Ближайший к ней индеец протянул руку и потрогал ее мокрые волосы. Китти испуганно отшатнулась.

– Не трогай меня! – Вскочив на ноги, она попыталась убежать, но один из воинов преградил ей путь.

– Идти, – повелительно взмахнул рукой первый индеец, сохраняя все то же каменное выражение на лице. – Нам идти.

Китти удивленно уставилась на него: индеец и впрямь говорил по-английски. Дикарь счел нужным пояснить – видимо, ее растерянность была слишком явной:

– Моя ходить война. Моя ходить домой. Моя знать про война белых людей. Твоя ходить к нам. Твоя лечить.

Стало быть, им про нее все известно, размышляла Китти, понурившись и шагая следом за воинами, не спускавшими с нее глаз. Куда ее ведут? Одному Богу известно! Но она все еще жива и все еще надеется обрести свободу.

Услышав звук ревущей воды, она резко обернулась. Их путь пролегал вдоль берега реки. На противоположной стороне она заметила людей Джейба, беспомощно махавших кулаками и сотрясавших воздух ругательствами. Один из индейцев выстрелил в воздух, и дикари с хохотом стали следить за тем, как белые в панике бросились врассыпную.

И когда мерзавцы попрятались, Китти застыла, увидев доселе скрытое от нее тело, лежавшее в луже крови. Это был Джейб.

Стало быть, тот выстрел, что прогремел перед тем как ей нырнуть, сделали индейцы. Они застрелили Джейба и спасли ей жизнь.

Вот только с какой целью?

Внезапно возле нее очутился индеец, украшенный самыми пышными перьями.

– Сын вождя сильно болеть. Давай-давай быстро.

– У меня нет саквояжа, – буркнула Китти и повторила. – Мне нужна сумка. – С помощью жестов она попыталась изобразить, какая именно. – Сумка с лекарствами… чтобы лечить. Я обещаю, что сделаю все, что смогу, но мне нужна сумка. Без нее ничего не получится.

Вождь обернулся к воинам и что-то сказал на своем наречии. Пронзительно завывая, угрожающе размахивая томагавками, палицами и ружьями, которые удалось похитить у убитых солдат, дикари попрыгали в воду Китти следила, как они ловко перебираются на тот берег, перескакивая с одного камня на другой. Движения их были удивительно точны и грациозны.

– Нам ходить, – повторил вождь, тронув ее за руку.

Китти неохотно последовала за ним, а за ее спиной раздавались боевые кличи вперемешку с диким ревом бандитов, ружейными выстрелами и предсмертными воплями.

Глава 36

В воздухе пахло пороховой гарью. Тревису подчас казалось, что этот назойливый запах будет преследовать его до конца жизни. Окинув взглядом стоянку, освещенную последними лучами заходящего солнца, он обнаружил, что бойцы погружены в мрачные раздумья. Суждено ли им увидеть новый рассвет над горами Теннесси? Или их ждет близкая смерть, собирающая обильную жатву на поле брани? Кому предстоит стать ее жертвой? Это знает один Господь. Господь.

Взгляд Тревиса снова обратился к сполохам заката и черневшим на его оранжево-красном фоне вершинам сосен. Ведь это Он велел солнцу опускаться вечером и подниматься утром, не так ли? Он сотворил и эти вот деревья – высокие, гордые своей красотой. И Он сотворил самого Тревиса, как и всех прочих. Он сотворил чудо жизни. И еще большее чудо то, что Тревис до сих пор жив. Так почему же он редко вспоминает о Боге и о вечной жизни? Сколько раз он удивлялся несчастным, получавшим ужасные ранения, но умиравшим в мире. Они уверяли, что слышат дивную музыку и лицезреют сверкающие небеса, тогда как их залитые кровью и потом лица мочил грязный дождь! Тревис сильно сомневался, что ему удастся в подобный момент ощутить такое же умиротворение. Какая же тайна была поведана им и осталась недоступна ему? Жизнь. Смерть. Всякий человек втянут в этот круговорот, не так ли? И коль скоро его не избежать, следует встретить неизбежное с достоинством и спокойствием. И нечего расслабляться и тратить время на бесполезные восторги по поводу того, как чудесен созданный Им мир.

Ведь Его даже нельзя считать некоей определенной личностью – согласно тем молитвам, которые временами слышал (или, вернее, подслушивал по случаю) Тревис у товарищей по оружию. Сам он никогда не ходил на службы, но кое-кто из полковых священников обладал таким голосом, от которого буквально содрогалась земля и в уши невольно вливались речи о великодушии Творца, даровавшего нам жизнь вечную. Но уготовано сие лишь для уверовавших в Него, все же прочие, не удостоенные Книги Праведников, отправятся непременно в ад.

Тревиса мало волновали проблемы ада и рая, если уж на то пошло. Гораздо важнее было позаботиться о том, чтобы не попасть под пулю, вовремя набить желудок, иметь под рукой фляжку, если захочется выпить, и желательно женщину, если захочется иных утех.

При мысли о женщине в памяти Тревиса всплыли фиалковые глаза и обольстительная улыбка. Ох и горячая штучка эта дамочка! Конечно, не все было у них гладко, но и хорошие моменты случались нередко, да еще какие! Вот только под конец он распустился, утратил бдительность и даже поверил, что маленькая обманщица по-настоящему влюбилась в него. За что и получил удар в спину – а чего еще прикажете ждать от женщины?

