– По-моему, это в обычае у джентльменов с Юга, – парировал Грант, теребя бороду, – если только вы рассказали правду. Ну так зачем ты привел ее сюда? – снова спросил он у Тревиса.

– Один из убитых нами бандитов оказался с ампутированной рукой. Операция была сделана по всем правилам вот этой юной леди.

– Неужели? – удивился генерал. – В это даже трудно поверить! Да ведь вы можете принести огромную пользу! После боя я приглашаю вас отобедать со мной и рассказать поподробнее, как вам удалось выучиться на доктора. – И он повелительно кивнул Тревису: – Проводи ее до полевого госпиталя, а потом с докладом явишься ко мне. Надо обсудить план размещения тяжелой артиллерии вдоль речного русла.

Найти дорогу до ближайшего госпиталя не составило труда – нужно было просто выбрать тропинку, вдоль которой валялись груды мертвых и полумертвых солдат.

Китти увидела страдания, о существовании которых и не догадывалась: люди, у которых была снесена часть лица, или такие, которым снаряд угодил в живот, и они лежали, дожидаясь смерти, а их внутренности валялись рядом, смешанные с грязью. Один, совсем еще молоденький, свернулся, как ребенок, на рваном одеяле и баюкал свою оторванную ногу, истекая кровью.

Войдя в освещенную лампой палатку, Китти увидела скользкий от крови стол и груду отрезанных рук и ног по одну его сторону. Перепачканный кровью хирург сердито уставился на непрошеных гостей:

– Черт побери, только женщин здесь не хватало. Что ей нужно?

– Она может заниматься вот этим ничуть не хуже вас, док, – рявкнул Тревис. – А теперь потрудитесь дать ей стол и нож и обеспечьте работой.

– Я… я не думаю, что справлюсь… – испуганно запротестовала Китти. Единственная операция на единственном пациенте – это одно, а вот такое массовое отсечение людских конечностей может привидеться только в страшном сне. – Нет… Пожалуйста, уведите меня отсюда…

– Вот видите? – сердито взмахнул в ее сторону окровавленной пилой хирург. – Мне вовсе ни к чему здесь визг и обмороки. А теперь убирайтесь.

– Послушайте! – Тревис с силой тряхнул ее за плечи. – Если бы ваш отец лежал вот так, полумертвый, вы бы хотели, чтобы нашелся человек, который спас его? А теперь подумайте обо всех этих людях – не важно, федералы они или нет, – каждого из них тоже кто-то любит не меньше, чем вы любите своего отца! И все они хотели бы, чтобы вы помогли их любимым!

Китти подняла лицо и заглянула в холодные серые глаза. Его тонкие ноздри трепетали от ярости. Она не в силах была двигаться и даже говорить. Звук упавшей на пол очередной отрезанной конечности заставил Китти нервно вздрогнуть.

– Я должен был догадаться, – презрительно бросил Тревис, отпуская ее плечи. – Я должен был догадаться с самого начала, что все это лишь пустая бравада! А как только дойдет до дела, вы превратитесь в самую заурядную хнычущую бабу. Убирайтесь на все четыре стороны! Смотреть на вас тошно!..

И он толкнул ее к выходу из палатки, но Китти развернулась и с силой отбросила его руку.

– Не смейте прикасаться ко мне! – угрожающе прошипела она. – И не смейте говорить со мной в таком тоне! Если дойдет до дела, то я справлюсь с этим не хуже любого доктора!

– Так докажите это!

Их яростные взоры пересеклись. Вызов был брошен. Оттолкнув Тревиса с дороги, Китти подошла к столу хирурга и нарочито вежливо проговорила:

– Я приступаю к работе. Что бы вы могли мне поручить?

Довольно ухмыляясь, Колтрейн выскользнул из палатки, а Китти уже распоряжалась санитарами, показывая, где поставить еще один стол и куда нести следующего раненого.

Очень скоро ее одежда, как и у хирурга, насквозь промокла от крови. Лечить раненых было тяжким трудом. Как только она заканчивала обрабатывать рану одному солдату, его торопливо уносили прочь, а место на столе занимал другой. Бесконечная череда ужасных увечий!

О Господи, неужели ей суждено длиться вечно – этой веренице растерзанных, изувеченных тел, вливавшихся с одной стороны в духоту палатки и исчезавших с другой? «Парад полутрупов, – устало подумала Китти. – Боже, только бы он кончился поскорее. Только бы он кончился до того, как я сойду с ума и выскочу из палатки с дикими воплями. У меня больше нет сил продолжать!»

А раненых все несли и несли. Кто-то сунул Китти в руки чашку кофе, и она осушила ее одним глотком. Затем ей дали глоток крепчайшего самогона, и она почувствовала, как огонь разливается по ее телу. Но, по крайней мере, это дало Китти силы снова взяться за работу.

С первыми лучами, как и обещал генерал Грант, расположившаяся вдоль речного берега артиллерия начала обстреливать конфедератов. Из разговоров санитаров Китти поняла, что генерал Грант дождался подкрепления. К нему пробился генерал Булль. И все как один твердили, что федералы выиграют этот бой. Они с успехом пустили в дело картечь – небольшие снаряды размером с апельсин, убивающие наповал в радиусе семисот ярдов. Они стреляли также снарядами Канистера, начиненными металлическими шариками размером со сливу, разлетающимися на триста ярдов от места взрыва. А еще у них на вооружении есть «наполеоны» – так назывались гладкоствольные гаубицы, с которыми ничто не могло сравниться по мощи. Они косят мятежников сотнями – направо и налево!

