– А что случилось потом?

– Я выстрелила в него, – просто сказала она, недоумевая, отчего у капитана удивленно распахнулись глаза, – …из папиной винтовки, которую он всегда держал под скамейкой в фургоне. Ох, да не смотрите так на меня! Я всего лишь ранила его в плечо. А потом у нас с ним случилась отвратительная стычка – я защитила негров, которых он стал при мне избивать. Папа как раз пытался помочь бежать им, но их схватил ку-клукс-клан. Всех троих убили.

Она замолкла, ожидая реакции, которая не замедлила последовать:

– Так вы хорошо стреляете?

– Еще как хорошо! – оживилась Китти. – Папа обучил меня всему, что относится к стрельбе. Он часто брал меня с собой на несколько дней в лес, на охоту.

Китти молча следила, как Тревис взял в руки лежавшую в изголовье винтовку и протянул ей:

– Вы когда-нибудь видели такое оружие?

Она отрицательно покачала головой.

– Это скорострельный карабин Спенсера, обладает невероятной убойной силой! Вы умеете с ним обращаться?

Она снова покачала головой, и Тревис пустился в подробные объяснения. Китти выслушала все крайне внимательно и все же не смогла удержаться от вопроса:

– Но скажите на милость, зачем вам учить меня стрелять? Разве вы не боитесь, что я могу вас пристрелить?

– Хотел бы я посмотреть, как у вас это получится, – пожимая плечами, улыбнулся Тревис. – Вы слишком ценная персона, Китти. С вашими познаниями в медицине вы запросто сможете заменить любого врача в полевом госпитале. Однако наш путь лежит через зону боевых действий, и может случиться необходимость отбиваться от мятежников. Я хотел, чтобы вы знали, как пользоваться нашим оружием именно на такой случай.

– Я никогда не подниму оружия на южанина!

– Похоже, вы упустили из виду, что теперь любой мятежник примет вас за янки, – весело расхохотался Тревис, – и наверняка постарается подстрелить! Так что лучше хорошенько приготовиться к защите, если, конечно, вам их хваленое Дело не дороже собственной жизни. Вы, наверное, вообразили, что познали все ужасы ада, пока торчали в неволе у Люка Тейта, но это не так. Настоящий ад вам еще предстоит увидеть, когда окажетесь в гуще боя, где солдаты будут гибнуть рядом с вами один за другим, а их оторванные снарядами руки и ноги летать по воздуху, словно мотыльки. И я очень надеюсь, что вы это выдержите.

– И оттого позаботились напялить на меня платье? – не сдержалась она. – Вы захотели придать мне женственный вид и потребовали изящных манер, и при этом сидите и как ни в чем не бывало рассуждаете, что мне предстоит участвовать в сражении наравне с мужчинами?! Это выглядит по меньшей мере глупо!

– Как раз напротив! Я лелею надежду, что какой-нибудь Джонни Реб[7] обратит внимание на женское платье и успеет подумать, прежде чем выстрелит в женщину.

Так вот, значит, что было у него на уме, а вовсе не тупое желание поставить ее «на место»! Чувство симпатии охватило Китти, но уже в следующую секунду Тревис обдал ее ушатом ледяной воды, добавив:

– А еще я подумал, что одетая в платье вы чаще будете вспоминать, что вы женщина, а не строить из себя мужчину!

Пленница поспешно отвернулась, стараясь скрыть досаду. Если она всерьез намерена завоевать его доверие и притупить бдительность, следует повременить с гневными вспышками и угрозами. Благоразумно решив сменить тему беседы, Китти спросила:

– Расскажите, как вы жили до войны у себя в Луизиане.

– Я ловил рыбу и охотился на болотах.

– Так что же заставило вас пойти воевать?

Колтрейн не спеша стянул через голову пончо, под которым был надет темно-синий мундир янки, снял и его тоже, а потом предложил:

– Взгляните на мою кожу.

Она завороженно посмотрела на широкую, поросшую густыми темными волосами грудь, скользнула взглядом по мускулистым плечам… Тревис был отлично сложен, и Китти невольно залюбовалась им. Спохватившись, она постаралась сосредоточиться на разговоре и пробормотала:

– Она довольно темная. Наверное, вы много бываете на солнце?

– Принцесса, – горько рассмеялся он, – дело в том, что я – французский креол[8], и такая темная кожа у меня от рождения.

– Ну и что? – недоуменно спросила Китти, не понимая, к чему он клонит, но успев заметить выражение гнева и боли в его глазах.

– Моей сестре было всего четырнадцать лет, когда ее похитили торговцы рабами. – Видно было, с каким трудом дается ему каждое слово. – Наших родителей к тому времени уже не было в живых. Я старался прокормиться рыбалкой, и был далеко на болоте, когда они явились за ней. Она была прелестной девочкой, и многие мужчины хотели овладеть ею. Когда я вернулся домой, обнаружил, что ее украли. Я бросился на поиски, горя желанием поймать и убить похитителей…

Его голос беспомощно прервался. В припадке гнева он схватил камень и швырнул в кусты. Наступившая тишина буквально звенела от напряжения, и Китти не сразу набралась храбрости, чтобы спросить:

– И вы нашли ее?

– Эти проклятые ублюдки продали ее в рабство… – Тревис обратил на нее пылающий взор, – и к тому времени как я напал на след, ее успели изнасиловать не меньше сотни подонков! А она не вынесла и покончила с собой.

