Она обвила руками шею Эммы и привлекла ее к себе, чтобы поцеловать. Эмма невольно отпрянула. По лицу мисс Келли скользнула какая-то тень. Она медленно выпустила девушку.

— Нет, ты меня не любишь, — сказала грустно. — Никто не любит меня.

— О, миледи!

— Миледи! Почему ты говоришь со мной так холодно, так официально? Если бы ты меня любила, ты звала бы меня Арабеллой, а я тебя Эми. — Казалось, она погрузилась в мрачное раздумье, но вдруг встрепенулась, и в глазах ее блеснул гнев. — Разве ты не видишь, что я страдаю по тебе? Зови меня Арабеллой, слышишь? Я приказываю, я этого хочу!

Полуиспуганная, полуочарованная странным обращением мисс Келли, Эмма с трудом выговорила:

— Арабелла…

Мисс Келли радостно засмеялась.

— Как робко! И ты еще хочешь стать актрисой! — Она насмешливо сморщила губы. — Я тоже когда-то хотела, пока не обнаружила, что это совершенно лишнее — становиться кем-то. Даже самая великая актриса — всего лишь содержанка мужчины. Что ты так возмущенно на меня уставилась? Это именно так. Однако я не стану тебя обескураживать. Кроме того, искусство до сих пор еще самый легкий и быстрый способ показать себя. Так что учи, запоминай, декламируй, а если хочешь ходить в театр — у меня везде ложи, пользуйся ими, сколько тебе угодно. — Она взглянула на часы, стоявшие поблизости на камине. — Уже так поздно? Скоро явится мой гость. Знаешь кто?

— Мистер Ромни?

Мисс Келли сделала пренебрежительный жест.

— Ах, этот? Он вообще здесь больше не появится. Я порвала с ним. У него постоянно приступы высокой нравственности, и тогда он желает играть роль моралиста. Нет, придет толстячок. Он хочет полюбоваться мною в новых изумрудах. Он еще так молод, в нем так много ребячливого. Но он платит, так что и мне приходится для него что-то делать. Ты что, Эми? Почему ты вскочила?

Эмма смотрела на мисс Келли с испугом.

— Платит? — повторила она. — Он платит?

Мисс Келли с хохотом откинулась на кушетку. Странным, как бы испытующим взглядом окинула она Эмму с головы до ног.

— Все, что ты здесь видишь, оплачено им. Это обходится ему недешево. Бедняга еще несовершеннолетний и располагает только небольшими карманными деньгами, которые ему выдает его папочка, этот король филистеров. Так что принцу приходится залезать в долги и обращаться к ростовщикам.

— И вы — ты — принимаешь это от него?

— Кто желает стать королем, должен заранее этому учиться. Не возьму я — возьмет другая. Всем нам надо платить, даже порядочным супругам. Только этим-то приходится хуже, чем нам. Им не так просто вырваться на свободу, если они уже сидят на золотой цепи. В этом только и разница между ними и нами. Все остальное ложь, фразы, лицемерие. Ну, не принимай такой удрученный вид дурочка! Лучше иди ко мне и захвати изумруды. Укрась меня для толстячка и надень на меня золотые цепи.

Она, смеясь, протянула белую руку, с которой соскользнул рукав, открыв изящный сгиб.

Эмма машинально повиновалась. Все услышанное оглушило ее. Саркастический тон мисс Келли, когда она говорила о Ромни, принце, о себе самой и обо всем мире, поверг Эмму в смятение и печаль. Неужели это действительно так, и повсюду царит лишь корысть и холодный расчет?

Она надела на мисс Келли браслеты, закрепила на шее, круглой и нежной, колье и вдела серьги в розовые мочки ушей.

Руки Эммы задрожали, когда она, опустившись на колени около мисс Келли, прикоснулась к ее теплому телу. Эта женщина с выступавшей из красного корсажа белой грудью, раскинувшаяся на кушетке, сложив руки под черными волосами, показалась ей ослепительно прекрасной, Темными полукружьями лежали ресницы на бледных щеках. А рот…

Взглянув на этот рот, она невольно вскрикнула. Верхнюю губу покрывал нежный пушок. Изящный, благородный изгиб, в уголках рта — маленькие затененные ямочки.

— Что случилось, Эми? — спросила мисс Келли. — Что тебя напугало?

Она все еще лежала навзничь, неподвижно, с закрытыми глазами. Белые зубы блестели за жаркими алыми губами.

Эмма смотрела, как зачарованная.

— Твой рот, — проговорила она с трудом. — Как он красив! Как рот Овертона. Я не могла отвести от него глаз.

— И тебе, наверно, хотелось бы его поцеловать?

— Поцеловать…

— Почему же ты не целуешь, дурочка?

Она внезапно охватила Эмму, привлекла ее к себе и стала покрывать ненасытными горячими поцелуями ее лицо, шею, грудь.

— Я твой Овертон! Я люблю тебя, люблю! Поцелуй меня, моя маленькая белая голубка. Целуй же, целуй меня!

* * *

Эмме удалось наконец вырваться. Она провела обеими руками по голове. Ей казалось, что из ее распущенных волос с треском вылетают искры, что ее кожу исхлестали крапивой. Когда мисс Келли поднялась, Эмма с ужасом отпрянула от нее.

— Не приближайтесь ко мне! Оставайтесь там! Если вы встанете, если вы меня еще хоть раз поцелуете, я уйду и больше уже не вернусь.

Мисс Келли сидела на краю кушетки, облокотившись на валик. Она тяжело дышала, серые тени легли на ее лицо, глаза были тусклыми и мрачными. Расслабленная и вялая, она казалась постаревшей сразу на несколько лет.

— Колокольчик… — пробормотала она задыхаясь, — позвонить… пусть придет Крук… Крук…

Вошла миссис Крук. Взглянув на свою госпожу, она достала что-то из шкафчика, пряча это от Эммы, затем, подойдя к мисс Келли, склонилась над ней, заслонив ее своей широкой спиной. В комнате распространился сильный запах, и мисс Келли с легким вздохом откинулась назад.

— Мисс Келли нездоровится, — запирая шкафчик, сказала миссис Крук невозмутимо. — Лучше оставить ее одну. Идемте со мной, мисс Лайен. Я покажу вам дом и вашу комнату.

Ее слова звучали как приказ. Не говоря ни слова, Эмма оправила волосы и одежду и пошла за нею следом. Выходя из комнаты, она бросила быстрый взгляд назад.

Мисс Келли лежала в подушках, скорчившись как умирающая.

Глава шестая

Когда Эмма вошла в предназначенную ей маленькую комнатку, у нее вырвался восхищенный возглас.

В открытое окно был виден парк, охватывавший всю ширину дома и уходивший, казалось, в бесконечную даль. Старые деревья были увенчаны пышными кронами, в густых зарослях кустарника таились уголки, где царил полумрак, обширные лужайки радовали глаз сочной зеленью. Сквозь тростник сверкала гладь пруда.

Прекрасна была и терраса, соединявшая дом с парком. Своими древними статуями, широкими каменными плитами, тяжелыми балюстрадами и темной зеленью обвивавшего ее плюща она напомнила Эмме незабываемые декорации театра Друри-Лейн.

Ромео и Джульетта…

Когда она выйдет ночью на террасу в длинном ночном одеянии, распустив волосы, ей будет казаться, что она — Джульетта. Джульетта, которая с нетерпением ждет возлюбленного.

Она невольно подумала об Овертоне, и внезапно ее охватил ужас. Увидит ли она его когда-нибудь, если останется в этом доме? А если он ее здесь отыщет, что подумает он о ней, живущей у мисс Келли?

Разве мисс Келли не сказала, что принц ее содержит? А ее странное поведение, постоянная смена ее настроений, ее презрение к себе, ее жажда любви и наслаждений — не больна ли она? Что сделала миссис Крук, почему мисс Келли словно лишилась чувств и выглядела как умирающая?

Все вокруг показалось вдруг Эмме каким-то зловещим. Шум деревьев в парке, непристойные картины на стенах, все это постыдное богатство внушало ей страх. Она почувствовала себя брошенной на произвол судьбы, беззащитной, беспомощной, лишенной надежды.

Что если вернуться к миссис Кейн? Быть может, старой дамой двигал не только расчет как полагает мисс Келли.

Она направилась к двери, чтобы сразу выполнить свое намерение, но в этот момент в комнату вошла миссис Крук.

— Простите, мисс Лайен, если я вам помешала. Там пришел человек, который хочет вас видеть. Он уже был здесь однажды и наводил о вас справки, но тогда мы и сами не знали, где вы. Он назвал себя Том Кидд и выглядит, как матрос.

Эмма почувствовала испуг. Том? Что ему здесь надо? Что-нибудь случилось с матерью?

— Мне спуститься к нему, — спросила она встревоженно, — или он может прийти сюда?

Миссис Крук кивнула.

— Я пришлю его к вам, мисс Лайен. Но я прошу вас иметь в виду, что у мисс Келли гость и ее нельзя беспокоить.

Эмма бросилась Тому навстречу.

— Том! Что случилось? Почему ты приехал в Лондон? Как мать?

Казалось, он не слышит ее вопросов. Он смотрел на нее, ослепленный. Эта благородная дама — неужто это и в самом деле та маленькая девочка, которая пасла вместе с ним овец у залива Ди?

— Эми, — пробормотал он, запинаясь, — мисс Эмма…

По обычаю валлийских крестьян он вошел, не сняв своей матросской шляпы. Он невольно снял ее сейчас и объяснил свое появление.

Ничего плохого не произошло. Правда, мать чрезвычайно волновалась за Эмму, но после получения радостного письма из дома миссис Кейн она успокоилась. И люди в Хадне примирились с отъездом Эммы и почти не говорят о ней.

Она слушала с улыбкой. Ей было ясно, что он о чем-то умалчивает. Люди в Хадне, наверно, вынесли «бродяжке» приговор и считают ее совсем пропащей. Но когда-нибудь они поймут, что заблуждались.

— Ну а ты, Том, — спросила она, усаживая его, — что привело тебя сюда? Ты хотел посмотреть Лондон?

Он смущенно вертел в руках шляпу. Потом взглянул ей в лицо и больше не спускал с нее глаз.

— Я бедняк, мисс Эмма, который ничему не учился и не умеет складно говорить, — сказал он, запинаясь и подыскивая слова. — Но еще когда вы пасли овец на ферме мистера Блосса, кто поджидал вас каждое утро на холме и проводил с вами весь день? Кто мастерил вам шляпы от солнца из листьев водяных лилий и дудки из веток ивы? Кто следил, чтобы ваши овцы не свалились в речку Ди и не потонули?