– Как смеешь ты диктовать свою волю твоей принцессе?!

– Я твоя старшая сестра и забочусь о Твоей заблудшей душе.

– Не лги! Ты хочешь властвовать надо мной, хочешь, чтобы я подчинилась тебе.

Анна услышала шелест платья, который удалялся.

– Нет! Нет! Ты не смеешь!

Она билась о безмолвную дверь, затем метнулась к окну, вцепилась в решетку. Анна едва сдерживала себя. Сестра права в одном – есть честь Невилей, и есть доброе имя наследницы престола. Но ведь здесь Филип – и с минуты на минуту он может уехать, и они так и не увидятся!..

Она опять кинулась к двери и в бессильной ярости застыла перед ее непроницаемой мощью. Что же это? Заточить принцессу Уэльскую, как нашкодившую монастырскую послушницу. Она в отчаянии заметалась по покою, затем, немного остыв, подошла к окну и, прижавшись лбом к решетке, стала смотреть в сторону конюшен. Ей было известно, что в Савое несколько дворов, соединенных последовательно, и Филип может уехать так, что она его даже мельком не увидит. Из окна виднелся только угол конюшен, и это бесило Анну. В отчаянии она вцепилась в прутья и стала трясти их. Тщетное усилие. Она была словно в темнице.

Медленно опустившись на корточки у стены, Анна разрыдалась. Ее жгла обида на Изабеллу, бессилие, то, что она оказалась столь глупа, что доверилась сестре. Слезы текли и текли по ее щекам, сердце ныло, захлестывало отчаяние.

Неожиданно она вздрогнула от невесомого прикосновения к плечу. Рядом стоял паж Изабеллы. Они с сестрой совершенно забыли о нем, и Чак так и просидел все это время в углу за камином.

– Не плачь, – говорил негритенок, с трудом подбирая слова и смешно надувая губы. – Ты хороший, а плачешь. Ты добрый. Чак тебя любит. Ты дал Чаку пирога.

Анна какое-то время смотрела на него и вдруг разрыдалась с новой силой.

– Уйди, ох, уйди! Мне так плохо…

Но он не отходил, невразумительно толкуя, что хочет помочь, что он может помочь принцессе. Она не сразу проникла в смысл его слов, но затем, несколько удивленная, спросила: – Что ты говоришь? Ты можешь помочь? Но ведь мы оба заперты!

Мальчонка улыбнулся, обнажив жемчужные зубки.

– Ты не может выйти, мой может. Мой так уже делал. Чак бежит и позовет твой слуги, твой большой пес.

Анна улыбнулась сквозь слезы.

– Да, вот собака меня и спасет. Как же! Вытащит, как принцессу дракон из башни.

Но негритенок не понял ее иронии и продолжал твердить:

– Чак выйдет и позовет людей. Позовет собака. Госпожа будет бить, но Чак уже привык. Его много бить… всегда…

Анна встала на ноги. Какая-то смутная надежда шевельнулась в ней.

– Как ты выберешься отсюда? Негритенок вскочил и бросился к камину, где еще тлели под золой уголья.

– Госпожа один раз уехал и здесь меня забыл. Чак думал, что помирай. Но Бог сделал Чак маленький, как кошка, – и Чак выбрался через трубу.

Анна с сомнением заглянула в дымоход, но паж все твердил:

– Чак полезет, Чак позовет твой люди. Девушка вдруг взяла его за плечи и пытливо заглянула в глаза.

Негритенок усиленно закивал и перекрестился.

– Иисус Христос! Иисус Христос! Он крестился с рвением новообращенного язычника в искренностью ребенка.

– Тогда слушай.

Принцесса опустилась на колени и притянула его к себе.

– Тебе не нужно звать людей, не нужно звать собаку. Ступай в конюшню и найди нового коня. Большой, серый в яблоках, грива и хвост черные. Да понимаешь ли ты, что я говорю?

Мальчик снова закивал головой.

– Чак любит лошадей. Чак любит конюха Джека. Джек разрешал Чаку спать на сене.

– Вот и хорошо. Ты найдешь нового коня. Его зовут Кумир. Повтори. Так. Ты будешь ждать там рядом, пока не придет хозяин коня. Когда бы он ни явился – жди. Он высокий, на нем черный плащ, и у него длинные вьющиеся волосы. Его зовут сэр Майсгрейв. Повтори.

С именем рыцаря было сложнее, но все же и его Чак смог в конце концов сносно произнести. Тогда Анна сняла с шеи ладанку, которую ей подарил Филип, и надела на шею пажа.

– Отдашь ему. Понял? Отдашь и скажешь, что его ждут в гостинице «Леопард», что возле Лондонского моста, вечером, ровно в одиннадцать.

Она еще раз заставила мальчонку все повторить, пока не убедилась, что он ничего не перепутает.

– Ты ведь не подведешь меня? – спросила она.

Чак вытаращил глаза, надулся и снова принялся усердно креститься.

Анна улыбнулась, поцеловала его в лоб и немного подсадила, когда он полез в трубу. Несколько минут она слышала его возню и царапанье, сверху сыпалась сажа. Потом все стихло. Анна перекрестилась. Как бы там ни было, у нее появилась надежда, и теперь оставалось только добиться, чтобы Изабелла выпустила ее до условленного часа.

