Она сидела против него, и свет фонарей падал на его лицо, тогда как Эмма оставалась в тени. У нее было ощущение триумфа, потому что удалось заставить его выполнить ее волю. И вместе с тем — ненависть. К нему, к Джейн Миддлтон, к сэру Гарри, к самой себе. За то, что теперь, когда она впервые одна с этим человеком, она не может вести себя с ним по-другому. Она не испытывала страха перед Гревиллом. Ее ненависть давала ей силы. Эту женщину, которую он любил, она покажет ему в истинном свете. А потом, насмеявшись над ним, уедет.

Эмма собиралась говорить с ним кратко и холодно. Но как только она погрузилась в воспоминания, открылись все старые раны ее души. И она вспомнила о нищете, в которой жила. Ее голос дрожал от тайной боли, сердце обливалось кровью.

— Я призываю вас рассудить меня и Джейн Миддлтон! — закончила она, вперив в него пламенный взгляд. — Что сделала я такого, что ей можно растоптать меня? Может быть, мне следует принимать ее оскорбления за милость? Униженно, не моргнув глазом?

Он слушал молча. Но теперь, оживившись поднял голову:

— Униженно? Но вы не выглядели униженной, мисс Харт. И вы отомстили леди Галифакс. И не она была причиной того, что могла сегодня оказаться вдовой!

Она гневно вскочила:

— Дуэль? Я не хотела ее. Я даже ничего не знала о ней!

— А ваше письмо? Оно было для леди Джейн как удар кинжалом в сердце!

— Удар кинжалом? Да, так оно и должно было быть! Наконец-то она почувствовала, каково это — терпеть издевательства и не иметь возможности сопротивляться!

Захохотав, она откинулась на подушки экипажа. От судорожного смеха она задохнулась, кровь бросилась ей в лицо.

Изумленный Гревилл гневно глядел на нее:

— И вы еще радуетесь? Вы нисколько не раскаиваетесь?

Она засмеялась еще громче и язвительней.

— А она раскаивалась, когда толкала меня в грязь? Неужели у необразованной девушки из народа должны быть более тонкие чувства, чем у благовоспитанной леди?

Гревилл смущенно кивнул.

— Старая история! Ваша мать допустила ошибку, послав вас в школу для благородных девиц. Леди Джейн никогда не дала бы вовлечь себя в столь необдуманный поступок, если бы вы не вышли за границы своего сословия.

Эмма, лишившись дара речи, глядела на него:

— И это все, чем вы можете ответить на мое обвинение? И вы еще оправдываете ее? Ну да, вы… — Она до дрожи боялась произнести слово, которое было у нее уже на губах. И все же произнесла, еле дыша, страстно, как будто ее толкнула на это чужая рука:

— Ну да, вы любите леди Галифакс! Вы обожаете ее!

Слово вылетело. Ведь именно этого хотела она с тех пор, как Смит сообщил ей, кто стоит у опрокинутой коляски. Для того она и заставила Гревилла принять ее помощь. Для того и посадила его напротив себя. Она следовала своему внутреннему зову. И все только для того, чтобы бросить в лицо Гревиллу эти слова. Это обвинение, брошенное с опаской и надеждой, обвинение, таившее в себе боязливый вопрос.

Сэр Гревилл вскочил со своего сиденья.

— Ну что вы говорите! — воскликнул он возмущенно. — Мне любить леди Джейн? Кто выдумал эту чепуху?

— Я слышала такие разговоры. А что, разве это не правда?

Он невольно поднял руку, как бы для клятвы.

— Это ложь! Наглая клевета!

Глубокий вздох освободил ее грудь. Она верила ему. Но продолжала свои вопросы. Ей так хотелось слышать это еще и еще! Она пожала плечами как бы в сомнении:

— Ну да, отрицать — ведь это долг кавалера.

— Мисс Харт! Вы слишком много себе позволяете! — вскипел он, и глаза его блеснули угрозой. Потом он, казалось, одумался. — Если бы вы пообещали мне хранить молчание… мне неприятно…

Она улыбнулась.

— Даю вам слово, сэр Гревилл!

— Ну так вот — мое общение с леди Галифакс объясняется тем, что я добиваюсь руки ее сестры Генриетты. Я просил леди Джейн прозондировать это у ее отца. За этим я и приехал сейчас к лорду Галифаксу.

Он добивался руки другой…

Она почувствовала, что кровь отлила от ее лица, и укрылась в темноте кареты.

— И что вам ответила леди Джейн? — беззвучно спросила она спустя некоторое время. — Она подала вам надежду?

Он горько рассмеялся.

— Надежду? Мне следует доказать, что я владею состоянием соответствующим моему сословию. Соответствующим сословию! Лорд Миддлтон богат, и дочери его избалованы. Мое место в департаменте иностранных дел едва позволяет мне вести скромную жизнь холостяка. Я — младший сын, у меня нет состояния, зато есть долги. Мой дядя, сэр Уильям Гамильтон, хоть и очень богат, но женат и еще не так стар, чтобы не иметь наследников. Поэтому этот план не осуществился.

— И это вас огорчает, не так ли? — спросила она, пытаясь шутить, не спуская глаз с его губ. — А красива Генриетта Миддлтон? Вы ее любите?

Вместо ответа он пожал плечами.

Эммой овладела блаженная усталость. В сердце ее разлилась тихая, теплая радость. Так бы и ехала она всю ночь, сидя против него, слушая тихий стук дождя по крыше экипажа. Он звучал как нежная убаюкивающая песня.

Когда карета остановилась на станции, она вздрогнула. И впрямь, она спала. Смущенно попросила Гревилла извинить ее. Он вежливо улыбнулся, проводил ее в деревенскую гостиницу и заказал чай и закуску на двоих. Пока они ели, должны были сменить лошадей и привезти раненого кучера. Эмма хотела тут же уехать, а Гревилл собирался остаться до утра.

За скромной трапезой им прислуживал Смит, и разговор шел только о безразличных вещах, как у людей, впервые встретивших друг друга. Гревилл болтал о своей службе, о своем пристрастии к старинным картинам и минералам, на покупку которых он потратил свои последние сбережения и даже залез в долги. Тихая жизнь ученого-дилетанта доставляла ему радость. Его квартира у Портмэн-сквера была набита раритетами, которые он усердно старался приумножать. У него была поразительная картина, изображавшая Венеру; происхождение этой картины было точно неизвестно, но он приписывал ее Корреджо.

— Если мне удастся доказать ее подлинность и если моя коллекция минералов станет полной, я смогу, продав их, составить себе небольшое состояние!

— И тогда вы приведете в дом жену, не правда ли?

Он опять пожал плечами:

— В моем положении нужно быть очень богатым, чтобы иметь возможность жениться! Поэтому мне, наверно, придется остаться холостяком.

Она испытующе взглянула на него. С ее губ готов был сорваться вопрос.

— Но ведь жизнь холостяка тоже довольно удобна! — сказала она шутливо и как бы между прочим. — В Лондоне найдется, наверно, немало красивых девушек, которые отдадут вам свою любовь, не требуя брака!

Он покачал головой с отвращением.

— Это не для меня! Такие девушки неверны, а я ревнив. Однажды, правда, я был близок к тому, чтобы пойти на такую связь.

Его странный, насмешливый взгляд нащупал ее глаза. Она поняла, что он имеет в виду, ей как раз и хотелось навести его на эту тему.

— На связь? — спросила она небрежно, пряча свое напряжение. — Наверно, это забавная история? Нельзя ли узнать о ней?

Он взял из рук Смита стакан чая.

— Это было в театре Друри-Лейн во время представления «Ромео и Джульетта», там я увидел девушку, которая показалась мне желанной. Она была молода, красива и казалась совсем не испорченной. С ней случилась небольшая беда, в которой я смог ей помочь. Это и дало мне возможность познакомиться с ней. Она служила продавщицей в ювелирном магазине на набережной.

Эмма постаралась улыбнуться.

— Продавщицей? Она сама вам сказала об этом, или это было видно по ней?

— Я навел о ней справки, но не мог продолжать знакомство, так как должен был ехать в Шотландию. Когда я вернулся, она уже там не работала. Она сблизились с некоей миссис Келли, одной из тех недвусмысленных особ, которые живут за счет своих любовников.

— И вы не сделали ничего для спасения девушки?

— Что я мог поделать? Она ведь добровольно ушла к миссис Келли!

— А разве не могли ее обмануть? Что, если она раскаивалась в совершенном шаге, мечтала о помощи, освобождении? А может быть, она ушла к этой миссис Келли только потому, что считала себя забытой вами! Знала она ваше имя?

Он скользнул по ней полусочувственным, полупрезрительным взглядом:

— А что, разве необходимо торжественно представляться подобным дамам? Впрочем, не жалейте вы уж так эту девушку, мисс Харт. Она быстро утешилась. Теперь она невеста богатого человека, которого любит!

Он поклонился, не сводя с нее глаз, как бы ожидал дальнейших вопросов. Но вошел хозяин и доложил, что все готово к отъезду.

Гревилл встал и, как человек благовоспитанный, коротко поблагодарил Эмму за помощь и приятное общество. Потом предложил ей руку, чтобы проводить ее до кареты. Но уклонившись от его помощи, охваченная тайным ужасом, она вскочила и поспешно вышла на улицу.

Потом она ехала одна в карете. Темной беззвучной ночью…

Глава двадцать вторая

В Лондоне Смит запасся всем необходимым для поездки в Хадн. Эмме ни до чего не было дела. Она отвечала на его вопросы, но в следующее же мгновение обо всем забывала. У нее было ощущение, что череп ее пуст, а в жилах нет крови. Ее знобило в душном жарком городе, в отеле она сидела перед накрытым столом, не прикасаясь ни к одному блюду. Бродила по улицам с таким трудом, будто у нее отнялись руки и ноги. Она чувствовала себя еще несчастнее, чем тогда, когда она таскалась по тем же улицам, чтобы выманить у мужской похоти позорный кусок хлеба. Она была бесчестной, сегодня, как и вчера. Гревилл презирал ее.

Ромни? Может быть, пойти к Ромни?

Она стояла у его дома на Кавендиш-сквер. Ромни принял бы ее с распростертыми объятиями, жадно пожирал бы ее красоту глазами художника. В ее потерянности он открыл бы, возможно, новое очарование. Ведь сделал же он тайно наброски с нее для Марии Магдалины, когда она, разочарованная и сломленная, вернулась от Шеридана? Во всем, что волновало ее сердце, он черпал сюжеты для своего искусства. Она была для него только моделью и ничем больше. Как бы он ни настаивал на обратном. И он стал бы расспрашивать ее… Копаться в ее ранах…