– Господи Боже… – выдохнула потрясенная Китти и невольно коснулась его руки, желая утешить.

Колтрейн лишь мрачно засмеялся, сбросив ее ладонь:

– Итак, теперь вам должно быть ясно, отчего я с таким пылом воюю против рабства! Ведь эти мерзавцы продали ее как невольницу!

У Китти не нашлось слов. Каждому человеку суждено сражаться со своими собственными демонами, обитающими в его душе, – так часто говорил ее отец. И каждый делает то, что должен делать. У Тревиса Колтрейна есть одни причины, у ее отца – другие, а у самой Китти – третьи.

Прошло несколько минут напряженной тишины, и Тревис грубо приказал:

– Идите-ка вы спать, Китти. Ночью предстоит чертовски трудная дорога. И не вздумайте пытаться удрать. Я расставил часовых.

Да, он все так же не доверяет ей, однако дело сдвинулось с мертвой точки. По крайней мере, они уже способны вполне мирно общаться, и это можно считать неплохим началом, а ведь начало обязательно приведет к какому-то концу. Растянувшись на одном одеяле и укрывшись другим, пленница моментально провалилась в глубокий сон, измотанная дневным переходом.

Когда она снова открыла глаза, кругом царила непроглядная тьма. Прошло несколько минут, прежде чем Китти сообразила, где она и что происходит. Тревис тряс ее за плечи: пора собираться в путь. Они выступают.

Продвижение по лесной чаще ночью оказалось долгим и опасным делом. Тревис признался, что и сам не знает толком, где именно можно встретиться с Грантом. Не исключено, что им придется не раз столкнуться с войсками конфедератов, которых может оказаться здесь великое множество.

Апрель выдался на редкость холодный, и Китти вскоре начал бить озноб. Тревис немало удивил ее, когда обратил на это внимание и стянул с себя теплое пончо, грубовато заметив:

– Не могу позволить вам простыть и разболеться. Того и гляди, нам понадобится ваша помощь, если мятежники устроят нам теплый прием.

Они продвигались очень медленно, стараясь быть все время начеку. Вдруг все замерли, натянув поводья лошадей. Тревис ухватил за уздечку лошадь Китти и еле слышным шепотом велел вести себя тихо, как мышь:

– Там, впереди, кто-то есть!

Не дожидаясь приказа, двое передних всадников спешились и поползли на разведку. Китти напряглась всем телом в страхе, что малейшее движение может спровоцировать огонь, который уничтожит весь отряд.

Но вместо грохота выстрелов она вдруг услышала радостные крики. До ее слуха донеслись отдельные слова – кто-то просил их поспешить и как можно скорее привести доктора.

Чьи-то руки рывком сняли ее с седла – это точно был не Тревис. Он уже скрылся где-то впереди. Незнакомый солдат тащил ее в ту же сторону, где на поляне его товарищи споро разжигали костер. Послышались стоны, и в следующий момент она замерла от ужаса при виде освещенной высоко взметнувшимся пламенем картины.

В одном ряду лежали пять или шесть трупов, вместо лиц – кровавое месиво, из развороченных тел на землю вывалены еще дымящиеся петли кишок. Ее потащили дальше, туда, где сидел прислоненный к стволу дерева паренек не старше семнадцати-восемнадцати лет. Словно в кошмарном сне Китти увидела его левое глазное яблоко, свисавшее из истекающей кровью глазной впадины. Раненый был в состоянии шока и приглушенно стонал.

Китти наскоро осмотрела несчастного. Он потерял слишком много крови, и помочь ему она не могла. Этот мальчик доживал последние минуты, и было вообще удивительно, с каким упрямством он цепляется за жизнь.

– Я… хочу… поговорить с офицером… – еле различимо прошептал он. Тревис торопливо опустился рядом на колени и назвал свой чин.

Мальчик являлся солдатом Союза, и для него одобрение командования оказалось дороже собственной жизни.

– Поспешите добраться до Гранта… доложите… мы узнали… мятежники хотят атаковать как можно быстрее… пока он не получил подкрепления…

Тревис вопросительно глянул на Китти. Та лишь молча покачала головой. Раненый умирал. Все перевернулось у нее в груди, когда он закричал и забился в судорогах от боли. Глазное яблоко упало на землю, и к его влажной поверхности прилипли хвоя и песок. Освещаемая неверными бликами костра, картина эта показалась Китти настоящей фантасмагорией.

– Вы уверены?! – Тревис не замечал, что трясет ее изо всех сил. – Китти, черт бы вас побрал, не смейте мне врать! Скажите, вы можете спасти этого мальчишку?

– Нет! – выкрикнула она в ответ. – Мне очень жаль его, но он умирает от потери крови. Он уже почти мертв…

Новый приступ агонии скорчил тело несчастного, послышались утробные, звериные вопли…

– Мне жаль его… – машинально повторяла Китти, физически страдая от того, что ничем не способна помочь.

– Нам пора двигаться дальше, – с силой произнес один из подчиненных Колтрейна по имени Сэм Бачер, окинув взглядом усеянную трупами поляну. – Этих ребят явно отправили искать помощь. Значит, Гранту приходится туго, и тем более нам надо присоединиться к нему, прежде чем его окружат.