Ночами она была душой вакханалий, никогда не обнаруживая ни малейшего признака усталости. У карточных столов она проигрывала деньги, которыми ее расточительно снабжал сэр Гарри, со спокойствием какого-нибудь лорда Балтимора и участвовала в мужских разговорах об охоте и спорте так, будто она родилась в седле и выросла в привычной атмосфере спортивных игр золотой молодежи. Она неустанно придумывала новые увеселения. Подражая французским пасторалям, о которых ей рассказывал сэр Гарри, она населила боскеты и дорожки большого парка влюбленными парочками, вздыхавшими на звезды и воспевавшими луну. Потом во главе шумной толпы она выскакивала из леса, окруженная сворой тявкающих собак, а за ней — сатиры и фавны с факелами в руках, нарушающие тишину летней ночи хохотом, криками и разнузданными плясками. Рейнолдс и Ромни, приглашенные в Верхний парк сэром Гарри, увидели ее здесь в красном отблеске факелов и состязались друг с другом, стараясь передать молодое очарование прекрасной «вакханки», которое казалось им символом неистребимой жизнерадостности.

Слава об этих празднествах пронеслась по всему Суссексу и Хэмпширу. Сначала приезжали только молодые кавалеры, а дамы их с опаской избегали соприкосновения с Гебой Вестиной «божественного ложа». Но постепенно жажда развлечений пересилила сопротивление соблазну, тем более что отовсюду доносилась молва о достойном поведении Эммы, которая держалась строго в рамках приличий. Никому не удалось наблюдать ни малейших признаков ее благосклонности к сэру Гарри, и никто никогда не осмелился приблизиться к ней иначе как с глубоким почтением. А окончательно сопротивление было сломлено самим сэром Гарри в тот день, когда он объявил публично, что в Эмме следует видеть будущую леди Фезерстонхаф.

Узнав об этом, Эмма улыбнулась. Этого она и добивалась. Добровольно пошел он к ней в рабство, нетерпеливо считая часы, отделявшие его от времени, когда он сможет назвать своей ее красоту. И всего этого она достигла со смеющимся лицом и холодным сердцем. Без тени лжи.

Цирцея, волшебница.

* * *

Только один из соседей сэра Гарри упорно отклонял все приглашения в Верхний парк. Лорд Галифакс был некогда самым разнузданным и дерзким среди молодых гуляк графства, но в последнее время он все больше и больше уклонялся от беспутного образа жизни людей своего круга. Он был полностью под влиянием супруги, которая так гордилась своим дворянством, что приблизиться к ней можно было только доказав наличие не менее восьми колен безупречных предков. Свое отсутствие лорд Галифакс всегда оправдывал тем, что леди Джейн чувствует себя неважно. Сэр Гарри как будто верил этому, но Эмма знала лучше, в чем здесь причина.

Леди Галифакс… была не кто иной, как Джейн Миддлтон.

Со средины июля на большом поле у Верхнего Парка каждый день проходили скачки. Здесь любители спорта тренировали своих коней, которым предстояло в августе участвовать в эпсомских дерби[41]. Все дворяне округи принимали участие в этих тренировках. Приезжали и дамы и следили за скачками, сидя в своих экипажах. А потом устраивали на опушке леса пикники, смеялись, любезничали и всячески развлекались до самого солнечного заката. Эмма избегала этих развлечений, ссылаясь на нездоровье, как леди Галифакс. Но следила за тем, чтобы сэр Гарри всегда на них присутствовал. Гнала его на зеленый луг защищать честь своей конюшни. По вечерам он рассказывал ей о мелких событиях дня. И Эмма дождалась того, на что рассчитывала: появились Галифаксы и обещали приехать и на следующий день.

В эту ночь Эмма не сомкнула глаз. С раннего утра она послала сэра Гарри на бега, а сама, сказавшись больной, удалилась в свою комнату. Но едва он уехал, она велела заложить экипаж и приказала служанкам одеть ее. Она выбрала великолепное платье, которое сгодилось бы и для приема у королевы. Она послала на бега грума, который должен был дать ей знать, как только там появится леди Галифакс. Но она уже была одета, а грум все еще не появлялся. В нетерпении спустилась она во двор и села в уже приготовленный экипаж, лихорадочно считая минуты. Наконец грум явился. Задыхаясь от быстрой скачки, он в ответ на ее резкий вопрос смог только кивнуть головой. А кучер уже стегал лошадей…

Подъехав к длинной цепочке карет, Эмма медленно двинулась вдоль всего ряда, небрежно откинувшись на сиденье, с улыбкой отвечая на приветствия знакомых. Глаза ее украдкой скользили по лицам, экипажам, лошадям. В середине ряда она увидала те цвета, которые искала.

На высоких козлах кареты сидел рядом с кучером лорд Галифакс в сером сюртуке, держа в руках поводья. В глубине кареты господин, сидевший спиной к Эмме, протянутой рукой указывал на стартующих в поле всадников. Лица его не было видно. На него она и не обратила внимания. Ее горящие глаза остановились на сидевшей с ним рядом изящной женской фигурке, обратившей к нему красивое, гордое лицо. Из-под широкой шляпы с развевающимися лентами она с улыбкой глядела на спутника. Джейн Миддлтон…

Рядом с экипажем лорда Галифакса было как раз свободное место. По распоряжению Эммы кучер направил именно туда их карету. При въезде в ряд колеса экипажей столкнулись, и все сидевшие в экипаже повернулись к Эмме. Она стояла в карете во весь рост, схватившись за спинку козел, уставив горящие глаза в лицо леди Джейн, но вдруг побледнела и, дрожа, упала на сиденье. Это лицо — лицо человека рядом с Джейн Миддлтон…

Шум скрипящих колес вывел ее из оцепенения. Лорд Галифакс старался заставить своих лошадей оттянуть экипаж, не задев кареты Эммы. Леди Джейн сидела, откинувшись на подушки в глубине кареты, оживленно беседуя с Овертоном, возможно, нарочито повернувшимся к Эмме спиной. Глаза Джейн, проезжавшей мимо в карете, равнодушно скользнули по Эмме, как бы не видя ее. На ее губах была все та же гримаска высокомерия, с которой она некогда, у миссис Баркер, задавала Эмме свои вопросы…

Мистер Лайен в Уэльсе дровосеком был,

В Северном Уэльсе деревья он валил.

Забыв все на свете, Эмма вскочила с сидения:

— Почему вы ударились в бегство, леди Галифакс? — выкрикнула она громко с язвительным хохотом. — Неужто вы так малодушны, что боитесь меня?

На застывших лицах пассажиров отъезжавшего экипажа не было никаких признаков того, что они услышали эти слова. С тем же холодным спокойствием Джейн продолжала говорить, Овертон демонстрировал Эмме свою спину, лорд Галифакс направлял назад свой экипаж. Он проехал за рядом экипажей к месту старта и там остановился…

Узнав от знакомых о том, что приехала Эмма, сэр Гарри, сияя от радости, устремился к ней, чтобы поздороваться. Окруженная толпой друзей, обступивших ее карету, Эмма улыбаясь, весело отшучиваясь, слушала поток комплиментов, обращенных к будущей леди Фезерстонхаф. Но мысли ее путались, перед глазами плясали красные огоньки. Она не слышала того, что произносили ее губы, ничего перед собой не видела.

Но когда новый заезд отвлек ее собеседников и она осталась одна с сэром Гарри, силы ей изменили. Он испуганно склонился над ней, спрашивая ее о причине внезапной перемены, и тогда она беззвучно разрыдалась. Бросившись на подушки, она лежала — бледная, недвижимая, и слезы текли по ее щекам. А потом, так как он настаивал на том, чтобы узнать причину, она рассказала ему все. Он стиснул зубы. В глазах вспыхнул гнев. Вскочив на козлы, он направил карету к стартовой площадке. Заметив его приближение, лорд Галифакс хотел было уклониться от объяснения, снова выехав из строя карет. Но сэр Гарри действовал быстрее. Неистово хлестнув лошадей, он поставил свой экипаж на пути экипажа лорда.

— Алло, сэр Фезерстонхаф, — крикнул лорд Галифакс, — вам угодно шутить или вы не владеете своими лошадьми?

— Владею и лошадьми и собой! — отвечал сэр Гарри, спускаясь с козел и помогая выйти из кареты Эмме. — Я просто не хочу упустить случая представить миледи в лице мисс Эммы Харт мою невесту. И зная всем известную доброту миледи, я очень надеюсь, что это будет воспринято по-дружески! Voila се que j'espere[42]!

Он подвел Эмму к дверцам кареты и отвесил леди Джейн торжественный поклон, направив на нее пристальный взгляд. Но она не обратила на него ни малейшего внимания. Глядя в упор на Эмму, она сидела, откинувшись на подушки, и как бы рассеянно играла платком, держа его в руке, покоящейся на дверце. Вдруг он упал у нее и полетел к ногам Эммы в песок.

Леди Галифакс с удивленным видом взглянула на своего супруга.

— Мисс Эмма Харт? Мне что-то кажется, Огастес, что раньше ее звали иначе. Помните красивую маленькую служанку, которая в Хадне несла за нами индюшку? Я еще подарила ей за это шиллинг!

Глухой звук вырвался из груди сэра Гарри:

— Миледи!

Она с улыбкой кивнула ему, будто только теперь увидела его:

— Ах, сэр Гарри, здравствуйте, как поживает ваша уважаемая матушка, леди Фезерстонхаф? — И не дожидаясь его ответа, она обратилась к сидящему возле нее господину: — Не знаете, Гревилл, куда я подевала свой платок? Ах, он выпал из кареты, вон он лежит там, возле малышки! Поднимите же его, Эмма! — И она с глазами, полными злости, протянула к ней руку, шевеля пальцами.

Устремив горящий взор на растерянно мигавшего Галифакса, сэр Гарри, выпустив руку Эммы, поднял платок и передал его Джейн.

— Ваша милость позволит мне выступить в роли маленькой служанки! — сказал он с холодным достоинством и сделал знак своему кучеру отвести лошадей в сторону.

— Милорд Галифакс, путь свободен!

* * *

Гревилл! Почему Джейн назвала его Гревилл?..

Поговорив еще несколько минут с одним из друзей, сэр Гарри возвратился с Эммой в Верхний Парк. Все время краткого пути они просидели рядом друг с другом молча. Только однажды он прервал свои мысли:

— Она подарила вам шиллинг? — спросил он. — Можно узнать, что это значит?