– О-о! – тут же включился в игру Пашка. – Тут и твоя фотография, Гуттиэре! Возьмем и ее… на память… Когда ты состаришься, отец, глядя на нее, вернет тебе молодое лицо…

Ольга, восхищенная Пашкиной импровизацией, чуть не захлопала в ладоши, но фрекен Бок оказалась вовсе не лыком шита.

– Что ж вы до сих пор не состарились? – опять взвизгнула она. Амалия, будто ее пнули ногой, мгновенно задвинулась под шкаф, а шкаф, накренившись на один бок, начал заваливаться прямо на хозяйку квартиры.

– Ну, дела! – совсем не по-ихтиандровски выкрикнул Пашка.

Затем он, забыв про свою слабость вынутой из воды рыбы, подскочил к шкафу и подпер его плечом. Амалия, совершенно очумевшая от переизбытка новых впечатлений, выскочила из убежища, и мебелина с оглушительным стуком угнездилась на прежнее место. Собако-кошка с признаками крысиной породы, собравшись с невесть откуда взявшимися силами, подпрыгнула, как какой-нибудь легкий худосочный котенок, в мгновение ока оказалась на плечах у Пашки и заверещала на всю квартиру свое «Му-уа-а-а-ав!». Все происшедшее наделало столько шуму, что в комнату, не дожидаясь условного сигнала, ворвались взволнованные Саша Добровольский со второй московской близняшкой.

– Что тут происходит? – выкрикнул Саша, разбрызгивая во все стороны капли воды со своих волос.

И тут наконец оказалось, что у фрекен Бок вовсе не такие крепкие нервы, какие она только что демонстрировала. Завидев вторую пару Ихтиандра с Гуттиэре, абсолютно ничем не отличающуюся от первых, Капитолина глухо охнула, ее до того розовощекий кофейник побледнел, голубенькие глазки закатились, и она начала съезжать со стула на пол, как только что, играя роль, проделывал Пашка. Два Ихтиандра подхватили фрекен Бок под руки, поволокли к дивану и вместе с девочками, бросившимися на помощь, с большим трудом уложили ее грузное тело в горизонтальное положение. Маша схватила со стола бутылку с оливковым маслом, отвинтила крышку и, как из баллончика с краской, запустила мощную струю в бледный кофейник Капитолины.

– Что ты делаешь! Это же не вода! – крикнула Ольга, но струя масла оказалась тоже вполне действенным средством, потому что фрекен Бок вдруг дернула носом, чихнула и открыла осоловевшие глазки. Увидев склонившихся к ней двух совершенно одинаковых мокрых амфибий и двух тоже ничем не отличающихся друг от друга Гуттиэр, она, насколько могла, вжалась в свой диван и затравленно спросила:

– А если я отдам фотографию, вы ручаетесь, что третий Владимир Коренев ко мне не придет?

– Слово сына доктора Сальватора! – прижал руку к груди Пашка и дернул головой, сбрызнув Капитолину дополнительно к маслу еще и водой.

Фрекен Бок перевела вопрошающий взгляд на второго Ихтиандра, и Саша Добровольский, точно так же прижав руку к сердцу, подтвердил:

– Слово кабальеро, мадам!

Капитолина дрожащей рукой вынула из кармана малинового передника фотографию белозубого молодого человека и протянула Маше. Маша молча взяла фото, сунув в свою очередь бутылку с маслом в руку фрекен Бок. Капитолина тут же сделала из нее хороший глоток, удовлетворенно крякнула, перевела взгляд в глубь комнаты и опять душераздирающе крикнула:

– Ах ты, тварь!

Пятерка молодых людей синхронно повернули головы в том направлении, куда был устремлен гневный взгляд Капитолины, и увидели незабываемую картину. Толстая туша Амалии сидела на коробке с зефиром в шоколаде. Белый зефир под тяжестью ее рыжего тела выполз на стол не только из коробки, но и из шоколада. Из усатой пасти собако-кошки торчал огрызок батона сырокопченой колбасы, и на конце его слегка покачивалась ниточка с фирменным знаком мясоперерабатывающего комбината имени Микояна.

– Тварь! – вновь прорезавшимся голосом еще раз проревела Капитолина. Расшвыряв в стороны Ихтиандров и Гуттиэр, она бросилась на Амалию, воинственно потрясая бутылкой и брызгая во все стороны драгоценным оливковым маслом первого отжима.

– Пожалуй, нам пора! – оторвала всех от захватывающего зрелища Маша, и друзья не без сожаления покинули поле битвы, уже усыпанное арахисом в сахаре и давлеными бананами.


Всю дорогу к дому Катаняна участники боя с фрекен Бок напряженно молчали. Галка без конца забегала перед Ольгой и, заглядывая ей в глаза, повторяла:

– Оля, что случилось? Что случилось, Оля? Да скажешь ты, наконец, что случилось?

Катанян молча шел рядом с ней с погребальным выражением лица, а Оксана Панасюк в паре с Телевизором семенили сзади, боясь даже приблизиться к Ольге, Ихтиандрам и Гуттиэрам.

Когда в комнате у Сани все чинно расселись по стульям, креслам и дивану, Машу вдруг прорвало, и она начала хохотать.

– Ой, не могу! Как она облизнулась, когда я брызнула ей в лицо Санькиным маслом!

– Ага! А потом глотнула это масло прямо из бутылки, как гусар шампанского! – подхватил Павел Добровольский.

– Вспомните еще давленый зефирчик, вылезающий из шоколада эдакими жирными белыми амебами! – веселился второй «из ларца».

– А сам-то каков, сам-то… «Слово кабальеро, мадам!» – передразнила Сашу Добровольского его московская тезка.