Среди солдат царило ликование оттого, что гибло столько конфедератов. Но разве они ослепли, разве не замечали, что и сами купаются в крови? Разве их не трогала картина мук и увечий, от которых страдали обе стороны? Неужели гибель врага столь ценная вещь, что за нее не жалко отдать жизнь своего товарища?! Нет, этого она не могла понять.

На окровавленный стол уложили юношу не старше девятнадцати лет с оторванной нижней челюстью. Китти, осторожно стирая кровь с его лица, прикидывала, сможет ли хоть чем-то облегчить предсмертные страдания солдата. Снаружи кто-то крикнул, что конфедераты дрогнули и бегут. И в ответ раздался радостный клич из глоток сотен лежащих на земле раненых – кричали все, кто еще мог дышать.

Китти почувствовала себя предательницей. Ее земляки отступают, истекая кровью, в то время как она торчит в этой вонючей палатке и пытается помочь их врагам. А что, если там, в гуще боя, оказался и ее Натан? Что, если он ранен? Вот этот мальчик, который даже стонать больше не может, мог послать роковой заряд в грудь любимого человека. И ей предлагают спасать его? Господь свидетель, она не в силах! Она не в силах шевельнуть пальцем, чтобы спасти жизнь еще одному янки…

Хлороформ. Она может воспользоваться хлороформом, якобы для того, чтобы усыпить раненого на время, пока будет обрабатывать рану, но даст ему смертельную дозу. Док отлично обучил ее пользоваться хлороформом, и к тому же она перечитала по этому вопросу все книжки в его скудной библиотеке. Она может облегчить солдату уход из жизни, а потом, пока его будут уносить, выйдет из палатки и скажет, что хочет немного подышать свежим воздухом. А на самом деле постарается уйти, она доберется до самой реки и, если повезет, догонит отступающих конфедератов. Вряд ли кому-то взбредет в голову стрелять по женщине!

Внезапно Китти ощутила рядом чье-то присутствие. Она обернулась и увидела грязное, искаженное мукой лицо доктора. Его губы беспомощно дрожали, а глаза заволокло туманом.

– Это… это выше моих сил… – прохрипел он. – Такая бойня…

Китти не устояла перед искушением выплеснуть все отчаяние, накопившееся за эту ужасную ночь, на первого человека, заговорившего с ней о том, что волновало и ее.

– Но ведь вы, янки, именно этого и добивались, не так ли?! – закричала она. – Вот этой бойни, этой крови, этого ужаса и страданий? Именно этого вы хотели, когда принялись диктовать Югу, что он должен и чего не должен делать! А вот теперь, когда война идет полным ходом и ваши люди гибнут и страдают так же, как и наши, вам это не нравится. Ну, что до меня, то хватит – больше я не помогу ни одному янки!

Доктор опустил глаза на еле слышно стонавшего мальчика на ее столе и прошептал:

– Мисс, я не янки. Я тоже южанин, как и вы, и попал в плен возле Булл-Рана, и меня силой заставили лечить федералов…

Китти изумленно посмотрела на него. Вот уж неожиданное открытие!

– Но как же вы можете? Как вы можете простаивать тут часами и подстегивать себя кофе и виски, чтобы простоять еще, заштопывая одного янки за другим? А они вернутся в строй и снова будут убивать наш народ?!

Раненый мальчик громко застонал и вдруг затих. Китти поняла, что он был мертв.

Доктор трясущейся рукой погладил его по лбу.

– Я уговаривал себя, что однажды смогу помочь кому-нибудь из дорогих мне людей, если они угодят ко мне на стол… что я обязательно спасу их… но я ничего не смог поделать…

Китти изумленно смотрела, как он, обливаясь слезами, ласково гладил по голове мертвого янки.

– Это был мой сын… – рыдая, вымолвил он. – Не янки, а мой сын!!!

Китти не могла больше вынести этого! Она опрометью выскочила из палатки. В общей суматохе никто ее не заметил. Спотыкаясь, Китти побежала в лес. Где эта проклятая река? По какой дороге наступают янки? По какой отступают конфедераты?

Забравшись в самую чащу леса, Китти продолжала мчаться во весь дух, не разбирая дороги, раздирая в клочья платье. Неожиданно она остановилась: перед ней лежал труп человека, одетого в форму федерала. Значит, она уже приближается к задним рядам отступающих южан. Если хватит сил пробежать еще немного, то она вполне сможет догнать уцелевших конфедератов. Китти в тоске огляделась. Боже праведный, да здесь и шагу ступить нельзя – кругом одни трупы! Как будто сама смерть расстелила под ногами этот отвратительный, кощунственный ковер!

Скоро стемнеет. Но утром обе стороны почем зря начнут стрелять по всему, что движется. Кроме того, одержавшие победу янки ринутся вперед, окружая и захватывая в плен всех, кто попадется. Так что в ее распоряжении ночь. Если до утра она не догонит основные силы конфедератов, ее схватят снова.

Значит, надо двигаться вперед во что бы то ни стало. Внезапно Китти услышала шепот – едва различимый, он все же достиг ее ушей: