предложил:

– Слушай, Маш! А давай поедем ко мне! Помянем моих родителей, ты же их хорошо знала. Потом фотки разные посмотрим, школьные… Повспоминаем… Воскресенье, поди… выходной…

Если бы Задворьев не упомянул родителей, Маша решительно отказалась бы. Но тетю Риту и Лешкиного отца она действительно хорошо знала, а потому согласилась:

– Ну… хорошо… Поедем, только…

– Маша! Я тебя прошу… – Лешка скривился. – Не говори ничего лишнего… Я не собираюсь к тебе приставать… Тем более что недавно я познакомился с одной девушкой… Она мне очень нравится… В общем, мы с тобой посидим просто как старые школьные друзья. Я расскажу тебе про Ольгу Гусакову с Пашкой Овчинниковым… Ты ж их наверняка тоже давно не видела…

– Они поженились? – оживилась Маша.

– Там такая история вышла! Хоть роман пиши! Поехали! Я расскажу тебе все в подробностях и по порядку!


В машине Алексея они почти не разговаривали, только улыбались друг другу светло и раскрепощенно. Маша уже радовалась тому, что согласилась поехать. Думы о Павловском как-то истончились и будто покрылись легкой дымкой. Остаток воскресенья, вплоть до возвращения домой, можно будет о нем не думать, а вспоминать беспечные школьные годы. Маша осторожно рассматривала Лешку и удивлялась тому, как здорово он изменился. Брюнетом, конечно, не стал, но лицо утратило свой мягкий овал, нижняя челюсть потяжелела, чуть вздернутый кончик носа опустился. Бывший мальчишка-одноклассник стал мужчиной.

Когда Маша с Алексеем зашли в подъезд, у лифта столкнулись с женщиной, которая окатила их странно враждебным взглядом.

– Здравствуйте, Дина Сергеевна, – сказал Задворьев.

Женщина процедила сквозь зубы что-то маловразумительное. И все то время, пока они втроем ехали в лифте, продолжала бросать на одноклассников жалящие взгляды, от которых Маше хотелось ойкать, как от настоящих укусов ядовитых насекомых. Когда они втроем вышли на одной площадке, Маша решила, что между Лешкой и Диной Сергеевной коммунальные дрязги.

Когда Лешка наконец открыл дверь, Маша первой нырнула в коридор, чтобы поскорее скрыться от назойливого взгляда дамы, которая явно не торопилась войти в свою квартиру. В Лешкиной же сильно пахло женскими духами. Лешка захлопнул дверь, включил в прихожей свет, принюхался и явно расстроился. Маше было наплевать на этот запах. Она хотела спросить Задворьева о том, что он не поделил с соседкой, но не успела. Вдруг дверь комнаты распахнулась, и в ее проеме показалась полуобнаженная девушка. Маша невольно отметила, что она была необыкновенно хороша. Ей очень шла прическа: идеальной формы шарик черных глянцевых волос. Длинная густая челка доходила до самых глаз, очень сильно, но красиво накрашенных. Кроваво алели губы. Все в ней казалось как бы чересчур, в избытке, но именно этим и притягивало. На девушке были черные колготки, а стройный торс всего лишь эффектно замотан стального цвета шелковым шарфом. При этом одна маленькая крепкая грудь оставалась демонстративно обнажена.

– Эльза? Ты что тут делаешь? – удивился Алексей.

– Тебя жду, – певуче отозвалась девушка, вовсе не собираясь прикрываться.

– Ждешь, значит… Понятно… Но как ты сюда попала?

– Здра-а-а-авствуйте! – пропела Эльза, не обращая на Машу ровным счетом никакого внимания. – А кто мне дал ключи?

– Кто?! – еще больше удивился Задворьев.

– Ну ты вообще, Леша! – возмутилась девушка. – Ты, конечно, тогда очень много выпил… Но не думаешь же ты, что я могла взять ключи сама?

Маша посчитала себя лишней при этом разговоре, тем более что Эльзин шарф съехал еще более пикантно, и вот-вот должна была показаться свету и вторая грудь.

– Леш, я пойду, – проговорила она и повернулась к дверям.

– Нет, Маша… С чего это вдруг?! – засуетился Задворьев. – Эльза сейчас уйдет… Мы встретимся с ней в другой раз… – Держа Машу за рукав, он обратился к девушке: – Ты лучше познакомься, Эльза, это моя одноклассница, Маша Задорожная… Мы давно не виделись и хотели бы посидеть вдвоем. У нас масса общих воспоминаний… А потому тебе лучше уйти сейчас…

– Вот интересно… – Эльза капризно надула пухлые губки. – Ты спишь со мной, а посидеть вдвоем хочешь с ней. Согласись, что это нелогично.

Маша опять рванулась к двери, но Лешка держал ее слишком крепко.

– Я не собираюсь растолковывать тебе логичность этого! – рявкнул Задворьев. Я прошу тебя уйти! И вообще прикройся! Не в бане!

Эльза недовольно хмыкнула, натянула повыше свой шарф и ответила:

– Не понимаю, почему я не могу посидеть вместе с вами? Я не буду мешать. А одеться могу хоть в твой спортивный костюм, хоть в акваланг, если он, конечно, у тебя есть!

– Эльза! – еще мощнее гаркнул Алексей. – Меня от твоих дурацких острот тошнит! Ты же знаешь!

– Ну вот что, – резко сказала Маша и выдернула рукав из цепких Лешкиных пальцев, – недосуг мне слушать вашу перебранку! Ты, Леш, главное, не волнуйся. Я все понимаю. Эльза, видимо, та девушка, о которой ты говорил. Останься с ней! Это куда полезнее воспоминаний о давно ушедшем. Открой мне, пожалуйста, дверь!

Лицо блондина Задворьева было уже ярко-малинового цвета. Он видел, что Эльза уходить не собиралась, а потому предложил: