- Да? - недоверчиво протянул Майкл.- А мне всегда казалось, что ты Кентсомом гордился гораздо больше!

- Нет! Тебе в той войне досталось на порядок выше. Ты говоришь, что русские замечательные люди?

- Встречаются всякие и среди них, но мне везло!

Ресторанчик, рекомендованный Джо, оказался приятным местом. Несколько столиков, накрытых клетчатыми скатертями, пианист в углу наигрывал что-то легкое, пахло вкусно и ненавязчиво.

Мужчины уселись с бокалами кьянти в ожидании заказа, когда появился припозднившийся Фред со спутником.

- Простите,- жизнерадостно извинился брат, - но конференция затянулась, а все благодаря этому повесе с его весьма необычными теориями.

И он указал на спутника.

Молодой парень с располагающим округлым лицом и рыжеватыми волосами, крепко пожал руки присутствующим

- Марк Гершель!

Майкл смотрел, с какой обаятельной улыбкой он знакомится с членами его семьи и недоумевал, как немцы вычисляли евреев даже в толпе. Гершель был похож на крепкого ирландца, и почему- то четко ассоциировался у него с эдаким симпатичным ковбоем с Дикого Запада, по чьей-то нелепой прихоти облаченного в официальный смокинг.

Все проголодались, поэтому с аппетитом приступили к еде, попутно с оживлением рассказывая о впечатлениях этого дня. Фред с энтузиазмом нахваливал своего спутника:

- Марк - будущее американской ядерной физики! Не смотри, что ему двадцать пять, это хоть и юная, но гениальная голова!

Надо сказать, что такие похвалы со стороны брата были достаточной редкостью, он, напротив, всегда отличался воинствующим скептицизмом. Гершель слушал все эти дифирамбы спокойно, но и без излишней скромности. Молодого человека заинтересовала медаль Фрейзера.

- Вы - участник северных конвоев?

- Не совсем!

Майкл не стал себе приписывать чужих заслуг и откровенно рассказал присутствующим историю своего появления в Заполярье. А что? Время прошло, уже можно было говорить о том странном дне, не боясь, что близкие затолкают тебя в психушку. Надо сказать, что даже для сына и брата подробности этой невероятной истории были откровением, что уж говорить о Гершеле.

- Ты оказался в СССР благодаря редкостной аномалии! - поразился Фред.

- Счастливому случаю, - поправил его Майкл, - если бы меня не спас русский корабль, то ни одна живая душа не узнала, куда я пропал. Мне до сих пор становится страшно, когда я вспоминаю, на каком тонком волоске висела моя жизнь. Даже четверть века спустя не люблю летать над океаном!

Всё это время округлявший в удивлении глаза, Марк отложил вилку и нож и заинтересованно спросил.

- Я так понял, что вы служили на аэродроме "Ваенга-1" зимой 1941-42 года?

- Да! - тяжело вздохнув, подтвердил Майкл. - Возился с нежелающими летать при тридцатиградусных морозах "Кертиссами".

- Тогда вы должны были знать мою мать!

Майкл удивленно вскинул брови - кого интересно имеет в виду этот умненький еврейский мальчик?

- Моя мать - Гершель Фира Львовна служила раздатчицей в столовой этого аэродрома!

Сказать, что Майкл был поражен, это не сказать ничего, но с другой стороны, он очень обрадовался, что все-таки Фира осталась жива, если родила этого крепкого парня, и, судя по всему, сумела покинуть СССР.

- Конечно, я знал мисс Фиру, - обрадовано улыбнулся он,- но особенно мне нравилась её тетя Луиза Соломоновна - замечательная женщина! Я часто употреблял впоследствии некоторые из её словечек!

- Вы говорите по-русски?

- Лучше сказать - "говорил", потому что давно не практиковался! Но как сложилась судьба этих женщин? Как вы оказались в Америке?

Фред, Эдвард и Джо удивленно прислушивались к их диалогу.

Марк коротко перевел дыхание, сделав хороший глоток "кьянти".

- Я,- сказал он,- так называемое "дитя любви". Про своего отца я знаю только одно - он был американцем, прибывшим в Заполярье с одним из северных конвоев.

Майкл улыбнулся про себя - надо же, Фира не изменила пристрастию к американским парням!

- У неё была куча неприятностей из-за связи с иностранцем. Мать чуть было не попала в лагеря, но бабушка отдала следователю свои бриллиантовые серьги, практически выкупив её из тюрьмы. А когда в 1944 году началось наступление и все смешалось в одну кучу, один из сотрудников английской миссии мистер Паунд - друг бабушки сумел в суматохе эвакуировать нас по поддельным документам в Англию. Оттуда мы эмигрировали в Нью-Йорк, к дедушке Мойше.

Паунд, миссия, Полярный, Луиза Соломоновна - на Майкла ностальгически повеяло пряным морским воздухом Заполярья.

- Надо же, целая одиссея, - тепло улыбнулся он,- и как они поживают сейчас?

- Бабушка умерла пять лет назад, а мама уехала в Израиль сразу после объявления об образовании государства. Работала в кибуце, сейчас занимает место в местном парламенте - Кнессете. Меня в основном воспитывал двоюродный дядя. Он оплачивал и колледж, и университет.

- Ваша мать вышла замуж?

- Нет! - грустно вздохнул Марк. - Мама сказала, что любовь в жизни женщины может быть только одна, остальное - связи! Единственное, что осталось у неё от отца это американская рождественская открытка. Знаете, такие ручные старинные открытки с золочеными ангелами и трубами. Подписано "Дорогому племяннику Майклу от любящих тетушек Сары и Мэйбл". Бабушка всегда смеялась над мамой, и говорила, что только полный идиот мог подарить рождественскую открытку неверующей еврейке!

Сидевшие за столом мужчины оцепенели, чуть ли не в ужасе глядя на молодого человека, столь беспечно выбалтывающего сокровенные семейные тайны. И каждый про себя порадовался, что вечеринка мужская.

Конечно, и Фред, и Эдвард в свое время сами получали подобные поздравления от старушек, но если бы им даже отказала память, достаточно было посетить нью-йоркский особняк Фрейзеров.

Точно такая же открытка, заключенная в золоченую рамочку висела в гостиной наряду с картинами Моне, Дега и Сезанном. Её повесила Пэм, и гордо поясняла всем желающим узнать, в честь чего она решила испоганить стены этим безвкусным кичем, что открытка сыграла ключевую роль в их романе.

- Подарив открытку, он меня поцеловал, и тогда я окончательно осознала, что Майкл моя судьба!

И естественно и Фред, и Эдвард, да и Джо не раз лицезрели факсимиле покойных тетушек, и теперь тяжело и недоуменно смотрели на окаменевшего Майкла.

Но особый шок испытал, конечно, сам Фрейзер. Он был далек от мысли признать этого молодого человека своим сыном - мало ли с кем крутила Фира романы, когда они расстались?! С тем же Паундом, например! А открытка... да, он подарил ей ту открытку, и что? В конце концов, если Марк был их сыном, то почему Фира не предприняла никакой попытки его разыскать после войны? Наверное, он бы её не бросил на произвол судьбы с ребенком на руках!

Ужин продолжался дальше, но уже в иной атмосфере, чем вначале встречи. Родственники кровожадно жаждали остаться с ним наедине, чтобы задать неудобные вопросы виновнику торжества. Майкл же пристально наблюдал за Гершелем, за его жестами, манерой пожимать плечами и улыбаться. И чем дольше он смотрел на сына Фиры, тем сильнее у него складывалось впечатление, что ему знакомо это лицо. Но где он его видел и при каких обстоятельствах?

После ужина все действующие лица, кроме Марка собрались на квартире Эдварда, больше напоминающей арт-салон свихнувшегося дизайнера, чем созданное для удобства жилище холостяка. Везде какие-то косые разноцветные треугольники, странная мебель - например, кресло напомнило смущенному Майклу собачью кучку, и он с большой неохотой опустился в его мягкие недра, сразу же провалившись чуть ли не до ушей.

- Как тетушкина открытка оказалась у мисс Гершель? - прямо спросил брата Фред.

- Я сам её подарил,- огрызнулся Майкл, с раздражением разглядывая оказавшиеся прямо перед носом коленки, - это ведь не запрещено законом!

- Еврейке - рождественскую открытку?

- Другой у меня не было!

- Ты с ней спал?

Фрейзер смущенно покосился на замкнутое лицо сына, смешивающего у стойки бара коктейли для гостей. Брат мог бы как-нибудь смягчить вопрос, а не рубить вот так - сплеча! На некоторые вопросы очень сложно прямо ответить. Он ведь джентльмен, в конце концов! Только вряд ли этот аргумент радикально заткнет рот Фреду.

- Я со многими спал,- хмуро огрызнулся он,- но это не значит, что Марк - мой сын!

- Да куда уж тебе произвести на свет такого умницу (прости Эдвард!), только как ты умудрился завести роман даже в тех зверских условиях?

- Люди остаются людьми в любых условиях! Не все так просто... Не было никакого романа. Фира из семьи советской партийной элиты, репрессированной в годы сталинского террора. Запуганная, озлобленная девочка. Она вцепилась в меня, потому что я ей показался чем-то вроде инопланетянина. По крайней мере, так говорила сама Фира. Честно говоря, я плохо помню, как она выглядела - что-то тощее, страшненькое, нервное, насквозь пропитанное крепким табачищем. В общем, ничего из того, что хочется вспоминать и годы спустя!

Фред осуждающе фыркнул.

- Ты всегда был неразборчив!

- Есть такой грех,- тяжело вздохнул Майкл,- но все ведь хорошо закончилось, не правда ли? Фира - член израильского парламента, мальчик, по-твоему же собственному признанию, гениальный физик! И чего вы ко мне привязались?

Но неожиданно в разговор влез все это время молчавший Эдвард:

- Ты уверен, что Марк Гершель не твой сын?

М-да... Неудобный вопрос!

- Скорее "да", чем - "нет"! Его лицо мне напоминает кого-то знакомого из нашего окружения в Заполярье, и я так думаю, что со временем вспомню, кого именно!