Ох, ну и холод! Хорошо бы погреться у костра, но генерал Грант категорически запретил разжигать костер – вокруг полно Ребов. Закутавшись поплотнее в плед, Тревис по привычке погладил рану. Слава Богу, она затянулась, и капитан освободился от женских оков. Но действительно ли это так?

Китти. Черт бы ее побрал, почему он обречен грезить ею? Она-то, поди, и думать про него забыла, как только сбежала вместе со своим дружком-южанином, или кем он там ей приходится? Ведь он ей безразличен. Она лишь воспользовалась им и обвела вокруг пальца. И непременно получит за это по заслугам, вот только надо до нее добраться! С каким наслаждением он сомкнет пальцы на этой шелковой нежной шейке и станет сжимать их что было сил, покуда милые фиалковые глазки не выскочат из орбит!

Нет! Он отчаянно тряхнул головой. Тревис может сколько Угодно ломать комедию перед Сэмом, но себя-то он не станет обманывать! Он не сможет причинить ей зла. Не то чтобы он хотел обладать ею вновь – с него хватит! – но если они и вправду повстречаются, Тревис просто отвернется и гордо пройдет мимо. Но мстить он ей не станет! Та горячая, душная волна, что накатывает на него всякий раз при воспоминании о Китти, делает ее неприкосновенной.

Рядом хрустнула ветка, и Тревис автоматически схватил ружье.

– Это я… – прозвучал знакомый голос Джона Райта. – Не стреляй.

– …а какого черта ты подкрадываешься в сумерках? – проворчал Тревис, пока одноглазый ветеран усаживался рядом. – Все в отряде начеку, кругом полно Ребов.

– Да уж, в этих горах так и кишат конфедераты.

– Тебе не очень-то нравится прозвище Ребы, верно? – заметил Тревис, давно обративший на это внимание.

– А что значит Реб? – небрежно пожал плечами Джон. – Человек, протестующий против чего-то и поднявший мятеж? Но ведь каждому из нас приходится против чего-то протестовать – такова жизнь! И разве мы такие уж разные? Вот, к примеру, убьют нас с тобой нынче ночью – и чем мы будем отличаться от южан?

– Да уж, Джон, весельчак из тебя не вышел.

– Ас чего мне веселиться? Ты сам-то слышал новости? Завтра на рассвете мы атакуем Брэгга. У него невыгодная позиция, да и числом мы его превосходим, но все равно поляжет в бою немало. Вот я и думаю: готов отдать концы и отойти в мир иной или нет?

– Куда отойти? – горько рассмеялся Тревис. – Есть ли он вообще, этот мир иной? Джон, да ведь я только что сидел и думал о том же самом! Когда кончится последний бой, куда мы попадем? Только не корми меня баснями про небеса и ад, я все равно в них не верю!

– Я сам не раз сомневался в этом, Колтрейн, но тебе скажу вот что: если нет ни рая, ни ада, ради чего вся эта каша? Ну, взять хотя бы нашу войну! Какая разница, за кого воевать, если в итоге окажемся все вместе – и правые, и неправые? Нет, у меня в башке такое не укладывается, как ни крути.

– Стало быть, ты веришь в Бога.

– Если ты ни во что не веришь, зачем вообще суетиться и жить? К примеру, взять хотя бы завтрашний бой. Мне вовсе не хочется сложить там голову. Но, по крайней мере, я могу думать, что такой конец станет всего лишь началом, что Он примет меня на небесах и дарует вечную жизнь.

Тревис вытащил из кармана сигару и подозрительно понюхал. Так и есть, отсырела. Он брезгливо отшвырнул ее подальше.

– Вот уж не думал, что ты настолько религиозный человек, Джон. Всегда считал тебя таким же сорвиголовой, как я сам.

– Плохо же ты меня знаешь. Может, нам стоит почаще бывать вместе, тогда я смогу поверить, что ты любишь мою малышку.

– Люблю твою малышку?! – Тревис чуть не подавился. – Это Китти, что ли? Нет уж, послушай, что я скажу! Я в жизни не любил ни одну женщину. Ну да, она довольно смазлива, и мне нравилось на нее смотреть, но любить?

– Китти верит в Бога, – невозмутимо продолжал Джон.

– Вот как?

– Да. Мы частенько посиживали в лесу у костра и читали друг другу Библию. А потом болтали обо всем: о Боге и небесах, о жизни и смерти. Китти относилась ко всему этому всерьез, я знаю точно. И хотя характерец у нее такой, что может довести до белого каления любого, душа – самая чистая.

– Это еще как посмотреть, – запальчиво возразил Тревис. – Похоже, ты забыл, что меня-то она предала.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, потому что она поступала в соответствии со своей верой. И ни в чем ее не виню. Я сам учил малышку до конца стоять за то, во что веришь. Похоже, ты, парень, забыл, что повлек ее за собой против воли – разве она об этом просила? Представляю, как Китти на тебя злилась, – и Джон самодовольно хмыкнул. – О, это еще та штучка! Не завидую тому, кто отважится стать ей мужем. Скучать ему не придется, это точно!

Тревиса снова окатила горячая волна, от которой кровь толчками запульсировала в паху, и он подумал, что целиком согласен с последним утверждением Джона, но предпочел внешне остаться равнодушным, пробормотав: