Его глаза, горящие под густыми кустистыми бровями, встретились с глазами Эммы, и ее охватила дрожь. Никогда в жизни не видала она такого дикого взгляда. Он вырывался из-под тяжелых век, как хищный зверь из густых зарослей своего убежища.

Она хотела выдержать его взгляд — и не смогла. Казалось, в уродстве этого человека действительно таилась какая-то неодолимая, покоряющая сила. Казалось, его худое тело состоит из одних сухожилий; жесткие темные руки выглядывали из широких рукавов красного домино; смуглые пальцы отливали каленым железом. Слегка вьющиеся редкие черные волосы покрывали крупную голову, черты загорелого лица были резкими, а багровый шрам, пересекавший лицо от левого уха до правого угла рта усиливал выражение жестокости. Именно такими представляла себе Эмма пиратов, о которых ходили в народе страшные истории: пираты нападали на мирные города, убивали мужчин, насиловали женщин, опустошали грабежами целые страны.

По-видимому, он понял по ее глазам, какое произвел впечатление, и губы его раздвинула улыбка.

— Вы хотите уйти, мисс? — спросил он. — Позвольте мне ради вашей безопасности сопровождать вас.

Он не спускал с нее глаз. Она хотела отказаться, но не смогла произнести ни слова.

Принц Георг принужденно рассмеялся.

— Послушайте, сэр Джон, если вы отобьете у меня эту девочку… Перебежать дорогу лицу королевской крови — это государственная измена.

Сэр Джон отвесил легкий поклон, в котором сквозила насмешка.

— Любви неведомо преступление против монарха, принц. Я положусь на решение короля.

Принц Георг прикусил губу.

— Еще бы! Будь его воля, я бы и сегодня не знал, что на свете существует два пола. По счастью, здесь должен решать другой человек сама Эми. — Он улыбнулся ей своей легкомысленной улыбкой. — Пикантная ситуация для тебя, не так ли? Ты — Ева в раю, и дьявол вложил в твою руку яблоко с древа познания. Но перед тобой два голодных Адама: принц, который в один прекрасный день станет королем, и бравый герой-моряк, которому уже в следующей битве пушечное ядро может снести его обольстительную голову Адониса. Ну, решай, кому ты отдашь сладкий яд?

Она снова обрела спокойствие. Слова обоих мужчин казались ей пустой болтовней, а бессмысленный смех принца, его бахвальство вызывали у нее отвращение. Ничего королевского не находила она в нем, ничего величественного. Она молча окинула его полным презрения взглядом и направилась к выходу.

В этот момент у большого стола раздался громкий крик.

— Девятнадцать тысяч! В банке девятнадцать тысяч фунтов! Кто держит пари? Две сотни фунтов за Люцифера! Сто за Асмодея!

Призыв разнесся по всему залу, и оргия внезапно прекратилась. Музыка умолкла, и все устремились к столу, чтобы поставить на одного из игроков. Толпа захватила Эмму и увлекла ее. Сдавленная со всех сторон, она оказалась в первом ряду зрителей, рядом с лордом Балтимором. Действие разворачивалось прямо перед ней.

Поставив локти на красное сукно стола, лорд Балтимор сидел почти не двигаясь, храня ледяное спокойствие. Напротив него откинулся на спинку стула сэр Уотфорд. Он задыхался, в его впалой груди что-то сипело и свистело; в глазницах голого черепа, как блуждающие огоньки, горели глаза; дрожащие руки и ноги непрерывно судорожно двигались. Перед игроками в центре стола лежала груда золота и банкнот, девятнадцать тысяч фунтов — банк, который держал лорд Балтимор.

— Игра продолжается, — объявил он холодным тоном. — Приниматься будут ставки не менее десяти тысяч фунтов.

Сэр Уотфорд резко выпрямился.

— Ставлю только я, — закричал он в бешенстве, сверля лорда взглядом. — Ва-банк! Ты удивлен, Люцифер?

Лорд Балтимор как бы с состраданием пожал плечами.

— Чему я должен удивляться? Другую колоду.

Ему подали новую колоду. Он подвинул ее своему противнику, и тот, сорвав бумажную обертку, перетасовал карты и снял. Затем вернул колоду лорду Балтимору. Тот также перетасовал, дал сэру Уотфорду снять и положил первую карту рубашкой вверх на стол. Неторопливо совершалась торжественная церемония, в которой однако, чувствовалась растущая напряженность и тревога.

— Красное или черное? — спросил лорд. — Что выбирает Асмодей?

— Красное — цвет Люцифера, будь они оба прокляты! Асмодей выбирает черное.

Быстрым движением сэр Уотфорд открыл карту. Красное. Бубновая десятка. С яростным криком он швырнул лорду Балтимору вексель.

— Продолжим игру?

Лорд Балтимор спокойно присоединил вексель к банку.

— В банке сто восемьдесят тысяч фунтов[14]. Игра продолжается.

— Ва-банк!

Никто уже не заключал пари. Происходило нечто чудовищное, неслыханное; всех охватило оцепенение.

Еще одна новая колода. Снова тасуют и сдают. Снова на столе карта, рубашкой вверх.

— Черное! — сказал Асмодей.

— Красное! — отозвался Люцифер.

Очередь открыть карту перешла к лорду Балтимору. Рисуясь, он хладнокровно взял со стола нож и направил его острием к карте. На какое-то мгновение его рука застыла в воздухе, хотя и не дрогнула. Затем сталь медленно вошла в карту и перевернула ее.

Черное. Туз пик.

Раздался общий крик. С пронзительным торжествующим смехом сэр Уотфорд резко подался вперед и устремил злобно сверкающий взгляд на лицо своего противника.

— Побежден! Побежден! Сорван красный банк. Ты еще не удивлен, Люцифер?

Лорд Балтимор не выказал ни малейшего волнения.

— Счастье своенравно, — сказал он холодно, — я давно уже постиг это.

Он хотел подняться, но сэр Уотфорд остановил его:

— Останься, если ты человек чести. Игра не кончена. Эго наше последнее сражение. Я любил женщину — ты отнял ее. Я был первым в Лондоне прожигателем жизни — ты превзошел меня. Я основал Клуб Адского огня — тебя избрали его президентом. Что бы я ни создавая, ты приходил и разрушал это. И пока мы дышим, мы враги. Так слушай же! Эта банкноты, векселя, золото — все это я ставлю против твоего трона. Люцифер. Выпадет красное — все твое, выпадет черное — мое. Трус тот, кто отступит!

Лорд Балтимор сел.

— Игра продолжается.

Напряжение присутствующих сменилось громким хохотом. Гениальную фантазию сэра Уотфорда встретили, как самые рискованные прыжки цирковых клоунов, рукоплесканиями и дикими выкриками.

На этот раз карту предстояло открыть Асмодею. Он протянул руку, но внезапно остановился.

— У меня несчастливая рука, — пробормотал он и, как бы выискивая что-то, осмотрел ряды зрителей. Его взгляд с удивлением остановился на Эмме. — Что делает тут это невинное дитя. Покажи-ка мне свою руку, маленький ангел. Клянусь Аполлоном, это рука Венеры, и линия жизни глубока и сильна. Это судьба. Тебе вверяю я свое счастье. Подойди! Открой ее!

Он схватил руку Эммы, чтобы получше разглядеть ее, затем указал ей на карту. И как бы уступая неодолимому принуждению, Эмма схватила карту и открыла ее.

Черное. Король треф.

Обезумев от радости, сэр Уотфорд поднял руки.

— Я знал, что придет день, и я отомщу. Вот он, этот день. Долой с трона, Люцифер! Снимай корону! Все теперь мое, мое!

Он сорвал с головы лорда Балтимора украшенную рогами корону дьявола и надел ее на себя. И внезапно, разразившись диким смехом, погрузил руки в груду банкнот и золотых монет стал разбрасывать их, совать в руки Эммы, сыпать на головы толпы.

— Нет больше Люцифера! Он был самозванцем и лжецом. Не говорил ли он, что счастье в золоте, и потому играл, присваивал, копил? Но это неправда, все зло от желтого божества. Прочь, я не хочу больше этого видеть! Набивай себе карманы, Люцифер, жри, давись, пока не лопнет утроба!

Он швырял ему золото полными пригоршнями непрерывно повторяя при этом вопрос, который не давал покоя его бедному больному мозгу:

— Ты удивлен? Ты наконец удивлен, ненавистный человек?

Лорд Балтимор смерил его взглядом, как бы желая обнаружить последнюю тайную слабость противника.

— Я не удивлен, — сказал он медленно своим резким голосом, подчеркивая каждое слово, — я полон сострадания к тебе, Асмодей. Ты безумен.

Ответом ему был короткий пронзительный смех. Внезапно сэр Уотфорд успокоился.

— Я знал, что ты так скажешь. У тебя ничтожный мозг, ты не в состоянии следовать моим мыслям. И все вы тут полоумные и глупцы. Вам понято лишь то, что можно увидеть. Ну так вот, смотрите. Я буду держать тронную речь. Поди сюда, маленький невинный ангел, возведи меня на адский трон Люцифера.

Он схватил Эмму за руку и поднялся с ней к трону. Охваченная странным оцепенением, Эмма не противилась. Какое-то мгновение сэр Уотфорд сидел на троне Люцифера. Его бескровные губы сложились в гримасу, как будто он сам смеялся над собой. Его руки что-то искали в складках широкого домино; затем он выпрямился и подошел к краю подиума. Теперь, когда он заговорил, голос его был абсолютно спокоен. В нем уже не было ничего резкого, он звучал тихо и мягко, как голос человека, погруженного в глубокое раздумье. Сэр Уотфорд не отвечал на выкрики толпы. Всякий раз он ждал, когда наступит тишина, и тогда продолжал свою речь.

— Вот вам тронная речь Асмодея. В короле народ хочет видеть высшее воплощение своей сути. Ваша суть проста. Я — самый простой из вас. Поэтому я ваш король. Жить и дать жить другим — так гласит закон. Люцифер издал второй закон: ничему не удивляться. Этот закон ложный. Кто ничему не удивляется, ничем и не интересуется. Тот же, кто ни к чему не проявляет интереса, не живет по-настоящему. Поэтому я отвергаю ложный закон и вместо него провозглашаю другой: интересоваться всем, стараться все постичь. Я хочу править любознательным народом и быть королем сенсаций.

Еще мальчиком я интересовался своими родителями, я их изучал. Они ненавидели и обманывали друг друга. Это было моей первой сенсацией. Юношей я интересовался дружбой и любовью. Я узнал их в тот день, когда лорд Балтимор увел мою жену, — это моя вторая сенсация. С тех пор я всегда удовлетворял свое любопытство и сполна насладился сенсациями. Лишь одна остается мне, последняя и самая большая: что предстоит нам по ту сторону жизни? Загадка всех загадок. Любознательный народ стремится решить ее. Но миссия короля — быть впереди и тут. Да разорвет он покров, за которым таится эта загадка. И пусть это будет моей миссией, моей последней сенсацией. Что будет потом? Я хочу ответа на этот вопрос. Я хочу знать, знать, знать!