Весь остаток дня девушка провела у окна. Время тянулось томительно. Раз она заметила внизу маленькую пеструю фигурку Чака, увидела его белозубую улыбку. Паж усердно закивал ей. Ей хотелось хоть что-нибудь выведать у негритенка, но тот уже скрылся под аркой и больше не показывался.

Солнце село, по двору поползли тени. Филипа Майсгрейва она так и не увидела. Девушку била нервная дрожь, и она описывала круги по покою.

Из окна потянуло ночной сыростью, но Анна не закрывала его, пока позади не раздался лязг отодвигаемого засова. Вошли несколько дюжих слуг, учтиво поклонились принцессе и взялись разводить огонь в камине, накрывать стол к ужину, причем двое из них остались стоять у дверей, скрестив на груди руки и всем своим видом давая понять, что они в большей мере стражи, нежели прислуга.

– Передайте вашей госпоже, что я хочу ее видеть, – бесстрастно сказала Анна.

Она держалась невозмутимо. Пусть Изабелле доложат, что она успокоилась. Принцесса не спеша вымыла руки и присела к столу. Слуги чинно наливали ей вино, переменяли тарелки, подавая нож или салфетку. Лица у них были тупые, ничего не выражающие, и Анна едва сдерживалась, чтобы не запустить тарелкой в голову кому-либо из них.

Затем они ушли, и Анна стала ждать Изабеллу. Ее мучил страх, что сестра так и не явится до утра. Ведь она оговорилась, что распорядится отправить весточку в Вестминстер о том, что принцесса останется ночевать в Савое. Что же тогда делать? Филип наверняка будет ее ждать, сколько сможет!..

Неожиданно ей пришла в голову ужасная мысль. Может статься так, что рыцарь сам не захочет встречи с ней. Она принцесса партии противников, к тому же сословная преграда между ними настолько высока, что, исходя из своих представлений о чести, Филип вряд ли рискнет поставить под угрозу ее доброе имя… Однако разве не он любил ее?

Чак кивал и улыбался, видимо давая понять, что поручение выполнено, а значит, Филип принял ладанку, следовательно, принял и ее приглашение… О самой встрече Анна боялась и подумать. Впереди еще столько препятствий, и свидание могло вообще не состояться. Святые угодники, помогите измученной душе!

Анна сейчас не помнила об обещании, лишь недавно данном сестре. Какая глупость – забыть Филипа! О каком покаянии речь? Ведь этот человек назначен ей судьбой, а все остальное – чушь, злые людские выдумки, люди и разлучили их. Анна как бы на время позабыла то, что сама покинула Майсгрейва, и то, что именно он дал ей отчетливо понять, что им не суждено быть вместе, ибо он, хоть и поневоле, женат. Ел переполняла уверенность в том, что они созданы друг для друга, и это так же верно, как десять заповедей.

Когда окончательно стемнело, взошла полная луна. Анна вздохнула. Луна была ее союзницей еще в Бордо. Тем не менее время шло, а за нею никто не приходил.

«Не захочет же, право. Изабелла, чтобы я и спала здесь, на шкуре перед камином?»

Она снова начала метаться по комнате. Она слышала, как колокол отбивает получасы и часы в соседнем монастыре. Восемь, девять… Вот я сигнал тушить огни. Дворец затихал. Слышно было, как слуги закрывают ставни, но где-то еще звучала музыка.

Анна снова стояла у окна. «Что делать, если сестра не придет?» Она слышала журчание фонтана внизу, видела силуэт Соломона, который, поскуливая, бродил по двору. От аркады отделилась гибкая фигура молодого мужчины и пересекла двор. С другой стороны возник закутанный в плащ силуэт женщины. Соломон обрадованно кинулся к ней, и женщина потрепала его по ушам. Так ластиться пес мог только к своим, и Анна догадалась, что это Дебора.

В это мгновение позади лязгнул засов. Принцесса оглянулась, вся напрягшись, словно перед прыжком. На пороге стояла герцогиня Кларенс, сложив руки на груди.

– Итак, моя дорогая, ты все-таки раскаиваешься? Анна была уже в плаще, но Изабеллу это не удивило – в комнате было прохладно, да и огонь в камине теплился едва-едва. Принцесса неторопливо приблизилась.

– Что скажешь?

Ответом послужила оглушительная пощечина. Изабелла отшатнулась и схватилась обеими руками за лицо. Никогда в жизни ее не били, и теперь она была ослеплена и ошарашена.

– Скажу, что вы забываетесь, герцогиня! Как смели вы силой удерживать здесь свою принцессу?! Надеюсь, этот урок кое-чему вас научит.

Анна вскинула голову, глаза ее презрительно сузились, а в голосе зазвучали властные отцовские ноты. Изабелла какое-то время пристально глядела на младшую сестру, а затем склонилась в низком реверансе.

– Прошу простить меня, ваше высочество…

Не говоря больше ни слова, Анна прошла мимо нее и стала спускаться по лестнице. Когда она была уже в холле, ее нагнала Изабелла.

– Куда ты направляешься, Анна? Останься. Я уже отослала твоих людей.

– Я ни минуты не задержусь здесь. А вы, миледи, если не желаете, чтобы сегодняшний инцидент получил огласку и имел немаловажные для вас последствия – уйдите с моей дороги. Прочь!

Холл был освещен всего одним факелом, но и при его мерцающем свете девушка заметила, как переменилась в лице сестра.

– Прости меня, Анна. Я не имела права… Будь великодушна.

– Оставь меня!