– А как «эта тварь» расправилась с колбаской! – залилась смехом Ольга. – «Ма-а-у-у-ав!»

После имитации Ларионовой вопля кошко-собаки компания, посетившая фрекен Бок, развеселилась так, что Галка Калинкина испугалась.

– Похоже, у них там произошло что-то непредвиденное, – шепнула она Катаняну. – Наверное, сначала они молчали, потому что были в шоке, а теперь у них скорее всего коллективная истерика.

– Знаешь, Галя, – подкралась к ней Панасюк. – Вот честное слово, в сценарии не было ничего такого, что могло бы заставить их давить зефир, поить Капитолину оливковым маслом или кормить колбасой какую-то тварь.

– Подтверждаю, – приблизился к ним Телевизор. – Я читал. Там не было слов про кабальеро и мадам!

– Сама знаю, – огрызнулась Галка и так хрястнула по столу кулаком, что с него соскочила большая фарфоровая кружка с не допитым Саней утренним чаем.

Звон разбившейся чашки прозвучал так неожиданно, что все хохочущие мигом замолчали и испуганно уставились на жавшихся друг к другу Галку, Оксану, Катаняна и Телевизора.

– Ой! Что это мы так развеселились? – уставилась на Калинкину Ольга. – Галя! Пока нас не было, у вас что-то случилось?

– Нет, вы только посмотрите на этих артистов погорелого театра! – призвала та друзей, державшихся ближе к ней и подальше от тех самых артистов. – У них был сценарий, а они почему-то несли отсебятину в виде давленого зефира! И теперь они еще нас спрашивают, что случилось!

– Знаешь, Галя, – рассердилась на нее Ольга. – Ты бы лучше нам посочувствовала. Эта Капитолина оказалась демонической женщиной. Она мне сразу весь сценарий спутала. Представьте, Оксанка была права! Фрекен Бок совсем не хотела зефира и кофе с арахисом. Она дико возмущалась, что я не принесла ей гречки с мылом.

– Ну и извращенка! – возмутилась Калинкина.

– Да нет же! – раздраженно помотала головой Ольга. – Не говори глупости! Просто пенсионерам, наверно, действительно не хватает денег на обыкновенные продукты.

– Допустим, – решила согласиться Галка. – Тогда объясни мне, пожалуйста, если ей не понравился наш набор, зачем вы ее насильно поили маслом и кормили колбасой? Зачем специально злили?

– Совсем с ума сошла! – Маша покрутила у виска пальцем. – Я посмотрела бы, каким образом ты смогла бы эту капитальную Капитолину чем-нибудь накормить! Вовсе не она, а ее «тварь» сожрала нашу колбасу!

– Амалия?

– Вот именно!

– И вы позволили какой-то кошке съесть колбасу, за которую мы выложили столько денег?

– Никакая она не кошка, – уверенно заявила Ольга.

– А кто? – окончательно испугался Саня Катанян. – Еще позавчера она была… это… того… кошкой…

– По-моему, она собака.

– Не скажи, – не согласился с Ольгой Паша. – Мне показалось, что это заплывшая жиром морская свинка.

– Да ты что, Пашка! У свинок не бывает таких длинных голых хвостов! – возмутился Саша Добровольский. – Это, наверно, разжиревшая на колбасе крыса.

– Все равно: кем бы она ни была, нечего было отдавать ей нашу колбасу! – стояла на своем Галка.

– Понимаешь, мы не видели, как она принялась за колбасу, потому что как раз в это время упал шкаф и мы все вместе понесли Капитолину на диван, – объяснила Александра.

После ее заявления в комнате повисла тишина могильного склепа. Первой опомнилась Галка и осторожно спросила:

– Скажите, пожалуйста, а после масла со шкафом Капитолина в живых-то осталась или… как?

– Эту фрекен Бок, как старую комсомольскую песню, – не задушишь, не убьешь! Кого хочешь ухайдакает! – зло сказал Паша.

– Они ее еще и душили… – прошептал потрясенный до глубины души Телевизор.

– Так! Все! – решила взять дело в свои руки Оксана. – Рассказывай ты… Ольга, – и она ткнула тоненьким пальчиком в живот Ларионовой. – И чтоб с самого начала, по порядку и в подробностях! А вы все молчите, а то совершенно неизвестно, до чего еще мы сегодня договоримся.

– Пожалуйста! Звоню я, значит, в дверь… – начала душераздирающее повествование Ольга.

Сначала ее слушали с серьезными каменными лицами, особенно те ребята, которые не участвовали в самом спектакле. Но когда дело дошло до обморока Капитолины и приключений жирной рыжей и толстой морской свинки, хохотать начали абсолютно все присутствовавшие в комнате Сани Катаняна.

– Теперь, надеюсь, у вас больше нет вопросов? – спросила друзей Ольга, когда они наконец отсмеялись.

– Ну… вообще-то… один меня еще очень мучает, – смущенно сказал Телевизор.

– Ну, тогда задавай его! – разрешила Ольга.

– Я что-то так и не понял, для чего вы зефир давили?

После этого вопроса Казбекова все опять покатились со смеху. И смеялись до тех пор, пока не заболели скулы и животы.

– Ну, знаете, я эти каникулы никогда не забуду, – сказала наконец Маша, в изнеможении откинувшись на спинку кресла. – Думаю, что мы у вас в долгу. К весенним каникулам, когда вы к нам приедете с ответным визитом, мы просто обязаны найти в Москве какую-нибудь фрекен Бок или хотя бы Лису-Алису, чтобы вам тоже не было скучно. А если не найдем, то, как говорится, ее стоит придумать.